Мальчишка-командир (ч.2)
Борис Камов
Главы из повести
Рисунки М. Петрова
продолжение
Революция
Аркадий внимательно следил за газетами. Сводки с фронтов день ото дня становились хуже. Люди не могли взять в толк - за что Россия воюет уже третий год? Во имя чего погибают в окопах солдаты, во имя чего мерзнут, голодают люди в тылу?
В январе 1917 года по всей стране начались стачки. А в конце февраля в столице, в Петрограде, началась всеобщая политическая забастовка. Десятки тысяч людей вышли на улицы с лозунгами "Долой царя!", "Долой войну!", "Хлеба!". Начались стычки с полицией.
Неожиданно в Арзамас перестали поступать газеты. Продолжал работать телеграф, но городское начальство распорядилось, чтобы сведения, поступающие по телеграфу, никто из почтовых служащих под угрозой увольнения не распространял. В Арзамасе стали циркулировать самые фантастические слухи.
И вдруг в начале марта, днем, площадь перед училищем заполонили толпы. Они несли красные знамена. Никаких демонстраций в Арзамасе отродясь не было. С высокого крыльца дома, что напротив училища, выступил человек, по виду - рабочий, в солдатской папахе и запачканной мазутом шинели железнодорожника.
- Граждане, - сказал он, - поздравляю вас с небывалым праздником: царь Николка, Николай Второй, который велел расстреливать рабочих в 1905 году царь, из-за которого мы ведем никому не нужную войну, сброшен с престола. Теперь у нас будет Временное правительство!
Люди закричали "ура", мальчишки от радости засвистели. А Голиков думал: "Что теперь не будет царя - это ясно. А когда же кончится война и вернется папа?"
В городе замелькали люди в красных рубашках. Они называли себя эсерами. А затем появились другие - уже в черном. Они именовались анархистами. А кроме того, появились какие-то кадеты. И все они призывали на митингах рабочих и мужиков окрестных сел пополнять их ряды. Народ недоумевал: какая же партия самая стоящая? Но одно объединяло всех ораторов: они дружно ругали большевиков.
Аркадий подошел к Галке.
- За что, спросил он, - все ругают большевиков?
- Кого же вы слушаете? - усмехнулся Галка. - Выездновских лабазников, мясников, семинаристов, которые мечтают поскорее стать попами? Вот погодите, я отведу вас вечером к нам в клуб большевиков. Вы все поймете.
- А вы разве большевик? - изумился Аркадий.
- Конечно.
В тот же день Аркадий познакомился с Марией Валерьяновной Гоппиус, которая, оказывается, много лет назад создала подпольную большевистскую организацию в Арзамасе, и с Софьей Федоровной Шер, которая ей во всем помогала. Аркадий решил, что он будет помогать Марии Валерьяновне тоже.
"Понемногу стали доверять мне"
Революция коснулась и училищных порядков.
В реальном прошли выборы классных комитетов. В своем четвертом "А" Голиков получил двадцать голосов. Его соперник Борька Доброхотов набрал только четырнадцать. И Аркадий навел порядок в классе. Он добился полного спокойствия на уроках.
Осенью Голиков организовал в своем четвертом классе рукописный журнал "Свет". Не менее половины каждого номера была заполнена его стихами и статьями.
Но лишь только Аркадий выходил из дверей училища, для него начиналась еще более напряженная жизнь. По заданию большевистского комитета он не пропускал ни одного эсеровского митинга, потому что эсеры начали приобретать влияние в уезде.
Большевики стали выпускать "Молот" - первую газету за всю историю существования Арзамаса. Редактором ее назначили Николая Николаевича. Секретарем к себе он пригласил Аркадия.
- Я не знаю, что делать. Не умею, - искренне испугался Аркадий.
- Я тоже не был редактором, - ответил Галка. - Будем учиться газетному делу вместе.
Под редакцию отвели две маленькие комнаты при типографии Доброхотова. В одной Николай Николаевич правил заметки и статьи, планировал номера, в другой Аркадий занимался подпиской, разбирал почту, вырезал из центральных газет статьи, которые считал нужным перепечатать в "Молоте".
А когда в редакции заканчивался рабочий день, Аркадий брал недавно полученную винтовку со штыком и в паре с кем-нибудь шел патрулем по городу. Контрреволюция все активнее подымала голову, и нужно было принимать меры по охране Арзамаса.
Домой Аркадий возвращался на рассвете, часа два спал, оставлял винтовку, хватал ранец и бежал на занятия в школу. Как председатель классного комитета, он не имел права опаздывать или пропускать уроки.
Со дня на день в городе ожидались уличные бои. Большевистский комитет постановил наладить в срочном порядке военные занятия для всех членов организации. Хотя Голиков в партии не состоял, ему позволили пройти обучение тоже. Аркадий учился ползать по-пластунски, окапываться, метко стрелять из винтовки.
Удар ножом
В январе 1918 года Аркадию исполнилось четырнадцать, но выглядел он старше своих лет. Ходил в черной, сдвинутой набок папахе, в солдатской, по мерке сшитой шинели, присланной отцом. Шинель перепоясывал широкий ремень, на котором висела кожаная сумка. В ней за неимением кобуры Аркадий носил маузер. Не тот, тяжелый, длинноствольный, для которого требовался деревянный футляр, а небольшой, размером с браунинг.
Маузер этот Аркадий купил на базаре у солдата с деревянной ногой.
Однажды, возвратясь из школы, Аркадий по привычке крикнул с порога:
- Тетя Даша, покормите, пожалуйста, я очень спешу!
В ответ услышал, как тетя Даша всхлипнула в кухне, а из девичьей появились все три сестры с красными, нареванными глазами и молча на него уставились.
- Вы чего? - обмер он. - Что-нибудь с папой?
Талка протянула ему надорванный конверт "А. Голикову" и листок с черепом и костями. А под черепом разнокалиберными буквами, вырезанными из газеты, было написано: "За помощь большевикам - СМЕРТЬ!"
Аркадий почувствовал, что кровь отлила от лица и в теле возникла слабость. Это был смертный приговор. Чей?! Кто его вынес?.. Но сквозь страх и лихорадочные мысли о том, что же делать, настойчиво пробивалась и другая мысль - нужно немедленно успокоить сестер и тетю Дашу. Лучше бы всего улыбнуться или даже рассмеяться. но на это у Аркадия сейчас не было душевных сил. И тогда он рассердился.
- Я побью Володьку Тихонова, чтобы он вас не пугал и не присылал таких лурацких писем. Начитался Конан Дойла и Пинкертона...
- Да кто же теперь так шутит? - возмутилась тетя Даша.
Во время обеда хлеб и картошка застревали у Аркадия в горле. Кто приговорил его к смерти? Купец Бебешин, в лавке у которого он обнаружил укороченные аршины, и купцу пришлось платить немалый штраф?.. Нет, Бебешин бы этого делать не стал. Оставшиеся на свободе офицеры из подпольной белогвардейской организации, которую он помог раскрыть? Но если бы офицеры знали, что он причастен к их провалу, они бы просто его застрелили...
Аркадий взглянул на часы. Без пяти минут шесть. Положение осложнялось тем, что к половине седьмого он должен был поспеть к Стригулинским номерам и увидеть там Софью Федоровну...
Выходить из дому не хотелось. Но дело, по которому он должен был повидать Софью Федоровну, было важным. "И потом я с ней посоветуюсь". - ободрил он себя. К этому добавилась еще одна трудность: как выйти из дому? Хотя сестры и тетка вроде бы поверили, что анонимное письмо - глупая игра, они все же всполошаться, если он на ночь глядя убежит из дома. "Скажу им в последнюю минуту", - решил он.
Часы пробили четверть седьмого. Аркадий спохватился, что опаздывает. Он надел вместо шинели верблюжью курточку, теплую, но легкую, схватил папаху и остановился: брать ли винтовку? С одной стороны, конечно, стоило. А с другой - после письма это означало бы, что он испугался. А по своим многочисленным столкновениям и дракам Аркадий знал: если твой противник заметил хотя бы тень испуга - пощады не жди.
"Возьму маузер". - Аркадий достал пистолет из ящика стола, взвел затвор, щелкнул предохранителем, сунул оружие в сумку, которая висела на поясе, и сразу успокоился. Из своего маузера он еще ни разу не стрелял - берег патроны. У него их было всего двадцать штук. И где достать еще, он не представлял. Но ладный пистолет, рукоятка которого удобно ложилась в ладонь, всегда рождал чувство защищенности.
- Тетя Даша, - как можно спокойнее произнес он, выходя в коридор, - я на полчасика.
- Куда? - выбежала в коридор тетка. - Без мамы я тебя никуда не пущу.
- Я до Володьки Тихонова и обратно. - И он выскочил на улицу.
Было темно. От луны, краешек которой выглядывал из-за туч, на снегу лежали синие тени. И хотя Аркадий был тепло одет и не боялся холода, его сразу же зазнобило. Он с опаской посмотрел по сторонам, никого не заметив, припустил вдоль Новоплотинной. Затем повернул направо, миновал просторную, в этот час совершенно пустынную площадь с темной громадой собора, сбежал вниз под горку вдоль торговых рядов и наконец увидел гостиницу.
Это было тяжеловесное строение, которое больше напоминало крепость. В его окнах мерцал слабый свет коптилок. Всякий раз, приближаясь к Стригулинским номерам, Аркадий вспоминал, что в них короткое время жил Лев Толстой.
У входа в гостиницу Аркадий остановился. Сердце билось быстро-быстро - от бега и от радости, что вот он уже здесь, а с ним ничего не случилось. И не случится. Он вошел в вестибюль. Здесь толпились солдаты, крестьяне и рабочие. У дальней стены, стоя на возвышении, выступала Софья Федоровна.
Шер была комиссаром почты и телеграфа. Этот внешне малозначительный пост давал большевикам громадные преимущества. Например, Софья Федоровна первая узнала, что большевики захватили власть в Петрограде, а кроме того, на имя Шер приходили секретные грузы - винтовочные и револьверные патроны, запалы для гранат. Получение таких грузов хранилось в строгой тайне. Сегодня ожидалось прибытие нескольких ящиков. В одном из них в разобранном виде должен был поступить ручной пулемет. Аркадию поручили узнать, когда понадобятся подводы и люди.
Софья Федоровна закончила речь. Ей захлопали, но протиснуться к ней Аркадий не сумел. И тогда он крикнул:
- Софья Федоровна!
Шер повернулась в его сторону, заметила Аркадия и громко произнесла:
- Аркаша, завтра, в девять утра. Вы поняли?
И Шер повернулась к солдату, который о чем-то спросил ее. Но Аркадию надо было еще посоветоваться по поводу письма. "Поговорю в Совете", - успокоил он себя. Поправив сумку, которая почему-то все время сползала по ремню на живот и мешала идти, Аркадий заспешил к торговым рядам.
Луну совсем закрыло тучей. На снег ложились едва приметные полосы света из окон Стригулинских номеров. И хотя Аркадий знал, что рядом много народу, внезапно ему сделалось очень одиноко, и он захотел поскорее уйти от давящей громады гостиницы. Там, где два ее крыла смыкались углом, начинались торговые ряды, освещенные редкими уличными фонарями. От них уже было близко до Совета.
Эта мысль придала ему бодрости. Он прибавил шагу - и чуть не упал: новые подковки, которые он сам прибил к сапогам, чтобы не снашивались подметки и каблуки, скользнули по льду тротуара. Он удержался на ногах, но такой пустяк - подумаешь, поскользнулся - расстроил его и показался дурной приметой.
До поворота к торговым рядам оставалось метров десять, когда от стены гостиницы отделилась тень. Она пересекла поблескивающую льдом дорожку. И в следующую секунду уже не тень, а плотная массивная фигура в малахае с опущенными ушами перегородила дорогу.
"Письмо!"
Первым желанием Аркадия было метнуться обратно, к вестибюлю - там Софья Федоровна, там люди, но он тут же понял: не успеть. И еще он знал, как беспомощен человек, который показал неприятелю спину. Между тем незнакомец в малахае стоял, широко расставив ноги. Он ждал. Значит, он шел следом от дома?
Аркадию показалось: он слышит тяжелое дыхание, словно этот, в малахае, долго бежал и резко остановился.
В темном пространстве между Аркадием и неизвестным блеснул узкий луч.
"Нож!"
Мысль заработала стремительно и четко. Сначала Аркадий подумал, что надо выбить нож боксерским ударом, но для этого нужно было вплотную подойти, а убийца в малахае был выше ростом и сильнее. Снова навалился страх. Растворялись, уходили последние доли секунды, когда он мог навязать свои действия. Внутренний голос произнес: "Притворись: ты не знаешь, кто он и зачем тут стоит. Ты не заметил, что у него в руке". И вдруг Аркадий понял: чтобы избежать удара ножом, надо... идти прямо на нож.
Напротив гостиницы стоял магазин-склад. Окна его были закрыты ставнями. Между мужиком и домом со ставнями серел узкий проход. Аркадий как ни в чем не бывало двинулся к этому проходу и увидел, что незнакомец отводит руку с ножом назад, готовя ее к удару.
И тут Аркадий метнулся резко вправо, к гостинице, где оставалось более широкое пространство. Пока бы мужик сообразил, что мальчишка его провел, пока бы поворачивался, срывался с места и набирал скорость, Аркадий успел бы вильнуть за угол, а там попробуй догони его.
Но когда Аркадий резко метнулся в сторону, его ноги заскользили почти на одном месте - новые подковки помешали спасительному рывку. Мужик в малахае сделал несколько торопливых шагов и очутился совсем рядом. Аркадия обдало запахом самодельного вина, лука и гниющих зубов. Он услышал устрашающее: "Ииых!" - словно мясник обрушивал топор на голову быка, и увидел совсем близко искаженное гримасой ненависти и страха широкоскулое лицо, ощутил сильный, колкий удар в бок, под сердце, вскрикнул: "Ай!" - и ноги его оторвались от земли. На какое-то время Аркадий ощутил себя в воздухе, будто он маленький и его высоко подбросили, чтобы на лету поймать, затем упал, стукнувшись затылком о лед. И потерял сознание.
В беспамятстве он пролежал недолго, потому что, очнувшись, услышал тяжелые поспешные шаги - это наверх к собору мимо торговых рядов убегал его убийца...
Слева, под сердцем, оставались тяжесть и тупая боль. Аркадию захотелось поглубже вздохнуть, но что-то мешало это сделать. Он положил на больное место руку и почувствовал, что ладони стало влажно и тепло, будто он облил ее чаем. "Откуда здесь чай?" - удивился он и поднес ладонь к глазам. Из окон гостиницы сочился слабый свет. Аркадий разглядел, что пальцы потемнели. "Это не чай, это кровь, - испугался он. - Я ранен. А может быть, убит?" - Аркадий всхлипнул и ненароком вздохнул поглубже. В боку кольнуло, но не сильно. "Я ранен, только ранен, - обрадовался Аркадий. - Нужно скорее домой..."
Он повернулся на правый бок, неловко надавив бедром на сумку. Сразу же заболел затылок. Он машинально поправил папаху и подумал, что ушибся бы куда сильнее, не будь его папаха на толстой ватной подкладке.
Аркадий встал. Снова остро кольнуло под сердцем, и теплая струйка поползла по боку вниз. Но Аркадий уже твердо стоял на ногахи чувствовал, что может идти.
"А если он ждет меня там? - вдруг подумал Аркадий. - Вернуться к Софье Федоровне?.. Я могу истечь кровью... Нет, он меня не ждет. Он думает, что убил... Иначе бы он не убежал. Нужно домой..."
...Когда Аркадий показался в дверях столовой, семья ужинала. Под потолком ярко горела керосиновая лампа с голубым абажуром. Сестры доедали овсяный кисель, а мама, розовая от холода, с веселым, оживленным лицом, наливая из самовара чай, досказывала что-то интересное.
- Явился, - осуждающе произнесла Талка. - Обещал, что вернешься через минуточку.
Но мама была наблюдательнее дочки. И хотя Аркадий, войдя в квартиру, перестал держаться за бок и спрятал за спину руку, перепачканную кровью, она мгновенно заметила пятно на куртке, бледность щек и глаза сына с огромными от испуга зрачками.
- Что с тобой?! - Мама вскочила со стула.
- Мамочка, не волнуйся, - как можно будничнее произнес он. - Меня ранили ножом. - И он показал то место, куда его ударили.
Мамино румяное с мороза лицо сделалось белее скатерти. Тетя Даша выронила фарфоровую чашку. а сестры, как гусята, вытянули шеи. Внезапно мама спокойным, незнакомым больничным голосом произнесла:
- Девочки, к себе! Аркаша, на диван! Тетя Даша - таз, горячей воды, два чистых полотенца. В шкафчике у моей постели бинты и спирт.
Тетя Даша кинулась к бельевому шкафу, мама на кухне мыла руки. Аркадий расстегнул солдатский ремень с подвешенной к нему сумкой и опустил его на пол. Было больно наклоняться, поэтому, не снимая сапог, он лег бочком на диван.
Мама появилась, держа перед лицом тщательно отмытые руки.
- Тетя Даша, разденьте его и распустите ремень на брюках.
Когда сняли куртку, то все увидели, что по рубашке расплылось темное, со свекольным отливом пятно. Аркадий снова заметил на мамином лице испуг, но она тотчас взяла себя в руки.
- Не волнуйся, я с тобой, - И она осторожно приподняла запачканный край рубашки.
Аркадий поморщился: рубашка успела прилипнуть к телу.
- Извини, - спокойно сказала мама.
Она обмакнула край полотенца, принесенного тятей Дашей, в тазик с теплой водой и начала осторожно отмывать бок. Ее движения становились все увереннее. Аркадий засмеялся.
- Ты что? - испугалась мама.
- Щекотно!
Мама обхватила его за шею и заплакала.
...Нож попал в ребро и только располосовал кожу. Аркадий лежал под одеялом на том же диване, а мама поила его с ложечки чаем. Тетя Даша по такому исключительному случаю дала малинового варенья. Когда Аркадий допил чай, мама поднялась с дивана и споткнулась, чуть не разбив чашку. Поставив ее на стол, мама наклонилась и подняла с пола сумку.
- Ты что там, гири носишь? - И она запустила в сумку руку.
- Мамочка, не надо! Осторожно, мамочка!
Но мать уже вынула письмо-приговор и маузер.
- С этим письмом в кармане ты отправился к Стригулинским номерам? - спрсоила она. Ее глаза были полны слез.
- Я же обещал. А ты сама говорила: "Если обещал - сделай. Чего бы это ни стоило".
- Значит, ты понимал, что тебя хотят убить? - Она взяла пистолет за ствол и потрясла в воздухе. - Почему же ты не стрелял?
- Мамочка, я забыл про маузер. И потом, как бы я начал стрелять первым?
- Но ты бы хоть вынул его, убийца бы тогда не посмел...
Часы неспешно пробили девять раз. Аркадий сел и спустил с дивана ноги.
- Тебе нельзя так резко вскакивать, - сказала мама. - Сползет поаязка.
- Мне нужно идти.
- Куда?!
- В Совет.
- Ты никуда не пойдешь! Кончились твои хождения! Читай, делай уроки.
- Мамочка, мы еще поговорим. А сейчас я должен передать важные сведения.
- Хорошо. Скажи, что нужно передать, я пойду в Совет.
- Мамочка, я тебя очень люблю. И верю тебе. Но сведения секретные. Я не могу их никому доверить.
- Да ведь тебя могли уже убить!.. А если этот, с ножом, ждет тебя возле Совета?
- Не ждет. Он убежал. Я слышал.
- Хорошо. Пойдем вместе. И там же заявим. Ты возьмешь винтовку, а я пистолет. Только покажи, как из него стреляют. - И она нечаянно сдернула пальцем предохранитель.
- Мамочка, не шевелись, он сейчас выстрелит! Затвор взведен! - Аркадий вскочил и мягко вынул у нее из руки маузер. - А провожать меня не надо - меня ж засмеют.
Лицо матери стало серым. Она в изнеможении опустилась на диван, понимая, что не в силах его переубедить.
- Мамочка, я скоро вернусь. И если что по дороге замечу - тут же выстрелю в воздух. Честное слово.
- Капель... дай мне.
Морщась от боли в затылке и в боку, Аркадий налил в чашку воды из остывшего самовара, достал с верхней полки буфета пузырек и, не считая капель, плеснул из него в чашку. Запахло мятой, валерьянкой и увядшими ландышами.
Мама выпила и протянула чашку обратно.
- Возвращайся скорей, - попросила она.
...Уже ночью. когда в доме все спали, Аркадий занес в дневник: "15 февраля 1918 года. Меня ранили ножом в грудь на перекрестке... Был в Совете".
________________________________
________________________________
