Маняша (гл. 13-15)
Мария ПрилежаеваМаняша
Повесть для детей и родителей
Рисунки С. Трофимова
Глава тринадцатая
Идет пароход. Второй день путешествия близится к концу.
Мама почти не покидает палубу. Невыразимая печаль и нежность в маминых глазах.
Низкий бархатный гудок парохода извещает прибытие - Симбирск, Казань, скоро Нижний. Родные города! В памяти встает пережитое: любовь, семья, дети, счастье, горе...
Маняша жадно ловит скупые мамины слова, каждое больно отзывается в сердце. Порою, не стерпев жалости, убежит ненадолго в каюту, упадет в подушку лицом и горько плачет.
Наконец долгий, густой гудок: прибываем в Нижний. Живописна нижегородская набережная, ярко-зеленый откос круто падает вниз, поодаль видны тяжелые стены кремля, уступами идущие с горы на гору.
- Володя! - в тревоге тянется к брату Маняша.
- Не хнычь, пичужка, задержусь ненадолго в Нижнем, а там скоро увидимся. Перед Питером явлюсь к вам в Москву.
"Зачем ему Нижний? Давно он не был так приподнят. Какое-то просветленное лицо, надежды, предчувствия, нетерпеливые ожидания. Неужели будущая служебная должность в Санкт-Петербурге так его вдохновляет? Что ты! Или забыла?" - стыдит себя Маняша.
Нет. Крепко помнится одно алакаевское утро.
Оля подбирает на рояле незнакомый мотив, Володя сначала напевает без слов, потом вместе с Олей они поют по-французски слова гимна, изданного нелегально во французском городе Лилле, на русском языке этих необыкновенных слов еще нет.
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим...
Маняша понимает смысл гимна. Из переговоров старших узнает - это Интернационал, призыв рабочих к революционной борьбе.
Вот зачем ее брат остается в Нижнем. Чтобы тайно от полиции и чиновников встретиться с товарищами, как встречался в Самаре, вот зачем едет в Петербург, там много заводов и фабрик, могучий рабочий класс.
Мы наш, мы новый мир построим...
Наступает день и час, когда поезд отправится из Нижнего в Москву. Первый звонок, второй. Отъезжающие теснятся у окон вагонов, машут провожающим платками, шлют поцелуи.
- Владимир Ильич! - кричит Митя на платформу в опущенное окно вагона. - Господин чиновник Владимир Ильич, желаем успеха на поприще... До свидания!
- До свидания, дорогие, будьте здоровы. Скоро увидимся.
Поезд медленно, как бы нехотя, трогается. "Владимир Ильич, - раздумывает Маняша, - наш Володя только дома будет так зваться, для всех он Владимир Ильич".
Мама, поникнув, смотрит в окно, пока не миновали платформу.
Погромыхивая на стыках рельсов, поезд набирает скорость. По обе стороны рельсового пути лес, изредка полустанок помигает зеленым огоньком, паровоз шлет приветствие раскатистым басом. И мчит дальше. Оживленно в купе второго класса, где у мамы собралась семья Ульяновых-Елизаровых.
- Ребята! Не Москва ль пред нами? Умремте ж под Москвой! - актерски вскинув руку, декламирует Митя.
- У Лермонтова Москва за нами, - поправляет Аня. И умирать нам ни к чему.
- А мне позвольте народным языком выразить наши добрые чувства: "Москва - всем столицам голова".
- Марк пословицей кланяется Москве и я пословицей: "Кто в Москве не бывал - красоты не видал".
- Анюта, ты от няни эту пословицу взяла, - помнит Маняша. - Она и мне ее говорила, когда совсем заболела. Все мечтала, что с нами поедет.
На минуту в купе смолкают. Потом снова взрывается Митя:
- Эх, братцы! Как я был доволен, когда церквей и колоколен, садов, чертогов полукруг передо мной открылся вдруг.
"Что такое! - мысленно досадует Маняша. - Я эти стихи готовилась сказать. Всегда кто-нибудь перегонит, всегда я последняя. Постойте, вспомнила! Жуковский".
Лодку вижу... где ж вожатый?
Едем!.. будь, что суждено!..
Паруса ее крылаты
И весло оживлено.
Марк встает, плечистый, высокий, затылком едва не упирается в потолок купе.
- Где вожатый? Вот! - И бережно целует руку матери.
- Умник, Марк, угадал? Именно это я хотела сказать, ликует Маняша.
- Мамочка, мамочка! - растроганно вторит Аня, - как себя помню, ты наш вожатый.
- Ах, дети, - только и находит вымолвить мать.
"Ах, дети, - думает она, - мне нужно долго жить. Для вас".
В закрытую дверь слышится негромкий стук.
- Прибываем в Москву, - объявляет проводник вагона. - Прикажете носильщика?
Поезд замедляет ход. Шумно дышит, отдыхая, паровоз.
Прибыли.
Первый, второй, третий день суета, хлопоты, устройство в снятой Марком квартире. Здесь будет мамина комната, рядом Ани и Марка, Мите выделяется кабинет, тесненький, скажем прямо, не очень солидный, но отдельный, в чем и ценность: Митя студент, предстоит много работать.
- Где поселим Маняшу?
- Мамочка, я с тобой. Я буду неслышно спать, забьюсь в уголок. А уроки учить и играть в столовой.
Где бы не приходилось Ульяновым жить, музыкальный инструмент - непременный спутник дома. Раньше был рояль. В Москве мама купила пианино. Как будто новый друг вошел в дом. Маняше кажется, она не одна в комнате, если к стене прислонилось их пианино с барельефом Моцарта. У Моцарта высокий, покатый лоб, устремленный вдаль взгляд. Маняше кажется, пианино знает их беды и радости. Иногда, прежде чем тронуть клавиши, тихонько с ним поговорит, как с живым, поделится мыслями.
В доме еще не вполне закончено устройство. Повесить занавески на окна, приколотить к стене две-три картины и непременно большую географическую карту, как велось, когда дети росли, и прочее и прочее - хозяйственными делами под руководством мамы занимаются Аня и Марк. А Маняша и Митя отпущены исследовать "святые места" Москвы.
- А Москве много святых мест, исследуйте! - наказал на прощание Володя.
Москва белокаменная! Нет дивнее в мире столицы. Ни в одном городе мира нет стен, храмов, зданий, сложенных из белого камня. Только в Москве! Разны и милы ее улицы, уютные кривые переулки, тенистые сады и бульвары, величественные башни. Многолики дома: одноэтажный особнячок, с затейливыми наличниками над невысокими окнами, а в нескольких шагах вельможный дворец, с флигелями по бокам для гостей и прислуги. Литой из чугуна, узорчатой решеткой обнесен широкий двор-сад, с газонами и парадной въездной дорогой, вымощенной торцовыми шашками.
Поближе к окраинам домишки ремесленников, мещан, мелких чиновников. В палисадниках цветут мальвы и золотые шары, на задворках квохчут куры, голосит петух. А совсем уж на окраинах угрюмятся невзрачные рабочие хибары, казармы.
Вся история России, все испытания России, все победы России связаны с Москвой - сердцем страны.
Святые места Москвы! Их много. Понятно, в первую очередь Митя привел Маняшу к Московскому государственному университету. Могучий купол венчает монументальное трехэтажное здание с колоннами, барельефом, львиными лепными масками, полукружием строгого без росписей входа, ведущего в храм науки.
- Торжественно, даже немножко боязно, - шепчет Маняша.
- Представь, Маняша, далекий Север, Белое и Баренцево моря, Ледовитый океан, Заполярье. Коротко здесь лето, редко солнце. Бесконечна зима. Жгучие морозы режут лицо. Или ветер нанесет тяжелые туманы с морей, в белесой мгле незрячи глаза: не видно неба, утонули очертания домов, не найдешь родного крыльца. Там, в деревне Денисовке Архангельской губернии, под свист ноябрьских метелей в семье крестьянина-помора Ломоносова родился сын Михаил. рос пытливый, смышленый мальчишка. С отцом ходил в море на рыбный и зверобойный промыслы. С малолетства хотел все на свете понять. Отчего зимой полыхает Северное сияние, а летом грохочет гроза? Отчего там на сотни верст болотистая непроходимая тундра с полчищами комаров, а там множество разного зверья обитает в нехоженой тайге? Как, когда, почему образовалась Земля? Отчего звезды на небе?
Знать, знать, знать!
Каждую зиму из селений Поморья шли обозы с мороженой рыбой в Москву. Сквозь вьюги, морозы сутки за сутками движутся, достигая столицы. С одним таким обозом прибыл в Москву девятнадцатилетний Михаил Ломоносов. Высшее учебное заведение в Москве называлось тогда Академией. Принимали только дворянских сынов. Ломоносов сказался дворянским сыном. Не стыдился, что ложь: будь ты стократно умен и талантлив, нет тебе хода, если из низшего класса, такие в матушке России законы. Ломоносов поборол препятствия, стал известным всему миру ученым - физиком, химиком, естествоиспытателем - нет науки, в которой бы не был Ломоносов велик.
-Митя, значит, чтобы победить, надо очень, очень хотеть?
- Важно знать, чего хочешь. Ты знаешь?
Маняша молчит.
- Неполных полтораста лет назад по проекту Ломоносова был создан Московский университет. При нем публичная библиотека, типография, издававшая первую газету России "Московские ведомости", книжные лавки, научные лаборатории, музеи. Заграница подивилась: считали Россию темной, вдруг такой ошеломительный взлет! Выдающиеся ученые вышли из стен Московского университета - химики, физики, биологи, медики, философы, литераторы - Радищев, Фонвизин, Жуковский, Грибоедов, Лермонтов, Герцен, Огарев, Чехов.
- И... ты будешь учиться здесь! - в изумлении восклицает Маняша. - Воображаю: ты, наш Митя, входишь в аудиторию, в которую, может быть, входил Чехов.
- Ну, писатель-то из меня не получится.
- А доктор? Ты счастливый, Митя, у тебя цель.
- Теперь Кремль, - объявляет Митя. - Вот он, рядом. В давние времена Кремль был крепостью. Мощные дубовые стены опоясывали крепость. Позднее Дмитрий Донской впервые в России сменил дубовые стены каменными. Потом на их месте воздвигнуты новые, такие необыкновенные, что народ назвал их "Стенным видением". Башни на стенах разные, ни одна не повторяет другую, у каждой своя форма, свое украшение. "Дивным узорочьем" назвал народ украшение башен.
- Митя! Мы будто в сказке. И слова-то какие: "узорочье дивное"! Не слышала таких чарующих слов.
- Да, Маняша. В Кремле так много чудес, за один день всего не ухватишь, а запомни особо вон тот белоснежный столп в центре. Колокольня Ивана Великого. Заграничные архитекторы восхищаются.
- Чудо! Строгая простота и величие, - говорят архитекторы всего мира, как приедут, посмотрят.
Когда-то это самое высокое здание в России было сторожевой сигнальной башней. С нее на тридцать - сорок верст обозревались окрестности. На колокольне двадцать один колокол. Сторожевые люди дежурят день и ночь. Завидели неприятеля, бьют в кремлевские всполошные колокола. Темная ночь, мирно спит Москва, вдруг тишину ночи обрывает грозный, властный зов колокола: "Вставай, поднимайся, народ, защищать родную землю!"
- Митя! Откуда ты это все знаешь?
- Еще бы мне не знать! - удивляется Митя. - Готовился стать московским студентом. Как выпадет свободный от занятий час, читал о Москве. Что можно в Самаре достать, прочитал.
- Ты очень образованный, Митя. Я даже не подозревала, я даже стыжусь за себя.
- Э, Маняша! Володя, вот кто образованный! И Оля была... Далеко мне до них. Но пошагаем дальше.
Через торжественные въездные ворота Спасской башни они выходят на Красную площадь. Красная - по-славянски значит красивая. Верно, красива!
Зубчатая Кремлевская стена вдоль площади с одной стороны, с другой - длинное здание Торговых рядов со шпилями, кокошниками узорчатых арок не теснят простора Красной площади. Пара кляч тащит по рельсам бренчащую звоночками конку, рысак лихо мчит лакированную коляску с дамой в широченной, как зонт, шляпе. Не спеша везет телегу с грузом коренастый битюг, несколько прохожих нерабочего вида пересекают вдоль и поперек площадь.
- Митя, это что? А то что?
- Погоди, не стрекочи, Маняша, не будем разбрасываться, оставим до другого раза. Сегодня... да, узнаю... да, точь-в-точь видел в книге, но как поражает в натуре! Смотри, Маняша, жемчужина Красной площади, так называют храм Василия Блаженного. Построен во славу русского оружия, отражавшего в разные времена нашествия врагов. Смотри, церкви и церковки, а вместе храм-памятник. Как хорош! У каждой церкви свое значение. Разные формы, какое богатство фантазии, как ярки краски, смотри, смотри, Маняша! А ведь строили не ученые архитекторы, а народные умельцы, мастера каменных дел. Талантлив народ, а, Маняша? Но ты устала...
Они прибрели домой, в полном смысле слова, еле волоча ноги. Но в упоении увиденным, растроганные, побогатевшие.
- Москва, как много в этом звуке! - восклицает Митя.
"Довольны, мои дорогие. И, слава богу, сдружились еще больше, чем раньше", - думает мать, любуясь детьми, молодым румянцем щек, радостным сиянием глаз.
День за днем жизнь входит в свою колею. Марк добился получить довольно хорошую службу счетовода в управлении железной дороги. Аня занимается переводами, но не всегда удается напечатать, а если да, денег перепадает немного. Средства на жизнь дают порядочная доля жалованья Марка и целиком мамина пенсия.
- Отец и теперь нас кормит, - делится мама с детьми. - Если бы была загробная жизнь, он любил бы нас оттуда, знал каждый наш день. Но загробной жизни нет, и отец живет лишь в нашей памяти и памяти народной. Он много сделал для народа. Много за это терпел. Начальство опасалось его влияния на людей, авторитета, передовых педагогических взглядов. И за то преследовало, мешало святому - да, святому! - труду твоего отца, Маняша. - Глаза матери сияют тихим светом.
Чувства бурной любви, нежности закипают в сердце Маняши. Она гордится отцом, своей семьей.
Отец и мама шаг за шагом готовили к жизни разумной, будили стремления благородные. "Спасибо вам! Чем отблагодарить мне вас?"
Маняша учится в гимназии. Учителя хвалят ее, ставят хорошие отметки. Есть в классе подруги. Все вроде бы есть. А чего-то не хватает. Хочется чего-то большого, что до краев полнило бы душу, возвышало, счастливило.
Глава четырнадцатая
- Небольшая лекция о местности. Здесь предстоит нам пожить. Хотелось бы дольше. Местечко живописное, почти в центре, а рядом симпатичные переулочки, у каждого своя история, впрочем, в Москве что ни шаг, то история.
Так начал Митя лекцию о Собачьей площадке, где, сменив после Самары несколько московских адресов, поселилась семья Ульяновых-Елизаровых. Маняше нравилось в обществе Мити, когда выпадет час, знакомиться с Москвой. Студент медицинского факультета, он по натуре путешественник и, где бы ни случилось жить, исследует городские и сельские пейзажи, любя природу в любое время года - сверкание снега в солнечном луче, свист метели, лепет весенних ручьев, щебет птиц, задумчивый шум леса в багрянце осени. Кроме того, ему нравится читать лекции Маняше. Видимо, в наследство от отца досталась долька педагогического дара.
- Итак, откуда взялось название "Собачья площадка"? Представь, в древние времена здесь стоял псарный двор для царской охоты. Представь, своры отборных, ухоженных охотничьих псов! Эх, одного бы такого красавца в Алакаевку, когда мы с Володей иной раз ходили на уток!.. Так вот, мы на Собачьей площадке.
Маняша невольно фыркает, рассмешившись профессорским Митиным тоном. Однако преинтересны истории окрестных улиц! Их много: улицы, улочки, переулки для исполнения царских развлечений и нужд. На Кречетниковском переулке царский Кречетный двор, где содержались для охоты кречеты - соколы. Трубниковский заселен был печниками и трубочистами царского двора. На Скатертном "умельцы" скатертники. На Столовом прислужники царского стола. А вот Поварская для поваров - исключительно царских.
- Воображаю, какие аппетитные для их высочеств готовились кушанья! - смеется Митя.
Милые, уютные улицы! Не все московские улицы милы. Маняша не бывала на Хитровом рынке, но о нем и вообще о площадях, дорогах, окраинах, закоулках, бесчисленных рынках Москвы знала из газетных очерков журналиста-бывальца Гиляровского. Хитров рынок - трущоба. В беспорядке теснятся лавки, лавчонки, лотки с дешевыми товарами, палатка с подержанным и краденым хламом; грязные торговки сиплыми голосами зазывают купить протухшую печенку, селедку. Толкутся нищие, оборванцы, калеки, воры. Мелкие воришки шныряют, норовя утянуть что придется. Шум, гам, пьяные крики, брань.
- Мамочка, это тоже Москва? Какая разная жизнь, жестокая!
Мама под вечер нередко выходит с детьми погулять, утрами одна. Митя предписал ежедневный прогулочный режим. Мамочка слабенькая, ей необходим свежий воздух. Собачья площадка застроена деревянными одноэтажными домами. Возле каждого сад, липы и ясени кидают прохладную тень, веют благоуханием цветы - воздух свеж и душист почти как в деревне.
- Мамочка, гуляла? - Первый Митин вопрос по возвращении с лекций.
- Спасибо, доктор, отлично прошлась.
Дальше Собачьей площадки она не рискует в одиночку прогуливаться, зато случалось во время прогулки познакомиться со старожилами, знающими историю чуть не каждого дома. И что же оказывается?! Во флигеле возле дома № 12, где снимают квартиру Ульяновы-Елизаровы, однажды, приехав из Петербурга, останавливался молодой Пушкин. В этом флигеле впервые прочитал друзьям только законченного, еще не опубликованного "Бориса Годунова".
- Чудо, чудо! Рядом с нами! Мы могли стать соседями Пушкина!
Маняше воображается Пушкин живым. Вот он шагает двором. Его ноги касались этих плит. Он вдыхал аромат этого сада и, может быть, пробудившись ранним утром, собирал к завтраку цветы для хозяйки дома. Вот, прознав р приезде Пушкина, собираются друзья во флигель, этот самый флигель, что и сейчас видим мы. "Минувшее проходит предо мною - Давно ль оно неслось, событий полно, Волнуяся как море-окиян".
Пушкин читает. Друзья безмолвствуют.
Минута восхищенной тишины и гром рукоплесканий, объятий, слезы восторга. Маняша любит Пушкина страстно. Каждый час его жизни бесценен. Мысль о гибели разрывает сердце. "Ненавижу дантесов всех обличий!" Поглощенная мыслями, она не спеша возвращается из гимназии. Наизусть известны три дома, калитки, крыльца. Все привычно, ничто не меняется. Но что это? На той стороне улицы над крыльцом одноэтажного с антресолями дома появилась вывеска. О чем? Маняша пересекает улицу и в изумлении читает: "Музыкальное училище сестер Е. и М. Гнесиных".
- Мама, Митя! Не угадаете, что случилось у нас на Собачьей площадке!
- Надеюсь, не пожар, - хладнокровно возражает Митя.
- Наискосок от нас, в двух шагах, открыто музыкальное училище. Совсем недавно. Я только сегодня углядела. Разве не замечательно! - ликует Маняша, сама не совсем понимая, отчего ей так радостно.
- Ну и ну! - удивляется Митя и возглашает торжественно: - Маняша, к тебе постучалась судьба.
- В самом деле, ты музыкальна, Маняша, - говорит мама. - В Самаре ты занималась с учительницей. Училище уже выше ступень. К тому же рядом. Напрасно упускать случай. Попробуй.
Маняша попробовала и через некоторое время была принята в училище сестер Гнесиных.
Глава пятнадцатая
Их было пять. Евгения, Елена, Мария, Елизавета, Ольга. Все превосходные музыкантши-консерваторки. Особо среди сестер выделялась вторая, ярко талантливая пианистка Елена Фабиановна. Окончив консерваторию девятнадцати лет, с огромным успехом давая концерты, она задумывалась о более широком поле деятельности. Не слава манила ее - страстное желание шире, глубже нести музыкальную культуру в народ. Мечтала открыть музыкальное училище, где могли бы учиться музыке все: и дети, и юноши. Но только способные. Барышень из богатых семейств, кому музыка нужна лишь для светского престижа, в училище не принимать. Платить за обучение ученика родители будут по средствам: зажиточные больше, бедные меньше, если талантливый ученик неимущий, то и вовсе бесплатно.
Вырастет обученное, воспитанное племя музыкантов, для которых музыка составит смысл и счастье жизни. Гнесинские ученики будут делить с людьми это счастье. Умная, полезная обществу, красивая жизнь.
Так мечтали сестры. Много переговорено разговоров, обсуждено планов, потрачено на хлопоты времени! Добиться разрешения властей нелегко, найти подходящее помещение, приобрести инструменты, наконец, подобрать учеников - все нелегко. Общее дело, большие планы, прочная дружба связывали сестер. Сестры отдавали любимому делу все время, все силы и вдохновение. Авторитет Гнесиных рос, известные музыканты и композиторы отзывались с почтение:
- Училище Гнесиных, о-о!
Маняша с радостью поднималась по лестнице крытого крыльца. Сени. Обыкновенные сени, как их симбирские и самарские и другие в провинциальных домах. В прихожей на стене зеркало в деревянной раме с выдвижным ящичком для писем. Венский диванчик с соломенным сиденьем. Ах, боже, и у нас ведь такой! В комнатах изразцовые печи, цветы. Всюду цветы, в горшках, кадушках, вазочках. Как у нас! Ничего казенного, все домашнее.
Незаметно из соседней комнаты появилась Елена Фабиановна. В темном платье, с накинутой на плечи белой кружевной косынкой, стройна, изящна. Волнистые волосы короной поднимаются надо лбом. Черные глаза молодо блестят. Кажется, насквозь читают.
- Хотите быть музыкантшей, - пристально Маняшу разглядывая, говорит Елена Фабиановна.
- Хотелось бы.
- Надо хотеть без "бы".
Сказано строго, Маняша неистово краснеет от смущения.
- Ничего, не каждое слово в строку, - ободряет Елена Фабиановна и смеется, и от ее смеха Маняше становится свободно и легко. Но Елена Фабиановна снова строга.
- Идем к роялю.
В училище Гнесиных к роялю подходят без шуток, с праздничной, полной волнения душой.
Все комнаты дома отданы под занятия. В них и живут, и ведутся уроки. Одна, просторнее других, называется залом, два роскошных рояля знаменитой фирмы Бехштейн - единственная меблировка зала.
В доме Гнесиных обстановка скромнейшая, превосходны лишь инструменты. Худенький, тонкоплечий, с жидкой бородкой бессменный настройщик содержит их в идеальном порядке. Он патриот училища Гнесиных.
Маняша садится за рояль.
- Держитесь прямо. Совсем прямо, - приказывает учительница. - Сыграйте любимое.
Секунду Маняша колеблется и играет начальную часть баллады Шопена о Польском восстании, горькая и светлая память о нем связана с отцом, с алакаевскими днями, Олей.
- Меняйте педаль. Добивайтесь чистой педализации. Не выколачивайте концы фраз, - диктует Елена Фабиановна.
И у Маняши падает сердце.
- Смелее. Не трусьте. Сыграйте гамму до мажор в противоположном движении.
Этого Маняша не умеет. Плохо. Не сказавши училищу Гнесиных "здравствуй", приходится сказать "прощай".
Елена Фабиановна трогает клавишу.
- Повторите. - Трогает другую. Пробегает по клавиатуре: - Повторите мелодию.
И неожиданно:
- У вас отличный слух. И пальчики хороши.
Маняша млеет от счастья. "Значит, останусь учиться у Гнесиных. Буду учиться, учиться. Стану настоящей музыкантшей. Мама-то как будет довольна! И Аня, и Митя. Напишу Володе, обрадуется!"
- Вам будет тяжело, - остерегает Елена Фабиановна. - Утра в гимназии, два-три дня в неделю училище и ежедневно пять-шесть часов игры дома.
- Осилю.
Елена Фабиановна пожимает Маняше руку, хорошо улыбается.
Маняша уходит от Гнесиных, влюбленная в их несмолкаемо звучащий дом и Елену Фабиановну. Царственно величавая, она пленительно проста. Строга, порой до суровости, приветлива, весела. Часто в веселости ее шаловливость. Пушистая, черная, зеленоглазая кошка расхаживает из комнаты в комнату, открывая мордочкой дверь
- Пчелка! - зовет Елена Фабиановна, теребит, ласкает. Хвастает: - Гляньте на нашу красавицу!
Подвезло Маняше, что попала в училище - талантливый дом сестер Гнесиных.
- Взяли ай нет? - участливо спрашивает в раздевалке гардеробщица тетя Лина. У нее сморщенное как печеное яблоко лицо, чем-то, наверное, ласковостью, она напоминает Маняше няню Варвару Григорьевну. На самом деле ее зовут Акулиной, но Елена Фабиановна находит, что имя Лина произносится благозвучней и легче.
И это нравится Маняше, все нравится.
Дни стали быстры, неделя за неделей бегут. Радостно жить бегом, когда ты молода, увлечена до самозабвения, здорова. Но Митя, озабоченно поглядывая на сестру, приписывает ей принимать железо от малокровия и хотя бы час в день гулять.
- Сопровождай маму.
- Мамочка, все бы превосходно, жаль только, меньше удается быть с тобой. Я очень люблю тебя, мамочка! А в училище так интересно, необычно, не похоже ни на одну школу.
Например, экзамен в училище Гнесиных не испытание, а праздник. Из всех комнат приносятся стулья, ставятся в зале рядами. Преподаватели занимают места среди учеников, начинается концерт. Евгения Фабиановна приглашает друзей, знакомых актеров, музыкантов. Однажды после концерта Маняша услышала:
- Летом жду, Евгения Фабиановна, всех сестер к себе в деревню.
Говорил гость, человек средних лет, с внимательным взглядом светло-серых глаз из-под высокого лба. В костюме, манере держаться что-то неуловимо его отличало от прочих. Маняша впервые его заметила в гнесинском зальце, видимо, он был не частым гостем, но, должно быть, желанным
- Спасибо, Дмитрий Дмитриевич, - отвечала Евгения Фабиановна. - Бывать у вас одно наслаждение, все дорого на вашем Полотняном заводе, каждое дерево помнит...
Маняша вся обратилась в слух и внимание. Полотняный завод? Не тот ли? Оказывается, именно тот, родовое имение предков Натали Гончаровой. А гость сестер Гнесиных Дмитрий Дмитриевич Гончаров - внучатый племянник Натали. Маняша винила Натали в судьбе Пушкина, светская красавица, эгоистка, не умела ценить Пушкина, не понимала. Но она его жена. Он ее любил: "Моя мадонна! Чистейшей прелести чистейший образец".
Кто же племянник ее, нынешний владелец Полотняного завода? Светский жуир? Нет, не похоже... Капиталист, как тот, погубивший Петю Сумарокова "Иван Кузьмич", разоритель народа, душитель? Нет, он не "Иван Кузьмич", он иной. Нынешний владелец Полотняного завода установил для рабочих восьмичасовой рабочий день. Сам освоил все рабочие профессии на своем заводе, может стать за любой станок. На его Полотняном заводе скрываются революционеры от слежки жандармов. Молодой друг Елены Фабиановны Анатолий Васильевич Луначарский находил там убежище. Вот что такое нынешний Полотняный завод!
"Если бы мог знать Пушкин! - в волнении думает Маняша. - Что сказал бы Пушкин? Конечно, гордился бы, что потомок Натали человечен и смел. И я горжусь, и даже Натали стала мне милей, и все дороже и ближе Пушкин".
- Вы умеете чувствовать, значит, способны стать музыкантшей, - сказала Елена Фабиановна. Добавила строго: - Мало работаете. Меньше, чем надо. Оставить все. Только музыка.
"Неужели путь избран? - спрашивала себя Маняша, верила и сомневалась. - Оля была способнее музыкально. У Оли были другие таланты. А у меня? Что у меня? Буду ли я? Смогу ли? Но приказываю себе: не сдаваться! Работать. Может быть, и добьюсь. Может быть, это и верно мой путь?"
Наступил декабрь 1895 года.
