Блошиный учитель
Три рассказа Николая Олейникова ( 1898-1937).
Вот такие рассказы были опубликованы в журнале "Пионер" в 1989 году. "Блошиный учитель" (1930 год), "Специалист по чтению" (1927 год), "Учитель географии" (1928 год). Но и прием иносказания не скрывает едкую иронию, критику автора в адрес установившегося советского строя.
Николай Олейников
Я был в театре. Рядом со мной сидел человек огромного роста и ел апельсин.
Вдруг к нему подошел какой-то старичок и шепотом сказал:
- Алексей Лукич, одолжите мне парочку блох. Я вам во вторник отдам. Честное слово.
- Парочку? - переспросил мой сосед. - Это можно.
- Тогда выйдем на минутку. Здесь неудобно.
Они вышли. Через минуту мой сосед вернулся.
Зрители вокруг нас зашевелились.
По правую сторону от моего соседа сидела тощая дама. Она сердито посмотрела на него и заерзала на стуле. Потом она поднялась и пересела в другой ряд.
- Глупая, - засмеялся мой сосед, - блох испугалась! Они ведь у меня в коробочке.
- В коробочке? Блохи?
- Вы не удивляйтесь, - наклонился он ко мне, - дело в том, что я - блошиный учитель. Это я своему приятелю ученых блох давал. Он тоже в этом деле понимает.
Сосед угостил меня апельсином, дал свой адрес и просил приходить:
- Второй двор направо, спросите блошиного учителя.
На другой день я пошел к нему.
Дворник сказал мне, что блошиный учитель живет на восьмом этаже, под самой крышей.
- До него и блоха не подпрыгнет, - сказал дворник.
Насилу я взобрался на восьмой этаж.
Я позвонил. Блошиный учитель открыл мне дверь.
Он, не здороваясь, схватил меня за руку и закричал:
- Вы, может, думаете, что я обучаю собачьих блох? Зарубите себе на носу, что ни собачьих, ни кошачьих блох я не обучаю. Собачья блоха - дура.
- А каких же вы блох обучаете? - спросил я.
- Человечьих, только человечьих. Только человечья блоха поддается обучению.
Он повел меня к столу, где стояло несколько ватных ящиков.
- Верочка, - прошептал он, прикоснувшись палочкой к ящику.
Оттуда вдруг прыгнула к нему на руку блоха.
- У вас есть с собою блохи? - сердито обратился он ко мне.
- То есть как это - с собой? - не понял я.
- Да так. Очень просто. Ну, кусают вас блохи, например?
- Нет, - обиделся я, - у меня блох никогда не бывает.
- Очень жаль, - строго сказал блошиный учитель. - Это я потому спрашиваю, - пояснил он, - что если б у вас были блохи, я бы показал вам, какая разница между вашей неграмотной блохой и моей - образованной. Ваша блоха - хулиган, бандит...
- Но у меня нет блох, - опять обиделся я.
- Ну, не у вас, у ваших знакомых, - все равно. Так вот, ваша блоха - бандит, разбойник, потому что она без разбору бросается на всех и кусает. Моя же блоха незнакомых людей кусать не будет. Вы можете мою блоху посадить к себе на руку и держать ее у себя хоть целый день. Она вас ни разу не укусит.
Блошиный учитель помолчал немного и добавил:
- Да вообще мои блохи когда попало есть не будут. Они привыкли есть восемь раз в сутки, через каждые три часа. В остальное время они и смотреть не хотят на еду.
- А кто же их кормит?
- Я сам. Я их сажаю к себе на руку, и они пьют мою кровь.
Блошиный учитель взял со стола другой ящичек, поднес его к моим глазам и сказал:
- Здесь у меня живет очень нервная блоха. Зовут ее "Кусачка". Она боится сильного света. Если ее посадить около электрической лампочки, у нее сейчас же начинается лихорадка, и она тогда ничего не может делать.
Потом блошиный учитель показал свой театр.
Он дал мне увеличительное стекло, и я увидел на столе крохотную мебель - стулья, столы. На одном стуле сидела блоха. Сидела она важно, словно человек. На голове у нее была маленькая зеленая шапочка из папиросной бумаги.
Вдруг к ней подскочила другая блоха поменьше и спихнула ее со стула.
- Это они шалят пока представление не началось, - ласково сказал учитель.
После этого началось представление.
Я видел блоху, которая ходила по ниточке тонкой, как блошиная нога. Потом пять блох качались на качелях. Блошиный учитель тихо-тихо заиграл на дудочке, и вдруг одна из блох начала под музыку перекидываться на качелях и делать гимнастику. Потом одна блоха, одетая в голубой костюмчик, гонялась за другой блохой с кинжалом, сделанным из крохотного соломенного прутика.
- Это они пьесу играют, - объяснил учитель. - Вы не смейтесь, - сказал он, увидев, что я улыбаюсь, - я однажды отнял роль у одной блохи и передал ее другой, так что же вы думаете? После представления обиженная блоха кинулась на свою соперницу и загрызла ее!
Блошиный учитель показал мне еще несколько номеров.
- А как же вы их учите? - спросил я на прощание.
Он взял со стола красную круглую коробочку со стеклянной крышкой и подал ее мне.
- Вот моя школа, - сказал он.
Я с удивлением осмотрел коробочку.
Блошиный учитель улыбнулся и сказал:
- Прежде всего дикую блоху надо отучить прыгать. Для этого я сажаю ее в коробочку. Блоха хочет выпрыгнуть из коробочки и больно ударяется о крышку. Попрыгает так денька два, набьет себе спину - и уж после этого боится прыгать. Это - первый курс обучения. Потом я учу ее ходить в упряжи. Видите, вот ее тележка. Первое время она еще скачет, хоть и не так высоко, как дикая. Я привязываю к ее ногам цепочки и маленькие гирьки. Блоха уже не скачет, а ходит. Потом я ее учу поднимать тяжести, ходить по канату, ложиться в кровать. Через месяц блоху не узнаешь - это уже сознательная блоха.
Когда я уже уходил, он вдруг шепотом сказал мне:
- Вы сколько весите?
- Четыре пуда.
- А сколько одной рукой можете поднять?
- Два пуда.
Блошиный учитель отскочил и громко закричал:
- Какое вы слабое существо! Знаете ли вы, что моя блоха раз в полтораста сильнее вас?
- Блоха сильнее меня?
- Да, моя блоха "Геркулес" поднимает и тащит тяжесть в 80 раз тяжелее ее тела. Вот вам и блоха!
(1930 год)
1
К нам в редакцию пришел неизвестный.
Он осторожно открыл дверь, тихо вошел в комнату и, ни с кем не здороваясь, сел.
Вдруг он увидел на столе иностранные газеты. Лицо его сразу оживилось. Он взял одну из газет и начал читать.
Сначала все шло благополучно. Незнакомец спокойно просматривал газету и пыхтел своей трубкой.
Но потом... потом началось что-то странное.
Сперва нам показалось, что незнакомец показывает фокусы.
Он свернул газету в трубочку и стал смотреть в нее одним глазом. Потом посмотрел ее на свет, разорвал на две части, начал складывать петушков.
Тут уж мы не выдержали:
- Что вы делаете? - спросил редактор.
Неизвестный поднял голову и спокойно произнес:
- Как что? Разве не видите: читаю!
2
Мы все были поражены.
А незнакомец, не смущаясь, пояснил:
- Ведь это иностранная газета. Поэтому я ее так и читаю.
- Очень странно, - пробормотал редактор. - По-вашему, раз газета иностранная, значит, ее и читать надо как-то по-странному. Так, что ли?
- Напрасно вы смеетесь, - печально сказал незнакомец. - Если бы знали, кто я такой...
- Кто же вы такой?
- Я? Ведь я специалист по чтению.
3
Через полчаса мы узнали все.
Оказывается, есть такая страна, где "специалист по чтению" - это вроде какой-то должности.
Эта страна - Румыния.
Таинственный незнакомец всего лишь месяц тому назад приехал из Румынии. Он по происхождению русский и жил все время в Бессарабии.
В Румынии, оказывается, газеты действительно надо уметь читать и не всякий это может.
Дело в том, что в Румынии все запрещено. И не только коммунистические газеты. Где уж там! Меньшевистские и даже многие буржуазные газеты, и те не могут пикнуть.
Кто-то сказал однажды:
- Не свобода печати, а свобода пищати.
И вот, чтобы правда дошла до читателей, в Румынии журналисты приучатся пищать на особый лад.
И часто бывает так. Прочтешь статью по-обыкновенному, как надо - слева направо - ничего особенного. А потом вдруг начнешь первые буквы складывать, - смотришь, что-нибудь и получится.
Правда, и это удается очень редко.
Румынская цензура придирается ко всему.
Недавно в одном детском журнале, издающемся на русском языке, была напечатана картинка: снежная баба тает под лучом солнца.
- Я не могу пропустить этого рисунка, - сказал цензор. - Под бабой вы подразумеваете Румынию. У нее лицо слегка похоже на нашего премьер-министра. А вот у нее правый бок отваливается. Это вы на Бессарабию намекаете.
4
Лет двадцать тому назад был в Петербурге такой случай.
Один художник нарисовал стадо ослов и принес в редакцию журнала. Рисунок взяли, провели через цензуру и положили "в запас", на всякий случай.
Через некоторое время в Москве собрался дворянский съезд. Редакция вспомнила о запасных ослах и решила их поместить в журнале. Так номер и вышел с ослами.
На следующий день взбешенный цензор вызвал к себе редактора.
- Это вы что же, - сказал он, - оскорблять дворянское сословие? По-вашему, выходит - дворяне ослы? Нет, это вам так не пройдет.
Похожее происходит сейчас в Румынии.
Там цензура запрещает подписи под самыми простыми рисунками.
Поэтому в Бессарабии "специалисты по чтению" пользуются почетом и уважением.
Их приглашают в гости, поят чаем, дают взаймы.
Зато и "специалисты" до тонкости знают свое дело. В иной картинке ничего, кажется, нет, кроме деревьев да водички. А специалист возьмет журнал, перегнет раза четыре - смотришь, и уже никаких деревьев нету. Вместо них нарисована страшная рожа какого-нибудь генерала или министра.
5
"Специалист по чтению" рассказывал очень долго.
Вдруг он омрачился и со вздохом сказал:
- А плохо все-таки у вас в России. Для меня плохо. Я первые дни, как только приехал, на здешние газеты накинулся. Думал, что тоже найдется какая-нибудь работа. Уж как я их не сворачивал, эти ваши газеты - и крендельком и стрелкой, - ничего не получается. Все у вас скучно как-то. Вот я увидел сейчас иностранные газеты, и прямо на меня чем-то родным повеяло. Ну, думаю, хоть сейчас душу отведу...
(1927 год)
Я доктор. Одиннадцать лет тому назад меня вызвали в Смольный, в институт благородных девиц. Было это зимой, шел снег.
По улицам разъезжали казаки, трамваи не ходили, мосты были разведены.
В Смольном меня проводили в кабинет врача.
Графиня Варвара Платоновна, начальница института, сказала мне: - Наш преподаватель истории Иван Иванович Зуппе спит третий день не просыпаясь. Он заснул на уроке. В городе беспорядки, стрельба, и мы никак не могли перевезти его в больницу. Посмотрите на него.
В эту минуту стекла задребезжали от выстрела.
Все вздрогнули, кроме маленького человечка в синем сюртуке с золотыми наплечниками.
Он лежал на диване. раскинув руки. В правой руке был крепко зажат кусок мела.
Я выслушал его и сказал:
- У него летаргический сон. Это очень интересный случай. Есть ли у него родственники?
- У него никого нет, - печально сказала графиня.
- Тогда я отвезу его в свою клинику.
Четверо сторожей подняли Ивана Ивановича и понесли к выходу.
С тех пор прошло одиннадцать лет.
Вчера Иван Иванович проснулся и спросил у меня:
- Какой сегодня день?
- Среда.
- Батюшки! - воскликнул Иван Иванович. - По средам ведь я обедаю в Смольном, у графини Варвары Платоновны.
Потом он оглядел меня, комнату, шкафы с приборами и спросил:
- Простите, с кем имею я честь говорить и где я нахожусь?
- Я доктор Крылов, а это клиника, которой я заведую. У вас случился обморок, и я перевез вас сюда.
Иван Иванович надел шубу и вышел из больницы.
Я незаметно последовал за ним.
Недалеко от больницы находился кооператив с вывеской Петрорайрабкоопа.
Это была первая вывеска, которую увидел Иван Иванович. Он остановился в изумлении и стал читать.
- Петро... рай... раб... петрорай... рабрай... край...
Иван Иванович не дочитал. Он увидел рядом с вывеской красный флаг и сразу замолчал.
В это время из ворот вышел мальчик.
- Что это за флаг? - спросил Иван Иванович. - Кто его повесил?
- Мой отец.
- А кто твой отец?
- Дворник.
- Твой отец с ума сошел! - закричал Иван Иванович, - Позови его сейчас же сюда.
- Да его сейчас дома нету.
- А где же он?
- Он к брату поехал в Смольный.
- Ага, это очень интересно, - сказал Иван Иванович, доставая записную книжку. - Как фамилия твоего брата? Я сегодня в Смольном с ним сам поговорю. Он кто, швейцар, что ли?
- Нет, командующий Балтийским флотом.
- Ты что врешь? - закричал Иван Иванович. - Отец твой - дворник, а брат - адмирал. Как твоя фамилия? Где ты учишься?
- В 245-й советской трудовой школе имени Максима Горького.
- Такой школы нет, - сказал Иван Иванович.
- Как же нету? - обиделся мальчик.
- На какой улице? - строго спросил Иван Иванович.
- На улице Красных Командиров.
- А где эта улица?
- В Ленинграде.
- А Ленинград где?
Мальчик засмеялся.
- Вы уж, если начали экзаменовать, так хотя бы вопросы-то потруднее выдумали. Ленинград находится в СССР.
- Это что за СССР?
Мальчик рассердился.
- Ну, мне некогда, - сказал он, - я пойду.
- Постой, постой, а кто хозяин этого дома и кто хозяин магазина?
- Хозяин дома Жакт, а хозяин магазина - Петрорайрабкооп.
Иван Иванович задумчиво посмотрел на вывеску.
- Петрорай... рабкооп, - запинаясь, повторил он. - Почему же он свою фамилию без твердого знака пишет? Ты его имя-отчество не знаешь?
- Да вы что, псих что ли ? - сказал мальчик. - Ну вас!
И он убежал.
Иван Иванович постоял минутку, потом пошел к трамвайной остановке.
- Скажите, пожалуйста, - вежливо улыбаясь, обратился он к милиционеру, - где тут городовой?
Милиционер вынул записную книжку и сказал:
- Платите штраф, гражданин.
- За что?
- За хулиганство.
Иван Иванович рассвирепел.
- Где тут городовой? - грозно повторил он.
- Вы не смеете оскорблять, - сказал милиционер и взял Иван Ивановича за рукав.
- Городовой! - заорал Иван Иванович.
Милиционер свистнул. Издали бежал другой милиционер. Дело кончилось бы плохо если бы не вмешался я.
- Это больной. - сказал я милиционеру, - не трогайте его. Я доктор Крылов, заведующий больницей имени Жертв Революции.
Иван Иванович с испугом посмотрел на меня.
- Доктор, я ничего не понимаю! Кто этот человек в красной шапке? Почему жертвы революции? Почему нету твердых знаков?
Поедемте лучше в Смольный, - сказал я. - Я вас провожу.
- Да, да! - обрадовался Иван Иванович. - Я хочу к Варваре Платоновне.
Мы сели с ним в трамвай.
Вдруг с улицы послышалась песня:
Белая армия, черный барон
Снова готовят нам царский трон...
- Что это такое? - растерялся Иван Иванович и выглянул в окно.
По улице шли люди с красными знаменами.
- Куда они идут?
- В Смольный, - ответил сосед Иван Ивановича.
- В Смольный? А почему у них красные знамена?
- По случаю Октября.
- Какого октября?
- Да седьмого ноября.
Иван Иванович побледнел и схватился за голову.
- Октября, ноября... - ничего не понимаю.
- Вот и Смольный, - сказал я.
Иван Иванович попрощался со мной и вышел.
Я спрыгнул с площадки и стал издали наблюдать за ним. Я видел, как он с недоумением смотрел на новую арку у Смольного. Потом он остановился у памятника Ленину и обошел его со всех сторон.
- Варвара Платоновна принимает? - растерянно спросил он, войдя в подъезд.
Никто ему не ответил.
Иван Иванович быстро побежал по лестнице, но его остановили на площадке в третьем этаже.
- Пропуск, - сказал красноармеец.
- Какой пропуск? Я сегодня здесь обедаю.
- Столовая внизу.
- Ты ошибаешься, братец, - сказал иван Иванович, - графиня живет наверху. Я всегда обедаю у нее по средам. Я преподаватель истории и географии, статский советник Зуппе. Пусти меня.
Красноармеец преградил ему дорогу штыком.
Тут я подошел к Ивану Ивановичу, взял его за руку и сказал:
- Дорогой Иван Иванович, не спорьте. Графиня Варвара Платоновна - давно уже не графиня, а вы не статский советник и не преподаватель истории и географии. история теперь другая и география другая. Вы проспали в моей клинике одиннадцать лет.
Сегодня мы с Иваном Ивановичем обедали. Когда подали суп, Иван Иванович спросил:
- Что это такое?
- Суп.
Иван Иванович обрадовался.
- Суп? - переспросил он. - Так и называется - суп?
- А то как же иначе? - удивился я.
- Я думал, - сказал Иван Иванович, - что у вас все называется по-новому. Так вы говорите, это суп?
- Да, суп.
- А это салфетка?
- Да, салфетка.
- А это ложка?
- Да, ложка.
- А как вы думаете, - сказал Иван Иванович, - дадут мне теперь какое-нибудь место? Ну, скажем, почтальона?
- Отчего же, - сказал я. - Но для этого вам надо основательно изучить названия городов и улиц.
- Постараюсь, - сказал иван Иванович.
И начал грустно есть суп.
(1928 год)
Подготовил к печати Владимир Глоцер.
Рисунки Л. Тишкова
