"...В книгах живут думы прошедших времен..." (Карлейль Т.)

Дикий щавель






 
Рассказ
Геннадий Черкашин
Рисунки И. Харкевича

   Проснувшись, мальчик сразу же понял, что мама и вправду уехала. Она предупредила его еще с вечера, сказала, что поедет к военкому хлопотать пенсию за отца, - шофер с рудоуправления обещал захватить ее в райцентр, - и что поэтому весь день они будут одни: он, как старший, должен младшего брата одеть, накормить; чтобы они не шалили, в горы не ходили, в реке не купались. "Да что я, не знаю! - сказал мальчик. - Что я, маленький?!" "Да, сказала мама, - ты прав. Ты уже не маленький, и я уезжаю спокойно"
   Мальчик улыбнулся, вспомнив про это. Часов в комнате не было, но за окном уже светило солнце, и младший брат вот-вот мог проснуться. Мальчик вскочил и увидел младшего брата, который лежал на маминой кровати прямо на подушке и дрыгал ногами, задрав их кверху.
   "Эгей!" - крикнул старший, перебираясь на кровать к младшему,  - они уже давно не баловались по утрам, наверное, с тех пор, как началась война. А может быть, с того момента, как мама получила извещение о гибели отца. Все еще стоял в ушах ее хриплый, сдавленный крик. Еще с месяц после этого дня они жили дома, но к их городу подошел враг, и с тех пор они нигде подолгу не задерживались, жили все больше в вагонах среди незнакомых людей, таких же беженцев. Он помнил, как впервые прозвучало это слово - "беженец", и сразу даже непонятно было, хорошее это слово или плохое. Были еще поезда с эвакуированными, и в тех поездах все по-другому, все организованно, там все друг друга знали, и там всегда был один главный дяденька, который на станциях всем распоряжался - начальник эшелона, а у них такого начальника не было. Он спрашивал у мамы: "Почему?" "Ну, это понятно, - говорила мама, - то заводы эвакуируют, предприятия, чтоб  фашистам не достались, везут на новые места и станки, и рабочих. Вот приедут они на новое место и будут делать пушки, танки, снаряды, ты ведь понимаешь, как это важно сейчас?" Да, он это понимал. Он не понимал другого - куда придет тот вагон, в котором были они. Вагон их прицепляли то к одному поезду, то к другому. В конце концов он перестал спрашивать у мамы, куда они едут, понял: мама не знает.
   "Эгей!" - крикнул он и начал бороться с братом, уронив на пол одеяло и подушку. Потом мальчик вспомнил, как всякий раз поддавался ему отец и как это было приятно, и сам опрокинулся на спину, сделал вид, что уже не в силах подняться, вырваться из тонких рук младшего, - и тогда тот засмеялся, закричал: "Ура! Мы победили!"
   "Глупый еще!" - подумал мальчик, но ему была приятна эта радость младшего брата, и, легко щелкнув его по носу, он сказал покровительственно:
   - А теперь вставать и завтракать, ну-ка, раз-два...
   - Давай еще побалуемся, - попросил младший. Он сидел у старшего на животе, и его спутанные со сна и от борьбы белые вьющиеся волосы падали до плеч, совсем как у девчонки. Старший сколько раз просил маму обрезать младшему волосы, но она только улыбалась в ответ, говорила: "Подождем еще, ведь он маленький".
   Мальчик натянул на младшего брата чулки, застегнул лямки на коротких штанишках, надел ботинки, зашнуровал и повел на кухню умываться. Здесь уже эвакуированная бабушка ставила на примус зеленый чайник.
   - А-а, молодые люди явились, - сказала бабушка. - Уехала, стало быть, мама. Ну, дай бог, повстречает она хороших людей и не будут ее гонять взад-вперед, дай бог, дадут вам пенсию. - Бабушка согнулась над примусом, накачивая его. - Вот сейчас чайку вскипячу и вам налью, а поесть-то мать вам оставила? А то у меня и нет-то ничего.
   - Оставила, - сказал мальчик. - Картошку оставила, хлеба два куска оставила, еще конфету одну.
   - Хватит, хватит вам этого, - сказала бабушка. - Даже конфета вон есть. Идите ешьте картошку, а чаю я налью вам, принесу.
   Картошку мама сварила в мундире, мальчик ее аккуратно почистил, следя, чтобы снималась только тонкая кожура, и разрезал пополам. Потом и конфету поделил поровну.
   - А хочешь поменяемся? - сказал младший брат, не спуская глаз с конфеты. - Хочешь, ты мне конфету, а я тебе свою картошку?
   Одному съесть целую картошку?! Как это было бы здорово! Он хотел уже согласиться, но вспомнил, что в картошке пользы побольше, чем в конфете, брат глупый, не знает еще этого.
   - Не хочу, - сказал он сердито. - Ешь свою картошку, а то когда еще мама вернется, может, ночью.
   Они съели картошку, хлеб, и выпили с конфетой чай, который  в стаканах принесла эвакуированная бабушка, и пошли на улицу.
   На улице с чистого неба светило солнце. Было не холодно и не жарко, было так себе.
   - Видишь, как далеко мы заехали, - сказал мальчик, поворачиваясь, -  одни горы кругом.
   - Давай пойдем вон туда, вон на ту высокую гору, - сказал младший, указывая на одну из вершин, которые виднелись вдалеке.
   - Эх! - сказал мальчик, представляя себе, как это было бы здорово - подняться в горы и посмотреть вокруг, ведь они такие высокие! А где-то вообще есть самая высокая гора, с которой, наверное, все вокруг видно, может, даже Москву видно, может быть, даже всю войну с нее видно. Эх, подняться бы на эту гору!.. Только вот по какой дороге идти к ней, где она?..
   Мальчик внимательно посмотрел направо, где время от времени гремели вхрывы - там в горе был рудник, потом прямо, где горы начинались уже сразу за сараями, налево - тот берег реки был гол и скалист, как стена, посмотрел назад, где горы синели по ту сторону долины за кладбищем. Туда уходило шоссе, по которому уехала мама. И вдруг он вспомнил, что мама запретила им уходить в горы. "Жаль", подумал он и вздохнул.
   - Пойдем лучше посмотрим, как руду возят. - И, взяв младшего брата за руку, он повел его к рудоуправлению, куда от рудника мчались по воздуху, повиснув на толстом металлическом тросе, тяжелые вагонетки. И провода, и трос держались на столбах, по железным боковинам которых влезть наверх было раз плюнуть. "Эх, - подумал мальчик, провожая вагонетку взглядом, - забраться бы наверх, дождаться пустой вагонетки, сесть в нее - и катайся тогда, сколько хочешь, лети как на самолете!"
   Он смотрел наверх, а младший брат уже стоял под столбом и, наклонившись, разглядывал темно-серые блестящие куски руды, которые всегда сыпались из вагонетки, когда она проходила столб. Вот и новая шла совсем перегруженная...
   - Назад! - закричал старший, увидев наконец брата, и все внутри у него оборвалось, но он не растерялся, бросился к столбу и оттащил брата как раз вовремя, - тяжелые куски руды так и посыпались из вагонетки.
   - Чего ты?! - захныкал младший. - Там камешки красивые...
   - Тебя же убить могло, - сказал мальчик. - А отвечать кому? Отвечать мне! Попросил бы, я бы тебе их принес...
   - Ну принеси, - сказал младший. - Пожалуйста.
   Мальчик сбегал под линию и принес два кусочка руды - младшему и себе, потому что камешки и ему были интересны.
   - А теперь пошли отсюда, - сказал он. - К реке пойдем.
   Они шли к реке, рассматривая руду - камень, внутри которого блестели капельки металла.
   - Почему они там? - спрашивал младший. - Кто их туда положил, а?..
   Старший пожал плечами, - этого он и сам еще не знал. Но он уже знал, что делают из руды, и вдруг подумал, что, может быть, из этих двух камней, которые они унесли, получилась бы одна звонкая пуля, которая обязательно убила бы фашиста - и ему захотелось вернуться и бросить эти куски в большую кучу, куда ссыпали руду из вагонеток. Но от рудоуправления они ушли далеко, а до реки уже рукой подать, и он решил, что они сделают это после, вот поиграют немного у реки и отнесут.
   Он выбрал большой гладкий валун над самой водой недалеко от моста, и, прыгая с камня на камень, они добрались до него и здесь уселись. Река была бурной, вода чиста и прозрачна, можно было разглядеть, как ползут по дну гладкие камни, но сильнее реки были рыбы - они свободно плыли против течения, туда, к мосту, где стояли с удочками двое местных.
   С местными дружба еще не наладилась. Дразнились они, лезли драться, в свои игры приезжих не принимали. "Если эти двое полезут, я не побегу, - решил мальчик. - Я возьму камень или палку, посмотрим тогда, чья возьмет...".  Но местные пока спокойно ловили рыбу.
   "И чего мы им плохого сделали? - продолжал думать мальчик. - Мы разве в чем виноваты?! Виноваты разве, что фвшисты нас из дому выгнали?" Он стал вспоминать город, где они жили, друзей своих, песню, которую они пели: "Если завтра война, если завтра в поход...".  Вспомнил, как сам сделал чучело: взял арбуз, вычистил всю мякоть, дырки прорезал и для глаз и для носа, вставил туда круглые стеклянные пробки от одеколона, вырезал рот до ушей, а потом они забрались в темную щель, которую взрослые выкопали во дворе, зажгли свечу и эту башку сверху поставили: глаза вспыхнули, нос засверкал, рот огненный ощерился - ну прямо вылитый Гитлер, вот девчонки потом визжали, вот было смеха...
   Он очнулся от плача - брат орал и показывал на осу, которая кружила вокруг него.
   - Укусила меня! - вопил младший. - Укусила!..
   Старший набрал в пригоршню воды и брызнул на осу, и та упала на камень.
   - Вот ей! - сказал старший, наступая на нее ногой. - Куда она тебя ужалила?
   - Сюда, - младший тянул указательный палец. - Я ей ничего плохого не сделал, а она, вредина, меня укусила.
   - Сунь руку в воду, пройдет, - сказал старший.
   - Не проходит...
   - А ты подержи подольше.
   - Все равно не проходит.
   - Смотри, самолет летит, - сказал старший. - На фронт полетел, мстить за нашего папу.
   Младший перестал хныкать и задрал голову.
   - Во, бомбардировщик полетел, - сказал кто-то за спиной.
   - Ишачок, - поправил мальчик, который уже давно и хорошо разбирался в самолетах и мог отличить наших от немецких даже по звуку.
   - Много ты из себя воображаешь. Говорят тебе - бомбардировщик!
   - Ишачок, - упрямо повторил мальчик, испытывая желание оглянуться и посмотреть на спорщика и в то же время не в силах отвести взгляд от самолета.
   - Интересно, откуда ты знаешь? - спросил другой голос.
   - Знаю, - сказал мальчик. - Бомбили нас часто, раз сто, наверное, а то и больше. Как налетят! А потом наши ястребки - против их мессеров! И бой...
   - Развоображался, - сказал первый голос. - Раз бы сказал, два... а то - сто! Трепач ты и брехло!
   Мальчик повернулся и увидал, что это как раз те двое, с моста. Впереди стоял косой пацан, который уже не в первый раз цеплялся, а за ним, облокотившись на толстое удилище, сопел его приятель, щекастый, с челочкой.
   - Мы таких уже видали, - сказал мальчик.
   - Каких таких?! - подпрыгнул косой. - Интересно знать.
   - А вот таких, как ты, - сказал мальчик. - Такие уже после первого взрыва бегали штанишки стирать.
   - Чего он говорит? - хихикнул косой. - Это я, значит, штанишки?! Слышал, Аслан?
   - Третий лишний, - на всякий случай сказал мальчик.
   - Лишних нет! - зло сказал косой. - Давай, Аслан, покажем этому эвакуированному.
   - Сейчас не могу, - сказал Аслан, кладя руку себе на грудь. - Видишь, меняла вон едет.
   Косой посмотрел на мост.
   -  Ура! - завопил он. - Меняла едет!
   По мосту на маленьком сером ослике, запряженном в тележку с будкой, ехал старик в лохматой шапке.



 

   За мостом меняла остановил ишачка, медленно слез с козел, намотал вожжи на  воткнутый в козлы кнут и стал открывать большой замок на будке.
   Мальчик подошел и стал поблизости - ему было интересно, что же привез меняла. С замиранием сердца он смотрел, как старик вытаскивает ящики с удивительными довоенными вещами - надувными шариками, резиновыми двухцветными мячами, глиняными свистульками, рыболовными крючками и лесками, с иголками, нитками, трусиками,   футболками... Ах, какие здесь были вещи! Смотреть на них и то было чудом. И мальчик смотрел, мысленно выбирая себе самую нужную вещь, пока ему не стало ясно, что эта вещь - крючки, маленькие, стальные, острые рыболовные крючки. Он представил себе, как ловил бы рыбу с утра до вечера, и принес бы маме целый кукан, мама ахнула бы и сварила вкусную уху на первое, а на второе она бы пожарила рыбу, и они бы ели ее - вкусную, хрустящую рыбу, ах, если бы у него были крючки, хотя бы один!
   "Попрошу", - подумал мальчик. И от этой мысли его сердце забилось и перехватило дыхание.
   - У меня ножки болят, - пожаловался младший, подбираясь к нему и дергая за руку.
   - Погоди, - сказал старший.
   Старик-меняла удивленно поднял брови - только теперь заметил, что он не один.
   - А ты почему здесь? - спросил он с сильным горским акцентом. - Почему не бежишь? Здесь торчишь? А?! Тряпка давай, галош давай, ботынки старый давай, Магомет усе прынымай.
   - Да нет у нас ничего, - сказал мальчик. - Мы же беженцы... Эвакуированные мы, - поправился он.
   - А, эвакуированный. Это другой дэло, эвакуированный, - сказал старик и отвернулся.
   "Попрошу". - снова подумал мальчик и сделал шаг вперед. Теперь он был совсем рядом с ящиком, где, воткнутые в картон, лежали всякие крючки - белые и черные, большие и маленькие. "Как же мне попросить? - подумал мальчик. - Что я ему скажу?"
   - Ты что, не слышишь? - спросил младший брат, снова дергая его за руку.
   Мальчик не слушал его, он не спускал глаз с крючков. Когда прибежали с барахлом первые мальчишки, он отодвинулся, но продолжал стоять. Почему-то ему казалось, что старик все поймет сам и подарит ему какой-нибудь старый, уже заржавленный крючок, неужели у него нет такого крючка? Каждый раз, когда старик брал в руку картонку с крючками, мальчик начинал на что-то надеяться, ему каждый раз казалось, что вот сейчас, именно сейчас старик поманит его пальцем, протянет ему крючок и скажет: "Бери его, мальчик, Лови рыбу себе на здоровье!"
   Наконец, обмен закончился, и местные гурьбой отправились в поселок. Мальчик ждал, когда старик повернется и посмотрит в его сторону, но старик, занятый cвоим делом, никуда не смотрел. Он сортировал сваленное в кучу барахло, потом укладывал его в будку, вставлял ящики на полки. Мальчик ждал, но старик не оглядывался. Он закрыл будку на замок, уселся на козлы, маленький ослик встряхнулся, будто просыпаясь, и засеменил мелкими шажками. "Не подарил", - вздохнул мальчик и только тут вспомнил, что он старику ничего не сказал. Откуда старику знать, что ему нужен крючок? "Не мог он этого знать, а знал бы, может, и подарил бы", - решил мальчик и поискал глазами младшего брата. Тот сидел на камне, как-то нелепо расставив в стороны ноги.
   - Мне кушать хочется, - сказал младший.
   Старшему тоже хотелось, но он знал, что в доме есть нечего.
   - Если ты мне не дашь хлеба, я умру, - сказал младший. - У меня уже болят ножки, ходить больно. - Он поднялся и, морщась от боли, сделал два шага по направлению к старшему. - Видал, как больно?..   
   "А вдруг он и вправду умрет?" - с испугом подумал старший, оглядывая маленькую фигурку брата, его тонкие ноги, которые казались вывернутыми. Ему захотелось пожалеть младшего брата, погладить его по головке, но он сдержался. Наморщив лоб, стал думать, что же делать.
   Пенясь и швыряясь брызгами, глухо шумела река. Вдоль правого скалистого берега, упираясь в него, как в стену, река по долине бежала туда, где синели вдали высокие горы. Где-то там сейчас была мама. Мама знала бы, что делать, как накормить и вылечить брата, с ней всегда спокойно и хорошо.
   - Пошли! - наконец сказал он, беря младшего брата за руку.
   Тот поднялся и, волоча ноги, послушно потащился за старшим.
   - Садись на горба, - сказал старший, присаживаясь на корточки. - Только не дави на шею.
   У ближайшего дома мальчик остановился и спустил брата на землю.
   - Я попрошу для тебя хлеба, - сказал он. - Ты только не уходи.
   - Я пойду с тобой, - сказал младший.
  - Хорошо, согласился старший. - Пошли.
  Они взошли на крыльцо, и мальчик постучал в дверь. Открыла женщина.
   - Ты к кому? - спросила она. - К Вите, так его нет дома, шлепает где-то.
   - Вы нас простите, тетенька, - сказал старший, чувствуя, как лицо заливается краской. - Вы не могли бы дать моему брату кусочек хлеба или сухарик, а то он есть очень хочет.
   - А где же ваша мама? - строго спросила женщина.
   - Да мама уехала, - сказал мальчик. - К военкому в комиссариат, пенсию хлопотать. Вы не подумайте, что я обманываю, вот честное слово.
   - Ах, вы беженцы, - сказала женщина. - Ну тогда подождите минутку.
   Она ушла в комнату и вернулась с большой горбушкой.
   - Вот все, что я могу вам дать, - сказала женщина.
   - Мы вам отдадим, - сказал мальчик. - Вы не думайте... Мы не нищие, мама приедет, и я вам принесу.
   - Да ладно уж... - сказала женщина и погладила мальчика по голове. - А маме передай вот что - на склоне за сараями растет дикий щавель. А повыше, на опушке леса можно найти дикий лук и чеснок. Да пусть твоя мама зайдет ко мне, ладно?
   - Я передам, - сказал мальчик. - Большое вам спасибо.
   Они вернулись во двор. Мальчик протянул горбушку брату.
   - Ешь медленно-медленно, тогда больше наешься.
   - Хорошо, - сказал младший, запихивая хлеб в рот.
   - А сейчас мы пойдем искать щавель, - продолжал мальчик. - Я буду искать, а ты посидишь на травке.
   Младший кивнул. Теперь, когда в руках у него был хлеб, он забыл про свои ноги. "Вот и хорошо", - подумал старший с облегчением. Он уже устал таскать брата на спине.
   На склоне росли всякие травы. И зеленые, и фиолетовые, и светло-серые, пушистые. Мальчик не знал, какая из этих трав щавель, и решил искать ту траву, которая будет самой вкусной. Он наклонился и сорвал первую травинку. Потом вторую, уже с другими листочками, потом третью. Она оказалась очень горькой, и он тут же сплюнул. Так, пробуя траву, он медленно поднимался по склону. "Эта слишком жесткая... эта мятная... эта терпкая, как терн... эта совсем гадость, тьфу".
   Наконец, возле одного из кустов он наткнулся на маленькую полянку с травой вроде подорожника, и уже хотел пройти мимо, но на всякий случай все-таки сорвал один листок, надкусил и сразу же понял, что это и есть дикий щавель.
   Один за другим он сжевал несколько зеленых листочков щавеля, и ему понравился их кисловатый вкус. Тогда он стал рвать эти листья, отправляя их за пазуху. Он рвал долго, пока рубашка не надулась, не выпятилась впереди, как мяч, так что и наклониться уже трудно стало, и тогда он решил вернуться к брату и угостить его щавелем.
   Он пошел вниз и вдруг увидел, что навстречу ему поднимается мама с младшим братом.
   - Что же ты? - сказала мама укоризненно. - Я - то думала, что тебе можно доверять как старшему, а ты...
   Мальчик молчал. Он подумал, что мама ругает его за выпрошенный хлеб. Или за то, что они на склон поднялись - так ведь это еще не горы.
   - Ну, ему только четыре года, ему простительно, но тебе уже семь!..
   - Что я сделал? - спросил мальчик.
   - Ты перепутал ботинки, - сказала мама. - Ты не так надел ему ботинки. Левый на правую. Удивляюсь, как это он еще проходил столько?!
   - Я его на спине таскал.
   - Ну хорошо, - сказала мама. - Больше не будем говорить об этом.
   - А пенсию нам дали?
   - Обещали выслать. Сначала красноармейскую, а как запрос подтвердится, будем получать командирскую. Что с тобой, чем это ты рубашку набил?
   - Это? - мальчик запустил руку за пазуху и достал листья. - Это щавель.
   - И правда! - обрадовалась мама, пробуя лист на вкус. - И правда, щавель! Ах, как хорошо! Мы сегодня же сварим щи!.. Кто тебя научил?.. Подумать только, щавель! Я обручальное кольцо в городе продала, мяса купила, думала, какой же суп сварить, а тут щавель! Мы такие щи сварим! Дня на три. И на работу меня обещали принять, просили завтра зайти... А там и пенсию пришлют. Смотри-ка сколько щавеля!
   Мальчик улыбнулся.
   - Там еще лук наверху есть. И чеснок дикий.



----------------------
1970-е
 
 

Скачать  рассказ
в электронной версии
в формате PDF
в формате EXE
 
 
Этот сайт был создан бесплатно с помощью homepage-konstruktor.ru. Хотите тоже свой сайт?
Зарегистрироваться бесплатно