Политическая ошибка
А. Некрасов
Рисунок
К. Орлова
Когда Советская власть только-только утвердилась на нашей земле, тогда и взрослые не все, и не сразу, разобрались, что к чему. А про нас, ребят, и говорить нечего. Мы одно поняли: теперь свобода, настоящая!
А раз свобода, да еще настоящая, значит, все можно. Хочешь - сиди в классе, учи "Марсельезу" по-французски, а не хочешь... Кто ж теперь удержит? Беги в Александровский сад, благо близко, и хоть дотемна смотри, как новобранцев учат штыковому бою. "Вперед коли, назад прикладом бей!" Здорово!
Многие учителя куда-то пропали. А те, что остались, - старались, как могли, но, все равно, не справлялись с нашей шумной ватагой. Отцам не до нас было, они сражались на фронтах, а мамы, конечно, не хотели мириться с таким положением. То одна, то другая подолгу сидели в кабинете бывшей хозяйки гимназии, а теперь директрисы школы. Они встречались в коридорах, заходили в столовую, а то и в классах сидели, пока шел урок. Все круче и круче пытались они обуздать нашу школьную вольницу. И до нас дошло, наконец: за свободу нужно бороться!
А с мамами как поборешься?
Москва в те дни была пестрой от лозунгов. И сами лозунги были пестрые. Одни, как набат, звучали боевыми призывами, другие тихо манили в сторону от больших дел. Помню, например, возле нашего дома, через всю улицу висел лозунг: "Долой рукопожатия!" Не знаю, кто его повесил и зачем, зато помню, что именно он подсказал, как бороться с мамами. Лозунг - вот наше оружие! И скоро лозунг родился: "Долой мамаш из гимназии!" - призывал он скромно, но твердо. Мы тогда уже были трудовой школой, но, по привычке, называли свое учебное заведение "гимназией".
Сперва потихоньку, в уголках, в коридорах, таясь, как заговорщики, шепотом сообщали мы друг другу свой лозунг. Потом громче, открыто, вслух. И наконец кому-то пришла в голову идея обнародовать наш лозунг, чтобы все его знали. Перекинувшись мыслями на переменках, мы быстро выработали план, создали оперативную группу и приступили к осуществлению нашей затеи. Я был самый маленький в классе, и потому, вероятно, роль главного исполнителя выпала на мою долю.
Школа наша помещалась в старинном барском доме с колоннами, построенном в стиле "ампир". Над колоннами был мезонин с низкими окнами, а над ним широкий фронтон, венчающий здание.
На этом фронтоне мы и решили увековечить свой лозунг. Трудности в этом деле предстояли немалые. В те дни в Москве достать что-нибудь нужное было почти невозможно. Но нам повезло: мы разжились длинным концом толстой веревки, нашли малярную кисть и худое ведерко, залепили его оконной замазкой... Раздобыли четверть стакана фуксина в порошке. Этим можно было весь фасад покрасить, а нам и подавно хватало. Осталось одно препятствие: дядя Алексей.
Лишившись двух пальцев и правого глаза, он еще при царе был вчистую уволен с флота и поступил швейцаром в гимназию. Это был наш друг и утешитель в горькие минуты, которые случались у каждого из нас. В сапогах, в жилетке, из-под которой торчала косоворотка в горошек, в вечном картузе он был не на матроса похож, а на деревенского лавочника. Но мы часами готовы были сидеть в его крошечной каморке под лестницей, где приятно пахло дегтем, махорочным дымом и теплом человеческого жилья. Он научил нас флажному семафору, показал морские узлы и своими рассказами о боевых походах заронил в нас мечты о море. Недаром многие из нас стали потом моряками.
Дядя Алексей бдительно нес свою бессменную вахту, и прорваться незамеченным в помещение школы было почти невозможно... Но мы и это продумали: в день операции, чуть только стемнело, мы вместе с девочками шумной толпой явились в школу. (У нас еще при царе было совместное обучение. Этого не легко было добиться в то время, но наша хозяйка добилась. Она много чего добилась. У нас, например, был футбол, был хоккей и даже регби...) Постучали в окошко. В тот день света в Москве не было. Дядя Алексей с керосиновой лампой отпер черный ход. Девчонки обступили его со всех сторон, громко защебетали все разом, уверяя, что у нас срочное собрание. Он пошел провожать их в класс, а мы - десяток самых отчаянных - тем временем просочились на второй этаж: оттуда ничего не стоило проникнуть на чердак, а там и на крышу.
На конце веревки завязали "двойной беседочный узел". Поглубже засунув ноги в петли "беседки", не очень удобно, но сравнительно безопасно можно было висеть на веревке. К той же веревке привязали ведерко с разведенным фуксином, кисть тоже привязали, чтобы не упала, и, прочно ухватившись за веревку, спустили меня с крыши.
С тех пор прошло шестьдесят с лишним лет, но я и сейчас помню, какой ужас охватил меня, когда я осознал, что болтаюсь между небом и землей. Холодный влажный ветер дул над затаившимся городом. Глубоко внизу кое-где в черной пропасти чуть светились редкие огоньки окон, веревка крутилась и, казалось, вот-вот оборвется. Но голоса друзей подбодрили меня. Упершись ногами в стенку, чтобы не качало, я старательно вывел первую букву, потом вторую, третью...
- Готово, - негромко крикнул я, закончив надпись, и меня подняли на крышу. Стараясь не шуметь в темноте, спустились мы по широкой лестнице, откинули крючок черного хода и, гордые сознанием выполненного долга, разошлись по домам.
Утром у нас в классе была контрольная по математике. Перед концом урока француженка без стука заглянула в дверь и внятно сказала:
- Андрюша Некрасов к директору.
Я сразу понял, что меня ожидает. Встал, направился к двери. Уже на пороге я обернулся. Все глаза были обращены на меня, и во всех глазах я прочитал сочувствие и поддержку. И сразу стало легче. Я твердо подошел к двери кабинета директора и постучал.
- Войдите, - раздалось из-за двери.
Я вошел.
- А, это ты, Андрюша. Ну, здравствуй, - сказала директриса.
- Здравствуйте, Поликсена ниловна, - с вызовом ответил я, готовясь к неприятной беседе.
- Пойди-ка, оденься, - сказала она и встала, накинув короткое пальто, висевшее на спинке стула. Мы вместе вышли на широкий двор школы и встали как раз против фронтона.
- Как тебе нравится то, что тут написано?
- Нравится, - все еще готовый к отпору, ответил я, - правильно написано.
- Прочти внимательно, - сказала она.
- А я внимательно прочел.
- Ну, тогда пойдем.
Мы вернулись в кабинет. Она дала мне листок бумаги и сказала:
- Пиши.
- А чего писать? - спросил я.
- Что вчера там написал, то и пиши.
"Долой мамашь из гимназии", - написал я.
Поликсена Ниловна красным карандашом, двумя жирными чертами подчеркнула слово "мамашь". И тут мне досталось. Она не повышала голос, не топала ногами, но от каждого ее слова я готов был провалиться сквозь землю.
- Вам не стыдно? - говорила она весомо. - Отцы на фронте воюют за новую жизнь. Матери с ног сбились, стараясь вас поднять, а вы баклуши бьете и стенки пачкаете. Вам придется Россию переделывать, а для этого грамотные люди нужны. Народ на вас надеется, а вы до сих пор писать не научились. Прочитает кто, подумает, что мы вас плохо учим.
- Подумаешь, одна орфографическая ошибка, - сказал я.
- Нет, Андрюша, это не орфографическая, а политическая ошибка. Понятно?
Я не ответил.
- Кто с тобой был, я не знаю и знать не хочу, - сказала она уже мирно. Вон у меня ведерко с белой краской и кисть. Сегодня же вечером ступайте и все забелите. Договорились? Только осторожно.
Тогда я пустил в ход последний, самый веский, как мне казалось, аргумент:
- Нас дядя Алексей не пустит.
- Пустит, не бойся, поможет даже.
Слово о другеПопробуйте отыскать в библиотеке "Приключения капитана Врунгеля" - вас постигнет неудача. Книга эта в библиотеке, конечно есть, и не в одном экземпляре, но все они на руках, все у читателей. Не отчаивайтесь - займите очередь. Может быть, через недельку-другую вы получите эту удивительную книгу, которую с первых же страниц начнете читать взахлеб, а когда прочитаете, то станете горько жалеть, что книга так быстро кончилась.
Написал знаменитую книгу Андрей Сергеевич Некрасов. В эти июньские дни ему исполнилось бы 80 лет... Еще совсем недавно, в минувшем феврале, старейший член редколлегии "Пионера" писатель Некрасов словом и делом помогал журналу, работал с молодыми авторами. А сегодня его уже нет...
Но книги продолжают жить. В этом году у "Приключений капитана Врунгеля" юбилей - им 50 лет. И "Пионер" гордится, что впервые эта повесть была напечатана именно на его страницах.
Как написался "Врунгель"? А очень "просто". Андрей Сергеевич, во-первых, был моряком, а во-вторых, очень остроумным человеком, которому чувство юмора никогда не изменяло. Вот из этих-то двух компонентов, скрепленных талантом писателя, и получилась книга.
А вообще-то никакая книга не вместит того, что создал Андрей Сергеевич для "Пионера", ведь по заданию журнала писатель объехал весь Советский Союз и из каждого такого путешествия привозил заметки, очерки, рассказы. И они тоже гордость журнала.
Почти шестидесятилетняя дружба связывала Андрея Сергеевича с "Пионером". Сегодня мы можем с полным правом назвать писателя Некрасова классиком советской детской литературы. Он стоит в одном ряду с выдающимися писателями-"пионерами", теми, кто составляет ядро отечественной литературы. Многие из них были друзьями Некрасова.
Уже в самые последние дни жизни Андрей Сергеевич передал в редакцию свой рассказ "Политическая ошибка".
Источник: журнал "Пионер" 1980-е
Фото с сайта:
http://readly.ru/author/15998/
СКАЧАТЬ В ФОРМАТЕ PDF
СКАЧАТЬ В ФОРМАТЕ EXE
____________________________
