Юрских лесов сейчас нет. Но они были. Лет эдак 160 миллионов назад. Называются они Юрскими потому, что Юрским был второй период Мезозойской эры. Как вы понимаете, в этих лесах в действительном, а не в переносном смысле не ступала нога человека.
   И все же есть люди, которые чувствуют себя в Юрских лесах как дома. Это ученые-палеонтологи. Люди, занимающиеся реконструкцией древней жизни нашей планеты. Но недавно мы узнали, что есть еще один человек, прекрасно ориентирующийся в Юрском периоде. Однако он не палеонтолог, а художник. Просто очень любознательный. Зовут его  Рубен Артемович Варшамов. За свои пятьдесят лет он уже успел оформить множество книжек, несколько раз победить в чемпионатах Москвы по парусному спорту, стать главным редактором журнала "Веселые картинки" и многое-многое другое. А недавно он вместе с ученым-палеонтологом  Ириной Николаевной Яковлевой  выпустил книгу "Палеонтология в картинках". Поздравляя Рубена Артемовича с 50-летием, мы предлагаем вам путешествие по столь полюбившимся ему Юрским лесам.




   Если бы можно было взглянуть на нашу планету 160 миллионов лет назад, неприветливыми и страшными показались бы человеку Юрские леса. Не росли цветы на полянах. Не кружились над ними пестрые бабочки. Странные зубастые птицы не пели и не щебетали, а шипели и квакали. Качались громадные ветви древовидных папоротников. На хвойных деревьях шуршали кожистые широкие листья. Саговники, похожие на пальмы и на папоротники сразу, гинкговые деревья с веером листьев на верхушках стояли грозной непроходимой стеной. И везде ящеры. Только ящеры. На земле, в воде, в воздухе. Ящеры большие и маленькие. Мирные и хищные. Медлительные и быстроногие. Покрытые кожей и волосами. На двух ногах и четырех. С ластами вместо ног. Словом, ящеры - хозяева Земли.


Когда-то в Девоне...                

  
   Дождя не было и в этот день. Облака рассеялись к вечеру, и огромная кровавая луна снова поднялась над смоляной гладью болота. Черная маслянистая вода стала кладбищем бесчисленных своих обитателей, безжалостно убитых обилием тепла и пищи.
   Но жизнь еще теплилась в мириадах спор, в икринках, прилепленных к корневищам риний, и упорно ждала своего часа, часа дождя. Она теплилась и в массивном теле старой ихтиостеги, лежащей на дне, как ствол затонувшего дерева. Пузырь газа, прошелестевший по чешуйчатому брюху, прервал сонное оцепенение хищника. Чуть шевельнув рыбьим хвостом, ихтиостега скользнула вверх, навстречу расплывчатому пятну луны, проткнула его широкой тупой головой и жадно втянула ночной воздух. Выпуклые глаза полурыбы блеснули жестко и холодно. Ихтиостега хотела есть. Неделя за неделей, терпеливая, как живой капкан, она ждала, что на оловянной поверхности скользнет стреловидная тень рыбы или неслышная дрожь воды выдаст ползущего по дну мечехвоста. Но тщетно.

   Ихтиостега плотнее прижала лапы и повернула туда, где медленно выцветал сиреневый отсвет заката. Вода зашумела. От конца плоской морды протянулись, побежали назад мерцающие валики. Здесь недалеко  прибрежное мелководье, где можно найти спящую рыбу. Но берег неожиданно оказался совсем рядом, и бронированная челюсть хищника прорезала в мокрой глине глубокую борозду, прежде чем ихтиостега успела погасить инерцию и упереться в дно растопыренными лапами.

   Без привычной поддержки воды тело сразу налилось тяжестью, вминаясь в оплывающий берег. Как и все ее родичи, ихтиостега не умела дышать, лежа на земле. Поднимаясь к поверхности воды, она просто набирала воздух в рот, сильно раздувала горло, а затем резким толчком проталкивала воздушный пузырь в легкие. Так дышат сейчас тритоны  и лягушки. При каждом вздохе приходилось до боли напрягать мышцы спины и судорожно вздергивать голову. Но удушья не было. Ихтиостега всем телом ощущала бодрящую прохладу и свежесть, как в воде после сильного дождя, и она поползла вперед, неуклюже выбрасывая короткие мясистые лапы. Под брюхом захрустели, ломаясь, пустые ракушки, затем заскрипел песок, и вот мягко и тревожно зашелестели подсохшие ветви папоротников. Эти непривычные звуки - спутники собственного движения - были единственными, что слышала ихтиостега в чужом и загадочном мире суши. Привыкшие к воде глаза различали лишь неторопливое покачивание темных перистых листьев над головой. Даже совсем близкие предметы казались нечеткими.  Дальние и вовсе расплывались  в радужной дымке.




   Только проползая сквозь ворох прелых листьев папоротников, ихтиостега убедилась, что этот мир обитаем. Из-под ее брюха с треском рванулось упругое членистое тело, и перед глазами замелькала, разворачиваясь, бесконечная поблескивающая лента. В воде ихтиостега не знала врагов, и встреча с исполинской многоножкой-диплоподой   вызвала у нее лишь реакцию атаки. Резкий взмах хвоста, и бросок...  Но на суше броска не вышло - хвост лишь скользнул по земле, и усаженная зубами челюсть захлопнулась, как крышка рояля, не задев многоножку. Зато лапа, бесполезная в подводной охоте, неожиданно достигла цели, зажав хвостовой сигмент диплоподы. И многоножка, которая была вдвое длиннее своего неожиданного врага, неуязвимая для всех обитателей суши, совершила ошибку - вместо того, чтобы вырваться и уйти, она извернула гибкое тело, и шесть пар ее передних конечностей впились в морду ихтиостеги.
   Это и решило исход схватки. Пока жвалы диплоподы бессильно скользили по панцирной голове хищника, челюсть-капкан хлопнула еще раз. Теперь уже безошибочно.


Драма на болоте

   Золотой шар раскаленного солнца катился к горизонту. Длинные причудливые тени пересекли болотную гладь. Тучи мошек поднялись над водой, и, казалось, воздух дрожал от их беспорядочного роения. Слабый ветерок принес дурманящий запах эфедры   с далеких плоскогорий. Чуть шевельнулись кожистые листья  платана.  Едва заметная рябь  побежала по воде и вдруг разбилась о какое-то препятствие, возникшее у самого берега. Неуклюжие, облепленные грязью и тиной животные, словно стадо маленьких бегемотов, поднялись на ноги и побрели к берегу, лениво обрывая и переламывая жесткие болотные растения похожими на клювы челюстями. Потоптавшись на берегу, животные ложились и подставляли бока горячим солнечным лучам, более милосердным на закате. Наступило время отдыха и тишины. Мирные растительноядные динозавры-протоцератопсы один за другим безмятежно засыпали, и только часовые переступали с ноги на ногу и мерно качали головой, наверное, тоже в борьбе со сном.




   Спят ящеры и не знают, что их уже подстерегает смерть. Она совсем близко. Появились из-за толстого ствола смоковницы белые изогнутые зубы. Наметили добычу круглые зоркие глаза. Напружинились крепкие ноги. На мгновение серпом изогнулся в воздухе гибкий хвост. Хищный динозавр-велоцираптор готов к прыжку. Готов вонзить длинные когти и острые зубы в тело ничего не подозревающей жертвы.

   Свистящий рев "часового" безнадежно опоздал. Разбуженное стадо устремилось к воде. Протоцератопсы тяжелыми булыжниками плюхались в воду и быстро отплывали от берега, подальше, к безопасной середине болота.

   Отчаянно рванулся к воде и молодой протоцератопс,  неся на мощной своей голове цепкое тело хищника. Острый коготь-шпора велоцираптора вспарывал нежное брюхо жертвы, а крючковатые когти передних лап вонзились в голову, в костяной воротник, защищавший шею. Протоцератопс продолжал двигаться вперед, и только его пасть судорожно впилась в переднюю лапу врага, рвущего его тело.

   И тут произошло неожиданное. Ноги принесли протоцератопса к обрыву. К тому месту, где хлюпала болотная жижа и пузырьки газа, поднимающегося со дна, бесследно растворялись в воздухе. Еще рывок, и сцепившиеся тела полетели вниз, в болото. Мутная вода сомкнулась над ними. Снова тишина, и снова толкутся мошки над местом их гибели. А растревоженное стадо  долго еще не решается вылезти на берег.

   Историю эту рассказал нам монгольский палеонтолог, один из руководителей советско-монгольской палеонтологической экспедиции, Ринчин Барсболд. В 1971 году он нашел в обрывах Тугрикин-Шира  на юге Монголии скелеты обоих противников, как бы сцепившихся в смертельной схватке.





Диплодок, что значит "двудум"

   Гинкговые  деревья, саговниковые  пальмы,  кипарисы и папоротники обступили огромное болото. Лучи солнца отражаются в воде и высвечивают чьи-то большие и глубокие следы в прибрежном иле.
   В лесу слышится треск. Валятся саговники и кипарисы. Кто-то приближается к воде. Вот из-за дерева показалась голова, маленькая и добродушная. За головой тянется шея. Ей будто конца нет. Выше самого высокого дерева, заслоняя все вокруг, к воде движется живая гора. Голова животного уже почти не видна с берега, а передние ноги только коснулись воды. Медленно, очень медленно погружается гигантское тело, за ним тянется хвост, который кажется еще длиннее шеи.

   Палеонтологи  назвали этого ящеротазового  динозавра диплодоком потому, что в конце спины, в крестцовом отделе, у него был второй мозг. Очень заманчиво было бы предположить, будто этот мозг "командовал" хвостом, тем более что он оказался даже больше головного. Кстати, головной мозг диплодока весил меньше мозга котенка.
   Зубы диплодока торчали только в передней части рта в виде тупых цилиндрических шпеньков   и годились разве что на срывание мягких растений.

   Целыми днями бродил диплодок по болотам, нежился в теплой воде и ел, ел без конца. Его маленькая голова на змеиной шее то тянулась к высоким кронам  деревьев, то погружалась глубоко в воду.  Очень нелегко прокормить такое большущее тело! Ведь весил диплодок около тридцати тонн. Взрослому человеку нужно сделать не менее сорока шагов, чтобы пройти вдоль его скелета в музее от головы до кончика хвоста. Когда-то предки диплодока ходили на двух ногах, но потом вес ящеров так возрос, что им пришлось опуститься на передние ноги, и тела их как бы опрокинулись вперед. Уж очень короткими оказались передние ноги по сравнению  с задними!
   А диплодок тем временем совсем погрузился в воду, и только голова его, как перископ, торчала высоко над поверхностью.

Рисунки  Р. Варшамова




 в форматах PDF и ЕХЕ:

 

 






<<<



___________________________