Среди войны ч. V - VIII
Документальная повесть
Лия Симонова,
лауреат премии Союза журналистов СССР.
Рисунки В.Дудкина
V
Километрах в четырех от домика лесника партизаны зарыли продукты и, когда наведывались к своему продовольственному складу, ночевали у Костиковых. Однажды Володя показал старшему брату Степану, где спрятал оружие, оставленное на хранение командиром Красной Армии. Командир не возвращался, а оружия так не доставало в отряде. Партизаны с благодарностью унесли его с собой, уверив Володю, что командир одобрил бы их действия. Как-то партизаны попросили Володю пойти в Белые Берега, посмотреть, что там и как: велик ли гарнизон, есть ли полиция, как охраняется дорога, какие и когда идут поезда? Чуть позже на этом участке дороги пошел под откос эшелон, взорван был мост и устроена засада на группу полицаев. Фашисты пришли в ярость.
Гитлеровцы знали, что в партизанском отряде много журинических, и к зиме карательный отряд, снова неожиданно ворвавшись в село, сжег Журиничи до основания. То место, где раньше стояло село, объявили мертвой зоной. Если заставали кого-то в радиусе десятка километров от бывших Журиничей, тут же отправляли за колючую проволоку. Прямо на месте расстреливали или вешали.
Партизаны распорядились построить в доме лесника нары в три яруса для людей, оставшихся без крова, и Володя с утра до вечера помогал в этой работе. Ночами все располагались на нарах, а утром, только начинало светать, уходили в лес, в землянки, ветвями заметая за собой следы на снегу.
Володя же, как это ни было опасно, пробирался в мертвую зону, спускался в земляные подвалы сожженных журинических домов, чтобы найти хоть что-то съестное. Всех, кто поселился теперь в их доме, надо было кормить. Пережив свою смерть, Володя больше не испытывал страха. Или, может быть, так ему только казалось.
И вот однажды ранним тихим морозным утром, только-только перебрались все постояльцы в лес, зарокотала по дороге от Журиничей машина. Добрались фашисты и к дому лесника. Улита Тихоновна и Таня далеко от дома не уходили. У ближнего ельника еще с довоенных времен лежал полый ствол старого здоровенного дуба. Дерево отец выбрал когда-то для ручной мельницы, которую сам мастерил, и теперь мать с Татьяной, как по трубе, проходили стволом к запрятанной в ельнике, укрытой снегом и простынями глубокой яме. Там они жили зимними днями, разжигая небольшой костерок прямо рядом с собою. Из этого своего убежища увидели они, как растворяется в огне и исчезает их дом, в котором они жили так дружно и счастливо. Улите Тихоновне казалось, что огонь уничтожает всю ее жизнь. Но после расстрела и спасения ее Последыша она думала только о том, чтобы сохранить детей. Ее муж, ее любимый Сергей Борисович, и при прощании, и в письмах просил ее об этом.
Улита Тихоновна схватила в охапку Танюшку, грудью зажала ей рот и шептала, шептала: "Татьянка, не шелохнись, доченька". Шорох фашистских шагов по хрустящему морозному снегу уже был слышен совсем близко. Гитлеровцы, видно, подошли к полому дубу, да не догадались, что именно за ним хоронятся хозяева только что спаленного ими дома. Углубиться в лес они не рискнули и, вскочив на машину, уехали.
Прошел день, другой, неделя, и все стали привыкать к новой, даже ночами, жизни в лесу. Однажды к общему лесному костерку из отряда пришли два незнакомых человека. С их приходом Володя узнал еще одно новое для себя слово - "десантник". Десантники были сброшены с парашютами и рациями в расположение партизанского отряда и вот теперь рассказывали людям, что немцев от Москвы погнали и на фронтах наметился перелом в нашу пользу.
Вдруг, в тот самый момент, когда один из десантников, Николай, подсел к ребятишкам, Володя спиною почувствовал что в лесу что-то происходит. Оглянулся и обмер: фашисты в белых маскировочных костюмах, на лыжах бесшумно надвигались прямо на них. Недаром недоброе чуяла Улита Тихоновна. Выследили гитлеровцы, как уходят днем в лес обитатели лесного домика.
Володя вскочил и не помня себя заорал: "Немцы! Спасайтесь!" И сам рванулся в сторону, в глубину леса. В лесу Володя чувствовал себя уверенно. Он знал тут каждый кусочек земли и умел ступать в валенках даже по глубокому снегу, не проваливаясь. За ним на лыжах скользил десантник, Николай.
За спиной непрестанно раздавались выстрелы, автоматные и пулеметные очереди и крики. У большака, который вел к селу Бояновичи, Володя и Николай засели в кустарнике. Тут Володя невольно зажал сердце руками, но сердце не слушалось, пыталось вырваться из ватной куртки на холодный снег.
Пальба как-то сразу вдруг прекратилась, и некоторое время спустя Володя и десантник увидели, что в сторону Бояновичей промчалась подвода. Слышна была громкая немецкая речь и стоны, должно быть, увозимых на пытки и казнь окруженных в лесу людей.
Ночью Володя с Николаем побрели чащобой на место бойни. Всю свою жизнь прожив в лесу, Володя никогда не слышал, чтоб деревья так жутко, так тоскливо выли, словно собака, потерявшая хозяина. "Ву-у, ву-у, вы-ы, вы-ы", - плакали и стонали деревья, а на снегу, чуть в стороне от стоянки, снег стал черным от трупов и красным от крови. Снова увидев столько растерзанных и окровавленных трупов сразу, Володя потерял сознание и повалился в снег.
Очнулся он уже в партизанском отряде. Рядом с ним сидели мама и Танюшка. Второй десантник, он оказался мастером спорта по лыжам, петляя по лесу, добрался до партизан. И партизаны, выслав разведку, забрали из ельника Улиту Тихоновну, Танюшку, подоспевших Николая и Володьку и еще одну раненую девочку, Катю - всех, кто остался в живых. Катя, белее снега, лежала на срубленных ветвях ели. Кровь сочилась из ее горла, и Катя не говорила, хрипела: "Они всех убили. Всех убили". Володя лежал неподалеку. Увидев, как тяжело умирает маленькая Катюшка, он почувствовал, что снова все плывет перед глазами и уходит от него, исчезает...
VI
В партизанском отряде, носившем имя легендарного героя гражданской войны Николая Щорса, Володя впервые начал осознавать, что дом нечто большее и значительное, чем изба, которую спалили фашисты. Домом оставалась для него земля, на которой он родился и вырос, лес, в котором с первых его шагов отец, Сергей Борисович, учил видеть и узнавать каждое дерево, и люди, которых мать, Улита Тихоновна, называла "своими". Ощущение дома гитлеровцам уничтожить было не по силам.
"Свои" не оставляли его в отряде вниманием и теплотою, и постепенно Володя отогревался, оттаивал после страшного расстрела.
Чуть только последышек пришел в себя, Степан повел его к лошадям. И Володя встретился с Игреком.
Степан забрал коня в отряд давно, еще в тот день, когда партизаны уносили из тайника оружие, оставленное красным командиром.
Красавец Игрек, белый в голубоватых яблоках, сильно похудел и осунулся, как и люди, которым он служил. Но голову держал гордо, и каждая жилка по-прежнему трепетала в его упругом теле. Игрек, как только увидел Володю, захрипел от волнения. Поднял уши, словно флаги выставил ради праздника. Рванулся навстречу другу - мальчишке. Закивал головой, заскреб снег передней ногою. Володя прижался к коню, хотел расцеловать его, но постеснялся: вдруг кто-то увидит? Коротко чмокнув Игрека в морду, Володя похлопал его по бокам, заменяя крепкое мужское рукопожатие. И вдруг услышал за спиной знакомый голос: "Это что же, Бутузов младший сын?" Володя даже вздрогнул: таким далеким и вроде бы навсегда ушедшим, довоенным ветром дунуло. Крепкого, коренастого отца, Сергея Борисовича, друзья еще в давние-давние времена прозвали Бутузом. Улиту Тихоновну соответственно Бутузихой, детей - Бутузовыми детьми, а место, где стоял дом лесника Костикова, значилось как Бутузово.
В школе такими обидными казались ребятам прозвища. Володя тоже, случалось, обижался, когда его называли, как и отца, Бутузом. Зато теперь, придя из радостного детства, старинное прозвище ласкало слух, возвращало, пусть на мгновение, отца. Володя резко обернулся. И увидел плотного, совершенно лысого человека. Его доброе лицо, глаза, несущие приветливую улыбку, показались Володе знакомыми.
- Это командир, - смущаясь, познакомил Степан, - Михаил Петрович Ромашин. - И, словно оправдываясь перед командиром, что раскрыл его, с казал Ромашину:
- Володька у нас надежный. Он сберег оружие. Матери помогал и мои поручения выполнял.
- Лошадей любишь? - кратко спросил, обращаясь к Володе, командир. Получив утвердительный ответ, добавил: - Вот и ходи пока за лошадьми, а там посмотрим. - Сел быстро на коня и ускакал лихим всадником.
Одно дело - играть с конем, совсем иное - готовить его к боевой операции. И поначалу Володя волновался: вдруг что-то не так сделает? А группа бойцов уходила в Бояновичи, где жил волостной старшина и окопался большой полицейский гарнизон. Разведка донесла: в воскресенье полицаи устраивают гулянку. И вот партизаны во главе с Семеном Матюхиным, на санях, в которые запрягли Игрека, поехали в село, чтобы разом расправиться со всеми полицаями. Хмельные и растерявшиеся от неожиданного налета полицаи не успели даже добраться до своего оружия. Партизанам удалось даже прихватить документы из гарнизона. Игрек ходил скоро. Теперь же, снова всретившись с другом Володькой, летал быстрым ветром. И вся операция заняла не больше часа.
Но вслед за этим удавшимся делом пришла из Бояновичей весть, которая пронзила болью и отчаянием. Там, в Бояновичах, фашисты растерзали Марию. Со времени облавы и расправы в лесу о ней ничего не было слышно.
Теперь в отряде Володя убедился в своих догадках: Мария была партизанской разведчицей. По поручению Семена Матюхина и Егора Прозорова, того самого героя Прозорова, что приходил когда-то к ним в школу, Мария ходила по деревням, собирала нужные партизанам сведения. После крупной диверсии на железной дороге Мария поняла, что домик в лесу, расположившийся всего в нескольких километрах от места развернувшегося боя, оказался в опасности. И она шла в лес, к своим, чтобы предупредить. На той подводе, которую видел Володя из кустов у большака на Бояновичи, фашисты увозили Марию, а вместе с ней и раненную в левую ногу двоюродную сестру Женю, и трехлетнего племянника, тоже Володю.
Всех троих бросили в одну из хат в Бояновичах, приказав хозяйке под страхом смерти не подходить к пленным женщинам и ребенку, никому не открывать дверей. Раненная в ногу Женя и избитая до смерти Мария сами двигаться не могли.
Утром пленников в санях увезли в бывший районный центр Хвастовичи, швырнули в заброшенный дом, окна которого заградили колючей проволокой. Во дворе этого дома Марию допрашивали в первый раз. Ей обещали сладкую жизнь в любом месте оккупированной гитлеровцами России, Украины, Белоруссии или даже в Германии и требовали взамен рассказать о партизанском отряде. Мария знала, что командир гитлеровского гарнизона в Белых Берегах давно уже издал приказ, в котором за выдачу партизанского командира Ромашина сулил награду в тысячу рублей, дом, двух коров и двух лошадей.
Мария сделала усилие над собой, чтобы улыбнуться. И повторила то же, что говорила раньше: никаких партизан она не знает. Шла по лесу к своему родному дому. Ее ударили так, что она тут же свалилась без сознания. Облили водой, бросили под навес на сырую землю и снова подняли, чтобы бить.
На другой день ее выволокли во двор, поставили спиною к плетню, потому что Мария уже не могла держаться на ногах. Но и так она не устояла, сползла в снег на холодную землю. Два фашиста вывели из дому маленького племянника Володьку, приказали ему стоять у старой корявой ивы в глубине двора. Неяркое зимнее солнце посветило на льняные волосы мальчика, и Мария увидела, что они похожи теперь на скрученные грязные нити льняного волокна. На губах мальчонки коркой запеклась кровь, и личико не имело уже никакого выражения.
- Не расскажешь о партизанах, - через переводчика предупредил фашист, - он будет расстрелян.
Мария закрыла глаза, и все вокруг стало уплывать от нее. Толчок - Мария открыла глаза и увидела, что Володька, едва переставляя ноги, идет к ней навстречу.
Собирая последние силы, Мария стала повторять про себя партизанскую присягу: "Я, гражданин Великого Советского Союза, верный сын героического русского народа, клянусь, что не выпущу из рук оружия, пока последний фашистский гад на нашей земле не будет уничтожен. Я обязуюсь беспрекословно выполнять приказы всех своих командиров и начальников, строго соблюдать воинскую дисциплину. За сожженные города и села, за смерть женщин и детей, за пытки, насилие и издевательства над моим народом я клянусь мстить врагу жестоко, беспощадно и неустанно... Я клянусь, что скорее умру в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и весь советский народ в рабство кровавому фашизму. Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу эту свою присягу и предам интересы народа, пусть умру я позорной смертью от руки своих товарищей".
- Молись и за него! - заорал фашист, видя, как Мария, перебирая губами, шепчет что-то. Рванул Мальчишку к себе, отбросил к забору и выстрелил.
Потом на глазах Марии расстреляли раненую Женю. Мария продолжала молчать. Фашисты не успокоились. В ноги к Марии швырнули знакомую учительницу. Надежда Константиновна Костыренко раньше жила с родителями в Журиничах, а перед самой войной вышла замуж и уехала в поселок Бежань. Мария увидала, что Надежда Константиновна ждет ребенка. Несмотря на это, гитлеровцы ее жестоко пытали. Под глазами красавицы Надежды Константиновны зияли две рваные кровяные ямы, и лица за синяками и кровоподтеками вообще вроде бы не было - сплошная рана.
Теперь звери в обличье человеческом обращались уже не к Марии, а к молодой учительнице. "От признания этой, - гаркнул полицай, указывая на Марию, - зависит жизнь твоего будущего ребенка. На размышления полчаса". И они хладнокровно принялись сооружать две виселицы, не веря, что смогут сломить этих женщин. Тут они не ошиблись.
Подробности трагической гибели Марии в отряде узнали много позже случившегося, от секретаря Брянского подпольного райкома комсомола Георгия Антоновича Юдичева. Но и то немногое, что стало известно поначалу, отозвалось страданием и ненавистью, а для матери Улиты Тихоновны было страшнее собственной смерти.
Как только пришло известие о гибели Марии, Володя бросился искать Степана. Нашел его в лесу, казалось, намертво приросшим к дереву и вспомнил, как однажды в детстве увидел на охоте раненого медведя. Он впился зубами в осину, истекая кровью и болью.
Володя со спины обхватил брата руками, прижался, прислонился к нему. И так они долго стояли, плача и не видя слез друг друга.
Теперь уж никто не посмел отказать Володе участвовать в боевой операции.
VII
На станцию Богатово отправились человек пятьдесят партизан. Разделились на две группы. Одну вел командир Михаил Петрович Ромашин, и она должна была уничтожить четыре вагона - теплушки с немцами. Другая шла взрывать мост - во главе с начальником штаба Александром Трофимовичем Писаревым. Володя на подводе, в которую запряг Игрека, вез боеприпасы, взрывчатые вещества, патроны. Задача, которую ему определили в этом бою, казалась несложной. Развернуть подводы, подготовить их к отходу. Но война есть война. И во всякое, даже самое простое дело прячет она опасность и смерть.
Возясь у подвод с лошадьми, Володя пристально вглядывался в ночную тьму. И скорее чувствовал, чем видел, как в кромешной мгле прошла к теплушкам разведка под началом дяди Архипа Валько. Бесшумно сняли часовых. Взметнулась сигнальная ракета. И тут же возник грохот боя, взлетел в воздух мост.
Прошло минут пятнадцать-двадцать, не больше. Партизаны стремительно возвращались к подводам. Быстро нагружали их трофеями. И Володя, у которого все было готово, опережая всех, на Игреке полетел восвояси.
На станции Богатово Володя первый раз участвовал в бою. После, думая о бое, он решил для себя, что война такая же работа. И исполнять ее хорошо и споро можно, только тщательно подготовив все и обдумав заранее самые малые детали.
Работы в отряде хватало. Володя по-прежнему ухаживал за лошадьми, помогал по хозяйству: колол дрова, носил воду из болота или растапливал снег, а иногда ему доверяли даже чистить и приводить в порядок оружие. Мама и Танюшка тоже не сидели без дела: стирали, чинили, штопали, варили. В их семье, сколько помнил себя Володя, каждый без лишних слов делал то, что сейчас нужнее. Партизанский отряд стал для них новой большой семьей.
Недалеко от села Малое Полпино, по данным, которые приносили разведчики, гитлеровцы собирались восстановить одноколейку, разрушенную фронтом, пустить по ней поезда. В Малом Полпине старостой был свой человек, Павел Федорович Матюхин, тоже Матюхин, как и журинический председатель колхоза. Он, следил за особой гитлеровской ротой, ремонтировавшей дорогу, собирал сведения и передавал их связным. На какое-то время таким связным стал Володя Костиков.
Неподалеку от Полпина, в лесу, стояла приметная, не обхватишь руками, осина. Под пнем, рядом с нею, устроили тайник. Матюхин оставлял записку, Володя забирал ее и приносил командиру. "В случае чего бумажку съешь", - напутствовал Михаил Петрович.
Ходить по лесу ночью было жутко. Но после пережитого Володей расстрела в Журиничах от страха заслоняла его ненависть.
Кроме посланий Матюхина, Володя рассказывал в отряде о собственных наблюдениях за железной дорогой. Ромашин отдал ему свои командирские часы, и по ним, спрятавшись в лесу, Володя отмерял время: когда и куда идут поезда, в какие минуты прибывает ремонтная рота? Очень скоро Володя заметил, что фашисты боятся ехать в вагонах одни, прихватывают с собой на работу деревенских парней или пленных. Нашими людьми они заслонялись, как щитом.
Но вот однажды Володя увидел то же, что сообщил Матюхин: советских гитлеровцы с собой уже не берут. То ли боятся использовать вынужденных помощников в окончательных работах, то ли успокоились: никто их не трогает.
В Международный женский день 8 Марта в отряде напекли блинов, сели на большой поляне кругом, как за столом, и командир Ромашин, поздравляя партизанок с праздником, пообещал подарок. Партизанские командиры разработали план боевой операции, которая получила название Полпинской. Володя участвовал в этой операции вроде бы адъютантом командира.
На двадцать четвертом километре у моста партизаны устроили засаду. Там было совсем открытое место и насыпь крутая. Рассчитывали на то, что в момент боя фашистам некуда скрыться.
Поезд двигался на двадцать восьмой километр и выглядел необычно. Впереди две платформы со шпалами и рельсами. За ними - вагоны, а сзади - паровоз, который и толкал вперед все хитрое сооружение. Хитрость заключалась в том, что на возможной мине подрывались прежде всего платформы, а паровоз мог в любую секунду, переменив направление, потащить за собой теплушки прочь от беды.
Партизанам удалось разгадать и перехитрить фашистский план. Спрятавшись по обе стороны от дороги, они пропустили первую платформу по мосту и только тогда включили электродетонатор. Мост взлетел, унося с собой вторую платформу и одну из теплушек. Крупнокалиберный пулемет, установленный на командном пункте, возле Ромашина, сразу же вывел из строя паровоз, изрешетив котел и выпустив из него пар. Непрестанные пулеметные и автоматные очереди со стороны командного пункта изранили и зажгли теплушки с гитлеровцами. Фашисты, как крупа из дырявого пакета, посыпались из вагонов на ту сторону дороги, где было тихо. Тут их и приняли в жаркие объятия те партизаны, которые до поры не вступали в бой, ожидая своей минуты. Громкое "Ура!" прокатилось по лесу, и огненный ливень обрушился на бегущих фрицев. Кто-то из них пытался стрелять из открытых дверей теплушек, и среди партизан тоже появились раненые. Из гитлеровцев же спаслись только те, кто со страху или как-то еще залег на полу вагонов или случайно вынырнул из-под пулевого ливня. Честно говоря, партизаны и не думали, что получится уничтожить и взять в плен сразу около трехсот гитлеровских солдат и офицеров. "Ну как? - торжествующе поглядывая на Володьку, справился командир. - Дали мы им жару? Будут помнить".
С карабином, подаренным командиром Ромашиным, Володя вместе со взрослыми ринулся в теплушки. Собирали, как всегда после боя, трофеи, документы и все, что могло пригодиться для дальнейших действий.
После Полпинской операции фашисты сожгли поселок Бежань. На войне все было как на войне. Удачные боевые операции и победы сменялись минутами потрясений и горестей. И непоправимых страшных утрат.
Налет карателей, которые с артиллерией штурмовали партизанский лагерь, заставил отряд уйти из лесов Медвежьей Печи в чащобы Зайцевых Дворов. Володя ушел вместе с отрядом, а мама с Татьянкой, молодой парень Иван Мазуров и еще один человек остались в двух специально для них вырытых землянках - для связи с полпинским старостой Матюхиным. Они оставались еще и для того, чтобы заботиться о продовольствии для партизан. У старосты Матюхина был надежный человек - пастух. Он ненароком подгонял стадо коров близко к тому месту, окопались Костиковы, и Улита Тихоновна с Танюшкой потихоньку уводили от стада по одной корове, перегоняли к стоянке партизанского отряда.
Татьянка продолжала встречаться с Володей в условленных местах, хорошо знакомых с детства. Вдвоем, а то и с Иваном Мазуровым пробирались они в Мертвую зону, которая все увеличивалась. И вот сожженными оказались уже не только Журиничи и Медвежьи Печи, но и Зайцевы Дворы и Горелово, и Николаевка. И хотя запреты появляться в так называемой Мертвой зоне все устрашались, отважные юные добытчики партизанского отряда обследовали вдоль и поперек пожарища, шомполами обнаруживая в горелой земле бывшие подполы с продовольствием.
Однажды в Зайцевых Дворах Володя и Татьяна наткнулись на склад боеприпасов и гранат, зарытый в земле. Прибежали за Иваном и под вечер отправились забирать обнаруженный клад.В темноте набили рюкзаки, сколько смогли унести, патронами и гранатами. Остальное закопали до следующего раза.
Только спустились в выемку у железнодорожного переезда, услышали громкую немецкую речь и щелчки зажигалок, позвякивание фляжек. По дороге на дрезине ехали гитлеровцы. Они, видно, тоже схватили ухом шорохи в выемке у дороги. Или заметили движение в кустах. Вверх тут же взметнулась предупреждающая ракета, раздалась автоматная очередь. Володя не растерялся, скомандовал всем: "Ложись!" - и сам упал на землю. Пока фашисты заряжали ракетницу, наступило несколько мгновений темноты. Володя в доли секунды сообразил, что отступать надо не к лесу, а в поле. Немцы бросились в лес, зная, что партизаны всегда стремятся уйти лесами, а ребята залегли в поле, на оттаявшей, высвободившейся уже из-под снега земле. Вросли в нее телами. И как ни могло показаться странным, после такой ужасной и близкой опасности, лежа на холодной земле, Володя вспомнил вдруг отца и светлый, радостный день в лесу, и отцовский рассказ о мудрости черного жучка, камнем застывшего на тропе, почуяв беду.
Дул холодный, колючий весенний ветер, холодный пар поднимался от земли, но рядом шумел в темноте знакомый лес, и утром, теперь уже стало ясно, они смогут уйти туда и скрыться.
VIII
Бок о бок в бою с героем Егором Прозоровым Володя оказался во время облавы в лесах у Зайцевых Дворов, куда отряд перебрался после Медвежьих Печей. Теперь герой Прозоров, словно спустившись с пьедестала, шагнул в Володькину жизнь уже совсем по-иному, близким и родным человеком, дядей Егором. Идти рядом с ним, как когда-то с отцом, в любой путь было спокойнее и увереннее.
Каратели двигались по лесу черными цепями, грохочущими автоматными выстрелами. И эти страшные цепи готовы были вот-вот сомкнуться. В лагере оставалось в тот день немного людей: теперь почти каждый день боевые партизанские группы уходили на задание - совершали диверсии на дорогах, подрывали немецкие склады, громили фашистские гарнизоны. Гитлеровцы, видно, на то и рассчитывали, что своей тяжелой, многосотенной цепью, хорошо защищенной артиллерией, сожмут кольцом и задушат временно поредевший отряд.
Егор Васильевич Прозоров и Николай Герасимович Косолапов, кадровый боевой офицер, оставшийся среди партизан после окружения, разделили бойцов на две боевые группы и повели в обход противника. Теперь уже не из рассказа о далеких боях на Халхин-Голе, а в нагрянувшей на самого Володьку и всех ближних ему людей опасности он воспринимал науку жизни: обходной путь иногда бывает и более коротким и самым мудрым. Глупо идти напролом, чтобы расшибить лоб о глухую стенку.
По болоту, которое для немцев казалось непроходимым, Егор Прозоров и Николай Косолапов вывели свои боевые группы в тыл врага и неожиданным броском ударили в спину. Противотанковыми гранатами забросали гитлеровские пулеметы и минометные расчеты. Пулеметными очередями, разрывая и разрушая черную цепь. Фашисты шесть раз, до самого вечера, пытались атаковать, но починить свою тяжелую цепь не сумели. И отряд по болотам ушел из лесов у Зайцевых Дворов в сторону местечка Любохна, в Дядьковском районе, который почти полностью контролировался партизанами.
Был май. Лес дышал уже весною. И вместе с запахами возрождавшегося после зимы леса и родной, оттаявшей из-под снега земли люди вдыхали силу, которая так нужна была им теперь, чтобы одолеть болота.
Болота весной коварны. Кочки в талой воде едва видны, и темные водяные провалы, на которых плавают пена и ледяные корки, легко принять за кочку. Люди же нагружены
были рюкзаками с продуктами и оружием, и даже два станковых пулемета "Максим", разобранные по частям, несли за собою. Лошадей пришлось оставить на прежнем месте, а вожжи связали, и они объединяли всех воедино. Кто оступится, рядом стоящие вытянут его вожжами.
Володя, вооруженный карабином, шел рядом со всеми, в общей связке, как равный, и чувствовал себя не мальчишкой, а мужчиной, опорой для женщин и стариков.
Кто знает, может быть, именно в этом и заключался главный жизненный смысл давнего прихода в журиническую школу героя Прозорова: силою своих окрепших в борьбе крыльев приподнять начинающих жить людей над партою, над селом, показать им большой окружающий мир, передать свое понимание этого мира и равновесие в нем? И тогда, в свой час, взлетевшие однажды вместе со взрослым человеком дети опустятся на землю рядом и встанут на ноги уже иными, более сильными и уверенными в себе.
Летом сорок второго года в партизанской жизни многое изменилось. В партизанские леса стали прилетать наши самолеты, наладилась связь с Большой землей. С самолета в расположение отряда имени Щорса спустился с парашютом радист Юра Савченко, высокий, молодой и веселый парень. По рации он мог в одно мгновение соединять отряд Щорса с другими партизанскими отрядами и даже с Москвой.
Стало известно, что на Брянщине действует больше двадцати трех тысяч партизан. Орловский подпольный обком партии (Брянск входил в то время в Орловскую область) и Военный Совет Брянского фронта создали Штаб партизанского движения. Он руководил теперь всеми отрядами и большими бригадами, в которые отряды начали объединяться.Для руководства южными и юго-западными группировками брянских партизан создали единый партизанский центр - Навлинский подпольный окружной комитет партии.
Володя, разумеется, всего этого не знал, но чувствовал, что старшие становятся все спокойнее и увереннее в себе и действуют более дерзко. Все чаще теперь партизаны уходили в длительные рейды по тылам противника, вступали в долгие и серьезные бои. И Володьке порою с рассвета до темноты приходилось собирать, сортировать, чистить и приводить в порядок оружие и боеприпасы и готовить к походам лошадей, которыми они снова обзавелись в Любохне.
Поспевал он и в строительстве нового лагеря, когда по рации пришло распоряжение перебираться к Навле, держать во что бы то ни стало оборону по свою сторону реки. В этих краях проходили важные стратегические дороги на Москву, на Украину и в Белоруссию. Значение крупных диверсий на этих дорогах было хорошо понятно даже двенадцатилетнему Володьке.
В самом конце лета Михаил Петрович Ромашин вместе с другими командирами и комиссарами отрядов улетел на самолете в Москву. 31 августа в Кремле командиры и комиссары партизанских отрядов Брянщины встретились с руководителями партии и правительства. И большинство из них вернулись из Москвы с Золотыми Звездами Героев Советского Союза. Представлены к наградам были и многие партизаны. Сообщая об этом своему отряду, Михаил Петрович Ромашин улыбался широко и радостно. Его Звезда Героя блистала среди леса путеводной звездочкой, приковывая к себе радостные взоры всех боевых друзей - партизан и указывая дальнейший путь действий.
лауреат премии Союза журналистов СССР.
Рисунки В.Дудкина
V
Километрах в четырех от домика лесника партизаны зарыли продукты и, когда наведывались к своему продовольственному складу, ночевали у Костиковых. Однажды Володя показал старшему брату Степану, где спрятал оружие, оставленное на хранение командиром Красной Армии. Командир не возвращался, а оружия так не доставало в отряде. Партизаны с благодарностью унесли его с собой, уверив Володю, что командир одобрил бы их действия. Как-то партизаны попросили Володю пойти в Белые Берега, посмотреть, что там и как: велик ли гарнизон, есть ли полиция, как охраняется дорога, какие и когда идут поезда? Чуть позже на этом участке дороги пошел под откос эшелон, взорван был мост и устроена засада на группу полицаев. Фашисты пришли в ярость.
Гитлеровцы знали, что в партизанском отряде много журинических, и к зиме карательный отряд, снова неожиданно ворвавшись в село, сжег Журиничи до основания. То место, где раньше стояло село, объявили мертвой зоной. Если заставали кого-то в радиусе десятка километров от бывших Журиничей, тут же отправляли за колючую проволоку. Прямо на месте расстреливали или вешали.
Партизаны распорядились построить в доме лесника нары в три яруса для людей, оставшихся без крова, и Володя с утра до вечера помогал в этой работе. Ночами все располагались на нарах, а утром, только начинало светать, уходили в лес, в землянки, ветвями заметая за собой следы на снегу.
Володя же, как это ни было опасно, пробирался в мертвую зону, спускался в земляные подвалы сожженных журинических домов, чтобы найти хоть что-то съестное. Всех, кто поселился теперь в их доме, надо было кормить. Пережив свою смерть, Володя больше не испытывал страха. Или, может быть, так ему только казалось.
И вот однажды ранним тихим морозным утром, только-только перебрались все постояльцы в лес, зарокотала по дороге от Журиничей машина. Добрались фашисты и к дому лесника. Улита Тихоновна и Таня далеко от дома не уходили. У ближнего ельника еще с довоенных времен лежал полый ствол старого здоровенного дуба. Дерево отец выбрал когда-то для ручной мельницы, которую сам мастерил, и теперь мать с Татьяной, как по трубе, проходили стволом к запрятанной в ельнике, укрытой снегом и простынями глубокой яме. Там они жили зимними днями, разжигая небольшой костерок прямо рядом с собою. Из этого своего убежища увидели они, как растворяется в огне и исчезает их дом, в котором они жили так дружно и счастливо. Улите Тихоновне казалось, что огонь уничтожает всю ее жизнь. Но после расстрела и спасения ее Последыша она думала только о том, чтобы сохранить детей. Ее муж, ее любимый Сергей Борисович, и при прощании, и в письмах просил ее об этом.
Улита Тихоновна схватила в охапку Танюшку, грудью зажала ей рот и шептала, шептала: "Татьянка, не шелохнись, доченька". Шорох фашистских шагов по хрустящему морозному снегу уже был слышен совсем близко. Гитлеровцы, видно, подошли к полому дубу, да не догадались, что именно за ним хоронятся хозяева только что спаленного ими дома. Углубиться в лес они не рискнули и, вскочив на машину, уехали.
Прошел день, другой, неделя, и все стали привыкать к новой, даже ночами, жизни в лесу. Однажды к общему лесному костерку из отряда пришли два незнакомых человека. С их приходом Володя узнал еще одно новое для себя слово - "десантник". Десантники были сброшены с парашютами и рациями в расположение партизанского отряда и вот теперь рассказывали людям, что немцев от Москвы погнали и на фронтах наметился перелом в нашу пользу.
Вдруг, в тот самый момент, когда один из десантников, Николай, подсел к ребятишкам, Володя спиною почувствовал что в лесу что-то происходит. Оглянулся и обмер: фашисты в белых маскировочных костюмах, на лыжах бесшумно надвигались прямо на них. Недаром недоброе чуяла Улита Тихоновна. Выследили гитлеровцы, как уходят днем в лес обитатели лесного домика.
Володя вскочил и не помня себя заорал: "Немцы! Спасайтесь!" И сам рванулся в сторону, в глубину леса. В лесу Володя чувствовал себя уверенно. Он знал тут каждый кусочек земли и умел ступать в валенках даже по глубокому снегу, не проваливаясь. За ним на лыжах скользил десантник, Николай.
За спиной непрестанно раздавались выстрелы, автоматные и пулеметные очереди и крики. У большака, который вел к селу Бояновичи, Володя и Николай засели в кустарнике. Тут Володя невольно зажал сердце руками, но сердце не слушалось, пыталось вырваться из ватной куртки на холодный снег.
Пальба как-то сразу вдруг прекратилась, и некоторое время спустя Володя и десантник увидели, что в сторону Бояновичей промчалась подвода. Слышна была громкая немецкая речь и стоны, должно быть, увозимых на пытки и казнь окруженных в лесу людей.
Ночью Володя с Николаем побрели чащобой на место бойни. Всю свою жизнь прожив в лесу, Володя никогда не слышал, чтоб деревья так жутко, так тоскливо выли, словно собака, потерявшая хозяина. "Ву-у, ву-у, вы-ы, вы-ы", - плакали и стонали деревья, а на снегу, чуть в стороне от стоянки, снег стал черным от трупов и красным от крови. Снова увидев столько растерзанных и окровавленных трупов сразу, Володя потерял сознание и повалился в снег.
Очнулся он уже в партизанском отряде. Рядом с ним сидели мама и Танюшка. Второй десантник, он оказался мастером спорта по лыжам, петляя по лесу, добрался до партизан. И партизаны, выслав разведку, забрали из ельника Улиту Тихоновну, Танюшку, подоспевших Николая и Володьку и еще одну раненую девочку, Катю - всех, кто остался в живых. Катя, белее снега, лежала на срубленных ветвях ели. Кровь сочилась из ее горла, и Катя не говорила, хрипела: "Они всех убили. Всех убили". Володя лежал неподалеку. Увидев, как тяжело умирает маленькая Катюшка, он почувствовал, что снова все плывет перед глазами и уходит от него, исчезает...
VI
В партизанском отряде, носившем имя легендарного героя гражданской войны Николая Щорса, Володя впервые начал осознавать, что дом нечто большее и значительное, чем изба, которую спалили фашисты. Домом оставалась для него земля, на которой он родился и вырос, лес, в котором с первых его шагов отец, Сергей Борисович, учил видеть и узнавать каждое дерево, и люди, которых мать, Улита Тихоновна, называла "своими". Ощущение дома гитлеровцам уничтожить было не по силам.
"Свои" не оставляли его в отряде вниманием и теплотою, и постепенно Володя отогревался, оттаивал после страшного расстрела.
Чуть только последышек пришел в себя, Степан повел его к лошадям. И Володя встретился с Игреком.
Степан забрал коня в отряд давно, еще в тот день, когда партизаны уносили из тайника оружие, оставленное красным командиром.
Красавец Игрек, белый в голубоватых яблоках, сильно похудел и осунулся, как и люди, которым он служил. Но голову держал гордо, и каждая жилка по-прежнему трепетала в его упругом теле. Игрек, как только увидел Володю, захрипел от волнения. Поднял уши, словно флаги выставил ради праздника. Рванулся навстречу другу - мальчишке. Закивал головой, заскреб снег передней ногою. Володя прижался к коню, хотел расцеловать его, но постеснялся: вдруг кто-то увидит? Коротко чмокнув Игрека в морду, Володя похлопал его по бокам, заменяя крепкое мужское рукопожатие. И вдруг услышал за спиной знакомый голос: "Это что же, Бутузов младший сын?" Володя даже вздрогнул: таким далеким и вроде бы навсегда ушедшим, довоенным ветром дунуло. Крепкого, коренастого отца, Сергея Борисовича, друзья еще в давние-давние времена прозвали Бутузом. Улиту Тихоновну соответственно Бутузихой, детей - Бутузовыми детьми, а место, где стоял дом лесника Костикова, значилось как Бутузово.
В школе такими обидными казались ребятам прозвища. Володя тоже, случалось, обижался, когда его называли, как и отца, Бутузом. Зато теперь, придя из радостного детства, старинное прозвище ласкало слух, возвращало, пусть на мгновение, отца. Володя резко обернулся. И увидел плотного, совершенно лысого человека. Его доброе лицо, глаза, несущие приветливую улыбку, показались Володе знакомыми.
- Это командир, - смущаясь, познакомил Степан, - Михаил Петрович Ромашин. - И, словно оправдываясь перед командиром, что раскрыл его, с казал Ромашину:
- Володька у нас надежный. Он сберег оружие. Матери помогал и мои поручения выполнял.
- Лошадей любишь? - кратко спросил, обращаясь к Володе, командир. Получив утвердительный ответ, добавил: - Вот и ходи пока за лошадьми, а там посмотрим. - Сел быстро на коня и ускакал лихим всадником.
Одно дело - играть с конем, совсем иное - готовить его к боевой операции. И поначалу Володя волновался: вдруг что-то не так сделает? А группа бойцов уходила в Бояновичи, где жил волостной старшина и окопался большой полицейский гарнизон. Разведка донесла: в воскресенье полицаи устраивают гулянку. И вот партизаны во главе с Семеном Матюхиным, на санях, в которые запрягли Игрека, поехали в село, чтобы разом расправиться со всеми полицаями. Хмельные и растерявшиеся от неожиданного налета полицаи не успели даже добраться до своего оружия. Партизанам удалось даже прихватить документы из гарнизона. Игрек ходил скоро. Теперь же, снова всретившись с другом Володькой, летал быстрым ветром. И вся операция заняла не больше часа.
Но вслед за этим удавшимся делом пришла из Бояновичей весть, которая пронзила болью и отчаянием. Там, в Бояновичах, фашисты растерзали Марию. Со времени облавы и расправы в лесу о ней ничего не было слышно.
Теперь в отряде Володя убедился в своих догадках: Мария была партизанской разведчицей. По поручению Семена Матюхина и Егора Прозорова, того самого героя Прозорова, что приходил когда-то к ним в школу, Мария ходила по деревням, собирала нужные партизанам сведения. После крупной диверсии на железной дороге Мария поняла, что домик в лесу, расположившийся всего в нескольких километрах от места развернувшегося боя, оказался в опасности. И она шла в лес, к своим, чтобы предупредить. На той подводе, которую видел Володя из кустов у большака на Бояновичи, фашисты увозили Марию, а вместе с ней и раненную в левую ногу двоюродную сестру Женю, и трехлетнего племянника, тоже Володю.
Всех троих бросили в одну из хат в Бояновичах, приказав хозяйке под страхом смерти не подходить к пленным женщинам и ребенку, никому не открывать дверей. Раненная в ногу Женя и избитая до смерти Мария сами двигаться не могли.
Утром пленников в санях увезли в бывший районный центр Хвастовичи, швырнули в заброшенный дом, окна которого заградили колючей проволокой. Во дворе этого дома Марию допрашивали в первый раз. Ей обещали сладкую жизнь в любом месте оккупированной гитлеровцами России, Украины, Белоруссии или даже в Германии и требовали взамен рассказать о партизанском отряде. Мария знала, что командир гитлеровского гарнизона в Белых Берегах давно уже издал приказ, в котором за выдачу партизанского командира Ромашина сулил награду в тысячу рублей, дом, двух коров и двух лошадей.
Мария сделала усилие над собой, чтобы улыбнуться. И повторила то же, что говорила раньше: никаких партизан она не знает. Шла по лесу к своему родному дому. Ее ударили так, что она тут же свалилась без сознания. Облили водой, бросили под навес на сырую землю и снова подняли, чтобы бить.
На другой день ее выволокли во двор, поставили спиною к плетню, потому что Мария уже не могла держаться на ногах. Но и так она не устояла, сползла в снег на холодную землю. Два фашиста вывели из дому маленького племянника Володьку, приказали ему стоять у старой корявой ивы в глубине двора. Неяркое зимнее солнце посветило на льняные волосы мальчика, и Мария увидела, что они похожи теперь на скрученные грязные нити льняного волокна. На губах мальчонки коркой запеклась кровь, и личико не имело уже никакого выражения.
- Не расскажешь о партизанах, - через переводчика предупредил фашист, - он будет расстрелян.
Мария закрыла глаза, и все вокруг стало уплывать от нее. Толчок - Мария открыла глаза и увидела, что Володька, едва переставляя ноги, идет к ней навстречу.
Собирая последние силы, Мария стала повторять про себя партизанскую присягу: "Я, гражданин Великого Советского Союза, верный сын героического русского народа, клянусь, что не выпущу из рук оружия, пока последний фашистский гад на нашей земле не будет уничтожен. Я обязуюсь беспрекословно выполнять приказы всех своих командиров и начальников, строго соблюдать воинскую дисциплину. За сожженные города и села, за смерть женщин и детей, за пытки, насилие и издевательства над моим народом я клянусь мстить врагу жестоко, беспощадно и неустанно... Я клянусь, что скорее умру в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и весь советский народ в рабство кровавому фашизму. Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу эту свою присягу и предам интересы народа, пусть умру я позорной смертью от руки своих товарищей".
- Молись и за него! - заорал фашист, видя, как Мария, перебирая губами, шепчет что-то. Рванул Мальчишку к себе, отбросил к забору и выстрелил.
Потом на глазах Марии расстреляли раненую Женю. Мария продолжала молчать. Фашисты не успокоились. В ноги к Марии швырнули знакомую учительницу. Надежда Константиновна Костыренко раньше жила с родителями в Журиничах, а перед самой войной вышла замуж и уехала в поселок Бежань. Мария увидала, что Надежда Константиновна ждет ребенка. Несмотря на это, гитлеровцы ее жестоко пытали. Под глазами красавицы Надежды Константиновны зияли две рваные кровяные ямы, и лица за синяками и кровоподтеками вообще вроде бы не было - сплошная рана.
Теперь звери в обличье человеческом обращались уже не к Марии, а к молодой учительнице. "От признания этой, - гаркнул полицай, указывая на Марию, - зависит жизнь твоего будущего ребенка. На размышления полчаса". И они хладнокровно принялись сооружать две виселицы, не веря, что смогут сломить этих женщин. Тут они не ошиблись.
Подробности трагической гибели Марии в отряде узнали много позже случившегося, от секретаря Брянского подпольного райкома комсомола Георгия Антоновича Юдичева. Но и то немногое, что стало известно поначалу, отозвалось страданием и ненавистью, а для матери Улиты Тихоновны было страшнее собственной смерти.
Как только пришло известие о гибели Марии, Володя бросился искать Степана. Нашел его в лесу, казалось, намертво приросшим к дереву и вспомнил, как однажды в детстве увидел на охоте раненого медведя. Он впился зубами в осину, истекая кровью и болью.
Володя со спины обхватил брата руками, прижался, прислонился к нему. И так они долго стояли, плача и не видя слез друг друга.
Теперь уж никто не посмел отказать Володе участвовать в боевой операции.
VII
На станцию Богатово отправились человек пятьдесят партизан. Разделились на две группы. Одну вел командир Михаил Петрович Ромашин, и она должна была уничтожить четыре вагона - теплушки с немцами. Другая шла взрывать мост - во главе с начальником штаба Александром Трофимовичем Писаревым. Володя на подводе, в которую запряг Игрека, вез боеприпасы, взрывчатые вещества, патроны. Задача, которую ему определили в этом бою, казалась несложной. Развернуть подводы, подготовить их к отходу. Но война есть война. И во всякое, даже самое простое дело прячет она опасность и смерть.
Возясь у подвод с лошадьми, Володя пристально вглядывался в ночную тьму. И скорее чувствовал, чем видел, как в кромешной мгле прошла к теплушкам разведка под началом дяди Архипа Валько. Бесшумно сняли часовых. Взметнулась сигнальная ракета. И тут же возник грохот боя, взлетел в воздух мост.
Прошло минут пятнадцать-двадцать, не больше. Партизаны стремительно возвращались к подводам. Быстро нагружали их трофеями. И Володя, у которого все было готово, опережая всех, на Игреке полетел восвояси.
На станции Богатово Володя первый раз участвовал в бою. После, думая о бое, он решил для себя, что война такая же работа. И исполнять ее хорошо и споро можно, только тщательно подготовив все и обдумав заранее самые малые детали.
Работы в отряде хватало. Володя по-прежнему ухаживал за лошадьми, помогал по хозяйству: колол дрова, носил воду из болота или растапливал снег, а иногда ему доверяли даже чистить и приводить в порядок оружие. Мама и Танюшка тоже не сидели без дела: стирали, чинили, штопали, варили. В их семье, сколько помнил себя Володя, каждый без лишних слов делал то, что сейчас нужнее. Партизанский отряд стал для них новой большой семьей.
Недалеко от села Малое Полпино, по данным, которые приносили разведчики, гитлеровцы собирались восстановить одноколейку, разрушенную фронтом, пустить по ней поезда. В Малом Полпине старостой был свой человек, Павел Федорович Матюхин, тоже Матюхин, как и журинический председатель колхоза. Он, следил за особой гитлеровской ротой, ремонтировавшей дорогу, собирал сведения и передавал их связным. На какое-то время таким связным стал Володя Костиков.
Неподалеку от Полпина, в лесу, стояла приметная, не обхватишь руками, осина. Под пнем, рядом с нею, устроили тайник. Матюхин оставлял записку, Володя забирал ее и приносил командиру. "В случае чего бумажку съешь", - напутствовал Михаил Петрович.
Ходить по лесу ночью было жутко. Но после пережитого Володей расстрела в Журиничах от страха заслоняла его ненависть.
Кроме посланий Матюхина, Володя рассказывал в отряде о собственных наблюдениях за железной дорогой. Ромашин отдал ему свои командирские часы, и по ним, спрятавшись в лесу, Володя отмерял время: когда и куда идут поезда, в какие минуты прибывает ремонтная рота? Очень скоро Володя заметил, что фашисты боятся ехать в вагонах одни, прихватывают с собой на работу деревенских парней или пленных. Нашими людьми они заслонялись, как щитом.
Но вот однажды Володя увидел то же, что сообщил Матюхин: советских гитлеровцы с собой уже не берут. То ли боятся использовать вынужденных помощников в окончательных работах, то ли успокоились: никто их не трогает.
В Международный женский день 8 Марта в отряде напекли блинов, сели на большой поляне кругом, как за столом, и командир Ромашин, поздравляя партизанок с праздником, пообещал подарок. Партизанские командиры разработали план боевой операции, которая получила название Полпинской. Володя участвовал в этой операции вроде бы адъютантом командира.
На двадцать четвертом километре у моста партизаны устроили засаду. Там было совсем открытое место и насыпь крутая. Рассчитывали на то, что в момент боя фашистам некуда скрыться.
Поезд двигался на двадцать восьмой километр и выглядел необычно. Впереди две платформы со шпалами и рельсами. За ними - вагоны, а сзади - паровоз, который и толкал вперед все хитрое сооружение. Хитрость заключалась в том, что на возможной мине подрывались прежде всего платформы, а паровоз мог в любую секунду, переменив направление, потащить за собой теплушки прочь от беды.
Партизанам удалось разгадать и перехитрить фашистский план. Спрятавшись по обе стороны от дороги, они пропустили первую платформу по мосту и только тогда включили электродетонатор. Мост взлетел, унося с собой вторую платформу и одну из теплушек. Крупнокалиберный пулемет, установленный на командном пункте, возле Ромашина, сразу же вывел из строя паровоз, изрешетив котел и выпустив из него пар. Непрестанные пулеметные и автоматные очереди со стороны командного пункта изранили и зажгли теплушки с гитлеровцами. Фашисты, как крупа из дырявого пакета, посыпались из вагонов на ту сторону дороги, где было тихо. Тут их и приняли в жаркие объятия те партизаны, которые до поры не вступали в бой, ожидая своей минуты. Громкое "Ура!" прокатилось по лесу, и огненный ливень обрушился на бегущих фрицев. Кто-то из них пытался стрелять из открытых дверей теплушек, и среди партизан тоже появились раненые. Из гитлеровцев же спаслись только те, кто со страху или как-то еще залег на полу вагонов или случайно вынырнул из-под пулевого ливня. Честно говоря, партизаны и не думали, что получится уничтожить и взять в плен сразу около трехсот гитлеровских солдат и офицеров. "Ну как? - торжествующе поглядывая на Володьку, справился командир. - Дали мы им жару? Будут помнить".
С карабином, подаренным командиром Ромашиным, Володя вместе со взрослыми ринулся в теплушки. Собирали, как всегда после боя, трофеи, документы и все, что могло пригодиться для дальнейших действий.
После Полпинской операции фашисты сожгли поселок Бежань. На войне все было как на войне. Удачные боевые операции и победы сменялись минутами потрясений и горестей. И непоправимых страшных утрат.
Налет карателей, которые с артиллерией штурмовали партизанский лагерь, заставил отряд уйти из лесов Медвежьей Печи в чащобы Зайцевых Дворов. Володя ушел вместе с отрядом, а мама с Татьянкой, молодой парень Иван Мазуров и еще один человек остались в двух специально для них вырытых землянках - для связи с полпинским старостой Матюхиным. Они оставались еще и для того, чтобы заботиться о продовольствии для партизан. У старосты Матюхина был надежный человек - пастух. Он ненароком подгонял стадо коров близко к тому месту, окопались Костиковы, и Улита Тихоновна с Танюшкой потихоньку уводили от стада по одной корове, перегоняли к стоянке партизанского отряда.
Татьянка продолжала встречаться с Володей в условленных местах, хорошо знакомых с детства. Вдвоем, а то и с Иваном Мазуровым пробирались они в Мертвую зону, которая все увеличивалась. И вот сожженными оказались уже не только Журиничи и Медвежьи Печи, но и Зайцевы Дворы и Горелово, и Николаевка. И хотя запреты появляться в так называемой Мертвой зоне все устрашались, отважные юные добытчики партизанского отряда обследовали вдоль и поперек пожарища, шомполами обнаруживая в горелой земле бывшие подполы с продовольствием.
Однажды в Зайцевых Дворах Володя и Татьяна наткнулись на склад боеприпасов и гранат, зарытый в земле. Прибежали за Иваном и под вечер отправились забирать обнаруженный клад.В темноте набили рюкзаки, сколько смогли унести, патронами и гранатами. Остальное закопали до следующего раза.
Только спустились в выемку у железнодорожного переезда, услышали громкую немецкую речь и щелчки зажигалок, позвякивание фляжек. По дороге на дрезине ехали гитлеровцы. Они, видно, тоже схватили ухом шорохи в выемке у дороги. Или заметили движение в кустах. Вверх тут же взметнулась предупреждающая ракета, раздалась автоматная очередь. Володя не растерялся, скомандовал всем: "Ложись!" - и сам упал на землю. Пока фашисты заряжали ракетницу, наступило несколько мгновений темноты. Володя в доли секунды сообразил, что отступать надо не к лесу, а в поле. Немцы бросились в лес, зная, что партизаны всегда стремятся уйти лесами, а ребята залегли в поле, на оттаявшей, высвободившейся уже из-под снега земле. Вросли в нее телами. И как ни могло показаться странным, после такой ужасной и близкой опасности, лежа на холодной земле, Володя вспомнил вдруг отца и светлый, радостный день в лесу, и отцовский рассказ о мудрости черного жучка, камнем застывшего на тропе, почуяв беду.
Дул холодный, колючий весенний ветер, холодный пар поднимался от земли, но рядом шумел в темноте знакомый лес, и утром, теперь уже стало ясно, они смогут уйти туда и скрыться.
VIII
Бок о бок в бою с героем Егором Прозоровым Володя оказался во время облавы в лесах у Зайцевых Дворов, куда отряд перебрался после Медвежьих Печей. Теперь герой Прозоров, словно спустившись с пьедестала, шагнул в Володькину жизнь уже совсем по-иному, близким и родным человеком, дядей Егором. Идти рядом с ним, как когда-то с отцом, в любой путь было спокойнее и увереннее.
Каратели двигались по лесу черными цепями, грохочущими автоматными выстрелами. И эти страшные цепи готовы были вот-вот сомкнуться. В лагере оставалось в тот день немного людей: теперь почти каждый день боевые партизанские группы уходили на задание - совершали диверсии на дорогах, подрывали немецкие склады, громили фашистские гарнизоны. Гитлеровцы, видно, на то и рассчитывали, что своей тяжелой, многосотенной цепью, хорошо защищенной артиллерией, сожмут кольцом и задушат временно поредевший отряд.
Егор Васильевич Прозоров и Николай Герасимович Косолапов, кадровый боевой офицер, оставшийся среди партизан после окружения, разделили бойцов на две боевые группы и повели в обход противника. Теперь уже не из рассказа о далеких боях на Халхин-Голе, а в нагрянувшей на самого Володьку и всех ближних ему людей опасности он воспринимал науку жизни: обходной путь иногда бывает и более коротким и самым мудрым. Глупо идти напролом, чтобы расшибить лоб о глухую стенку.
По болоту, которое для немцев казалось непроходимым, Егор Прозоров и Николай Косолапов вывели свои боевые группы в тыл врага и неожиданным броском ударили в спину. Противотанковыми гранатами забросали гитлеровские пулеметы и минометные расчеты. Пулеметными очередями, разрывая и разрушая черную цепь. Фашисты шесть раз, до самого вечера, пытались атаковать, но починить свою тяжелую цепь не сумели. И отряд по болотам ушел из лесов у Зайцевых Дворов в сторону местечка Любохна, в Дядьковском районе, который почти полностью контролировался партизанами.
Был май. Лес дышал уже весною. И вместе с запахами возрождавшегося после зимы леса и родной, оттаявшей из-под снега земли люди вдыхали силу, которая так нужна была им теперь, чтобы одолеть болота.
Болота весной коварны. Кочки в талой воде едва видны, и темные водяные провалы, на которых плавают пена и ледяные корки, легко принять за кочку. Люди же нагружены
были рюкзаками с продуктами и оружием, и даже два станковых пулемета "Максим", разобранные по частям, несли за собою. Лошадей пришлось оставить на прежнем месте, а вожжи связали, и они объединяли всех воедино. Кто оступится, рядом стоящие вытянут его вожжами.
Володя, вооруженный карабином, шел рядом со всеми, в общей связке, как равный, и чувствовал себя не мальчишкой, а мужчиной, опорой для женщин и стариков.
Кто знает, может быть, именно в этом и заключался главный жизненный смысл давнего прихода в журиническую школу героя Прозорова: силою своих окрепших в борьбе крыльев приподнять начинающих жить людей над партою, над селом, показать им большой окружающий мир, передать свое понимание этого мира и равновесие в нем? И тогда, в свой час, взлетевшие однажды вместе со взрослым человеком дети опустятся на землю рядом и встанут на ноги уже иными, более сильными и уверенными в себе.
Летом сорок второго года в партизанской жизни многое изменилось. В партизанские леса стали прилетать наши самолеты, наладилась связь с Большой землей. С самолета в расположение отряда имени Щорса спустился с парашютом радист Юра Савченко, высокий, молодой и веселый парень. По рации он мог в одно мгновение соединять отряд Щорса с другими партизанскими отрядами и даже с Москвой.
Стало известно, что на Брянщине действует больше двадцати трех тысяч партизан. Орловский подпольный обком партии (Брянск входил в то время в Орловскую область) и Военный Совет Брянского фронта создали Штаб партизанского движения. Он руководил теперь всеми отрядами и большими бригадами, в которые отряды начали объединяться.Для руководства южными и юго-западными группировками брянских партизан создали единый партизанский центр - Навлинский подпольный окружной комитет партии.
Володя, разумеется, всего этого не знал, но чувствовал, что старшие становятся все спокойнее и увереннее в себе и действуют более дерзко. Все чаще теперь партизаны уходили в длительные рейды по тылам противника, вступали в долгие и серьезные бои. И Володьке порою с рассвета до темноты приходилось собирать, сортировать, чистить и приводить в порядок оружие и боеприпасы и готовить к походам лошадей, которыми они снова обзавелись в Любохне.
Поспевал он и в строительстве нового лагеря, когда по рации пришло распоряжение перебираться к Навле, держать во что бы то ни стало оборону по свою сторону реки. В этих краях проходили важные стратегические дороги на Москву, на Украину и в Белоруссию. Значение крупных диверсий на этих дорогах было хорошо понятно даже двенадцатилетнему Володьке.
В самом конце лета Михаил Петрович Ромашин вместе с другими командирами и комиссарами отрядов улетел на самолете в Москву. 31 августа в Кремле командиры и комиссары партизанских отрядов Брянщины встретились с руководителями партии и правительства. И большинство из них вернулись из Москвы с Золотыми Звездами Героев Советского Союза. Представлены к наградам были и многие партизаны. Сообщая об этом своему отряду, Михаил Петрович Ромашин улыбался широко и радостно. Его Звезда Героя блистала среди леса путеводной звездочкой, приковывая к себе радостные взоры всех боевых друзей - партизан и указывая дальнейший путь действий.
