Старик прячется в тень 10

Старик прячется в тень

(окончание)

Глава 8

Аркадий Минчковский

Рисунки Ю. Шабанова

Утром на удивление Агафоновне Адриан не убежал из дому, как это бывало каждый день, а неторопливо позавтракал и уселся у окна с книгой. Занавеску не стал раздвигать, а только время от времени посматривал на улицу, заглядывая в щель между краем занавески и оконным наличником.

- Ты чего это, уж не заболел ли? - не выдержав, спросила Агафоновна.

- Не-е.

- Чего дома-то сидишь? Другой раз со двора не дозовешься...

- Так. Почитать хочу.

- Гляди-ко...

Агафоновна ушла на кухню. Адриан снова осторожно выглянул на улицу и вдруг замер. Прямо напротив окна, за оградой палисадника, он увидел милиционера. Милиционер держал в руке какую-то бумажку и посматривал на окна дома, за которыми притих Адриан. Сердце провалилось в пятки, а милиционер, еще раз кинув взгляд на дом, повернулся и решительно вошел в ворота. Вот шаги его уже слышны на крыльце. Он вытирает ноги и стучит в дверь кухни. Потом доносится голос:

- Здравствуйте.

Дальше слов Адриан разобрать не может. Что-то говорит милиционер, что-то отвечает Агафоновна. Адриан лихорадочно соображает, что ему делать. Выскочить в окно, перемахнуть через ограду палисадника и бежать? Не догонит... А если он не один и другие милиционеры только и ждут его на улице? Спрятаться пол стол или в шкаф? Сделать вид, что сбежал... А потом можно куда-нибудь подальше...

Но, к изумлению Адриана, дверь снова скрипнула и захлопнулась, шаги стали удаляться. Неужели Агафоновна догадалась, не выдала? Адриан осторожно выглянул на кухню.

- Что ему было надо, нянь? За кем он?

- Повестку притащил. Заборы к празднику велят выкрасить, ворота починить. Думал, наш дом-то этот... Теперь хозяевам наверх понес.

На душе мгновенно стало легко, будто Адриан свалил с себя тяжесть. "Чудак, - думал он про себя, - испугался милиционера! Нужен ты ему?" Вон идет через двор. Будьте здоровы, всего хорошего!.." Он смелеет и нахально заявляет Агафоновне:

- А ты испугалась? Думала, тебя арестует?

- Меня-то... С какой это стати? Чай, на рынке ворованным не торгую... Пьяная, слава богу, никогда не была... - закрестилась Агафоновна.

- Бывает, что по ошибке забирают, - на всякий случай кинул Адриан и пошел в комнату. Опасность, кажется, миновала. А может, их никто и не ищет? Время уже к двенадцати. Может быть, сбегать к Леньке или Митре? Наверное, сидят по своим щелям и дрожат. Рассказать им про милиционера?..

Но тут Адриан спохватился. А почему до сих пор нет Ромки? Ведь он не знает, что с ними случилось. И то, что Ромчика так долго нет, начинает беспокоить Адриана.

Но стоило ему только об этом подумают, вдруг - здравствуйте! - на улице остановился Ромка. Оглянулся и с таинственным видом нырнул в калитку. И вот он уже в комнате. Смотрит на Адриана, будто не верит, что тот перед ним - живой и невредимый.

- Как же вы... куда вчера?.. Я до ночи ждал...

- Замуровались в тайнике. Не нашли.

- А искали вас?

- Спрашиваешь! - уже не без бахвальства сообщает Адриан.

- Бегали-бегали с ищейками... А мы в каменном подвале... Туда и кошка еле пролезет.

- А пожар вы, верно, сами потушили?

- Откуда узнал? Ленька?

- Ленька!.. Я у Леньки не был. Вот откуда, из газеты. Теперь про вас все знают.

Адриан замер, а Ромчик вдруг вытащил из кармана штанов во много раз сложенную газету "Крутовская правда", развернул ее и ткнул пальцем в заметку на последней странице:

- Читай...

Адриан склонился над газетой.

ГОРОДСКИЕ ПРОИСШЕСТВИЯ

СТРАННЫЕ ЗЛОУМЫШЛЕННИКИ

"Вчера в нашем городе произошли удивительные события.

Группа неизвестных лиц, пользуясь отсутствием сторожа, проникла днем в городской театр, закрытый на летний период, и едва не устроила пожар.

Прибывшие по вызову на место происшествия пожарные обнаружили сгоревшую незначительную часть декораций и брошенный огнетушитель. Пожар к их прибытию был ликвидирован, причем, нужно полагать, самими злоумышленниками.

Удивительно то, что неизвестные лица сами вызвали пожарных при помощи недавно установленного в театре электрического сигнала.

Трудно предположить, что злоумышленники проникли в театр с целью грабежа, так как ни одной ценной вещи из бутафорской комнаты, которая оказалась вскрытой, похищено не было. Вероятно, во время бегства была брошена картина, не имеющая никакой ценности.

Милиции пока не удалось напасть на след странных злоумышленников.

Поражает также, что в театре не было сторожа. Легко представить, чего бы мог стоить городу пожар, предотвращение которого явилось счастливой случайностью.

Губисполком должен принять меры.

В. Курчеватых"

- Видишь, должен принять меры, - почему-то шепотом повторил Ромчик и испуганно взглянул на товарища.

- А какие это и что за меры? - спросил Адриан.

- Ясно какие, чтобы милиция нас поймала.

- Не поймает.

- Ну, тогда этот губисполком...

- Что там, по-твоему, сыщики, что-ли?

Но Адриан и сам теперь не был уверен, что милиция их не сумеет сыскать. Прежнее недавнее спокойствие его снова покинуло.

- Нужно к Митре, и Леньку позвать, чтобы, если нас найдут, не врали лишнего. Какие мы злоумышленники?!

- Ладно, - согласился Ромчик, - я сейчас за Ленькой, а ты к Митре дуй. В голубятне про все договоримся.

Ромчик убежал за Леней. Адриан стал раздумывать, что бы в самом деле могла значить эта заметка в газете? Неужели их станут разыскивать? А если найдет?..

Минут через десять Адриан с великой предосторожностью пробрался к Митре. Леня уже был там.

- Дела!.. - вздохнул Леня. - Я предупреждал...

- Поймают, ух, и дадут!.. - заключил Митря.

- Если все будем заодно - ничего.

Это сказал Ромчик, которому очень хотелось подчеркнуть, что он отвечает за все наравне с остальными.

И тут Адриан вдруг опять осмелел.

- Подумаешь, испугались! Там же написано: неизвестные лица...

- Ну-ка, давайте вместе прочтем, - предложил Леня, на всякий случай оглядываясь на дверь.

- Где газета-то?

Выяснилось, что Адриан забыл ее дома.

- Вот чудила, - усомнился Митря. - Может, там и не так. Тащи сюда.

- Хорошо. Я сейчас...

Адриан выскочил из баньки. На миг он забыл, что должен быть осторожен и, выбежав на улицу, понесся к своему дому. Уже достигнув ворот, он с ходу чуть не налетел на выходящего со двора человека.

- Ах, вот, на ловца и зверь...

Адриан поднимает голову. Перед ним товарищ Залесский. Глаза через очки внимательно смотрят на Адриана.

- Куда так стремишься?

- Я? Домой... - выдавливает из себя Адриан. Он понимает, что деться уже некуда.

А в голове мгновенно проносится: как здесь оказался товарищ Залесский? Неужели ему про них уже все известно? Теперь попробуй-ка выпутайся!..

- Адриан, кажется, так?

- Так. А вы товарищ Залесский.

Тот кивает.

- Правильно. Где же твои друзья?

Адриан напряженно думает, что ответить. Если уж попался - нужно не выдавать остальных. А как? Все равно товарищ Залесский пойдет к митре и найдет там сразу всех. И все-таки, пожав плечами, он буркает:

- Не знаб.

- Не знаешь? - Залесский смотрит на Адриана. - Куда же они могли запропасть? А я ведь к вам.

Адриан молчит.

- Ну вот что, - говорит товарищ Залесский. - Я думаю, мы их найдем. У меня имеется к вам дело и весьма неотложное. Хитрить со мной не надо. Пойдем.

Ему, наверное, известно и про голубятню, где они собираются. Понятно, и за газетой теперь идти уже незачем. Адриан поворачивает. Весь его вид выражает: "Ничего не поделаешь, - приходится, идем!" И он возвращается в Митрин двор. За Адрианом следом - товарищ Залесский.

Ничего себе, вытянулись лица у его приятелей, когда он, вместо газеты, вернулся с начальником по борьбе с вредным элементом! А тот огляделся и спрашивает:

- Это и есть ваш штаб?

- Моя голубятня, - отвечает Митря.

- Голубятня, я думаю, для конспирации, - товарищ Залесский смотрит на Митрю скорее со смешинкой, чем сердито. Нет, на пришедшего их арестовать он не похож... - А знаете что?.. Здесь у вас неплохо: и в жару не жарко и от дождя укрываться можно.

Мальчишки молчат. Каждый, конечно, думает, что будет дальше, и не ждет приятных вестей, а тот продолжает:

- Ну, так как себя чувствуете?

Дружное пожатие плеч, мальчишки испуганно переглядываются... Товарищ Залесский усаживается на скамеечку, щелкает замочком своего портфеля и вынимает свежий номер газеты.

- Возможно, вы еще сегодня не читали. Тут одна любопытная заметка... Знаете что? Давайте-ка прочтем ее вместе, а?

Молчание приходится понимать как согласие. Товарищ Залесский принимается читать вслух то, что Ромчику и Адриану уже хорошо известно, а Леня и Митря слушают в первый раз.

Читая, Залесский нет-нет да и оторвется от газеты и бросит взгляд на мальчишек. Адриан вовсю делает вид, что ничего подобного не слыхал, но получается у него это, кажется, не очень-то правдиво. Но тут уже и товарищ Залесский заканчивает читать заметку, складывает газету и спокойно спрашивает:

- Ну, так как же, неизвестные лица?

Конечно, попались!.. Наверное, об этом думают все, пока Залесский убирает газету в портфель.

- Ну, а теперь поговорим начистоту. Какая никому не нужная картина была найдена после бегства странных злоумышленников? Кому она и зачем понадобилась?

Ясно, что товарищу Залесскому все известно. Скрывать нечего и Адриан, вздохнув, решается рассказать, как увидел из ложи "Старика со свечой", как потом с Митрей хотели посмотреть поближе, да им не удалось. И про то, как все удивительно подходило, чтобы подозревать Марсельезиного дедушку. И про то, что они никому не хотели говорить, пока сами не убедятся, что это и есть настоящий шедевр, который искали.

Он кончил и с опаской взглянул на товарища Залесского. А тот, оказывается, улыбался. Улыбался, и весело поглядывал на него через очки.

- Значит, решили, что Константин Игнатьевич картину скрывает? - наконец заговорил он. - Тот, что прятал, из бывших, и Константин Игнатьевич из бывших. Понятно... У того фамилия на букву "С" и Константин Игнатьевич - Сазонов. На ту же букву. Тоже понятно. Старичок по всем статьям подошел. Ну, раз вы такие ловкие сыщики, я вам тоже кое-что открою. Знаете что?.. Письмо, которое получил бывший учитель Валентина Курчо, и то письмо, которое было у официанта из вокзального ресторана, оказались написанными одним и тем же почерком. Выходит, тот, кто хотел сохранить картину для государства, и тот, кто советовал ее достать и спрятать подальше, чтобы потом выгодно продать, - одно и то же лицо. Понятно вам, что это значит?

- Нет, - тихо сказал за всех Адриан. - Как же так, почему?

А потому, уважаемые неизвестные лица, что это сделано для того, чтобы направить поиски по ложному следу и, пока будут искать копию вместо оригинала, увезти настоящего Рембрандта. Вот и попались мы с вами на эту букву "С", как рыбка на крючок, хотя копию все-таки разыскали. А что к оригиналу эта буква "С" никакого отношения не имеет, так это неоспоримый факт.

- А где тогда настоящий? - вырвалось у Лени.

Залесский вздохнул.

- Трудно сказать. История запутанная и вряд ли кончается в Крутове. Но вот что вы Константина Игнатьевича в этом деле заподозрили, так уж это совсем зря. Он действительно из дворян, бывший чиновник. Но знаете что?.. Он еще до революции подарил городу всю свою дорогостоящую библиотеку... А в Крутов был сослан много лет назад за сочувствие революционерам... А потом, когда кончился срок ссылки, Константин Игнатьевич не поехал в Петербург, а остался здесь. В девятьсот пятом году он прятал у себя в доме большевиков, за которыми по всей России гонялись жандармы. Теперь он про все это пишет книгу.

Все подавленно молчали. В баньке наступила тишина.

- Мы не знали, - сказал Адриан.

- Ну что же делать, бывает. - Залесский снова щелкнул замочком портфеля. - А театр вы запросто могли поджечь. Это уже другой факт. Теперь сами знаете - картина ничего не стоила. Ну, а если бы возник пожар?

В баньке, кажется, притихли даже голуби, не только мальчишки. Да и что говорить, ведь товарищу Залесскому было понятно, что театра никто не собирался поджигать.

- А вот то, что сами потушили пожар, тут молодцы!

- Это Митря один.

- Не, он тоже помогал тушить. - Митря толкнул плечом Адриана.

Залесский поднялся с места.

- Ну что же... Знаете что? - Он с хитринкой в глазах обвел взглядом мальчиков. - Мне почему-то кажется, милиция не найдет "неизвестных лиц". - Вынул папироску, покрутил и продолжал: - Только давайте условимся, если будете опять кого-нибудь подозревать - приходите сперва ко мне. Губисполком, товарищ Залесский. Вас пропустят. Понятно?

Адриан и его друзья, как по команде, кивнули головами.

- Ну так, сегодня у нас тринадцатое... - Залесский вынул из внутреннего кармана кожанки часы и взглянул на них, будто хотел убедиться, что сегодня действительно тринадцатое число. - Насколько мне известно - скоро в школу, так что договоримся: пока займемся науками. Идет?

Трое опять кивнули, а Адриан сказал:

- Я здесь в школу больше не пойду. Я уезжаю. Мы уже складываемся.

- Вот как? Куда же?

- В Ленинград. Папа на завод поступил, и мы все уедем.

- Ну что же, завидую. Хороший город. Я там тоже живал... Ну, пока, друзья. Желаю успеха... С остальными, надеюсь, еще увидимся...

Товарищ Залесский пожал руку каждому из мальчишек. Потом наклонил голову и вынырнул из баньки.

Он, наверное, уже миновал двор и вышел на улицу, когда Митря, наконец, нарушив общее молчание, сказал:

- Вот это да дядька, свой!..

Из Ленинграда пришла телеграмма. Отец сообщал, что квартира снята и что сам приехать не может - занят на заводе. Велел продавать лишнее и готовиться к отъезду.

Вскоре на воротах их дома появилось объявление. На листке из тетрадки в клеточку старательно выведено:

Срочно ввиду отъезда продаются: буфет дубовый, 2 шкафа. Стол обед. и пис. Стулья и друг. дом. вещи.

Приходили люди. Заглядывали под обеденный стол и открывали и закрывали дверцы шкафов. Садились на стулья. Почему-то все интересовались качалкой, которая не продавалась. Качалка была какой-то памятью.

На кухне всхлипывала Агафоновна. Слоняясь по квартире, Адриан зашел и туда.

- Чего ты плачешь?

- Уезжаем, вот и плачу, - отвечала та, вытирая слезы краем кухонного полотенца.

- Так ведь и ты с нами едешь?

- Потому и реву, что еду. Жалко.

- Кого?

- Да никого. Жалко, что уезжаем.

Добиться от нее толку было невозможно. Адриан понимал: Агафоновна плакала просто так, потому что в Крутове обязательно полагалось перед отъездом поплакать, тогда все будет хорошо. Раньше она лила слезы всегда, когда уезжал отец. Потом ревела, когда Вадим отправлялся в пионерский лагерь, а теперь - потому, что уезжала сама. Больше плакать было некому.

Адриан начал было складывать свои вещи. Собрал книги. Затем стал раздумывать, что ему делать с вновь начатой коллекцией папиросных коробок. Кроме тех, которые он выменял на оловянных солдатиков у Ромчика, прибавилась еще одна от папирос "Зефир". Поразмыслив, Адриан решил, что в Ленинград перевозить коллекцию не имеет смысла.

Дома на него мало обращали внимания. Каждый был занят своим. Отплакав, Агафоновна принялась спорить с мамой по поводу сборов. Мама решила брать с собой поменьше кухонного барахла. Агафоновна настаивала, чтобы в Ленинград везли и деревянное корыто с квашней, и топор, и даже пудовую гирю, которая без толку валялась в кладовой.

Но суета сборов не могла отвлечь Адриана от грустных мыслей. Нет, не мог он уехать из Крутова, не поговорив с Марсельезой. Ведь с тех пор, как он признался ей в том, что увидел в театре и что по этому поводу думает, они не встречались. И. конечно же, она читала заметку в газете и теперь все знает. Ясно, что догадалась, кто это "неизвестные лица". Что было делать?

Часам к пяти Адриан решился на отчаянный ход. Это было нелегкое решение и пришло оно после сомнений и внутренней борьбы.

В пять часов вечера он явился на крылечко домика Марсельезиного дедушки и решительно повернул вправо рукоятку звонка.

Двери открыла Марсельеза.

- Ты? - удивилась она.

- Я, - ответил Адриан. - Я к твоему дедушке, Константину Игнатьевичу. Дома он?

- Хм, - произнесла Марсельеза и пожала плечиками. - Дома. Входи. - Она захлопнула дверь. Отступление было отрезано. - Дедушка, тут к тебе!

- Кто там, пожалуйте, - послышался высокий голосок.

- Иди туда, - Марсельеза слегка подтолкнула Адриана.

Он двинулся по коридорчику, а навстречу ему уже спешил Марсельезин дедушка. Он был в домашних туфлях, как всегда пряменький, в старой бархатной куртке со шнурами.

- А. это вы, милостивый государь, - он с любопытством разглядывал Алриана. - Чем могу служить? Заходите, пожалуйста...

Адриан вошел в комнату. Марсельеза бесшумно затворила за ними дверь. Он был благодарен, что она так сделала. Одним мужчинам куда легче объясняться.

Адриан сразу заметил, на письменном столе лежала "Крутовская правда".

- Ну, что скажете, молодой человек? Присаживайтесь, - все тем же любопытствующим тоном продолжал Марсельезин дедушка.

Но Адриан не хотел присаживаться.

- Константин Игнатьевич, - решившись, начал он. - Это я неизвестное лицо, которое забралось в вашу реквизиторскую.

- Да ну?.. Интересно! А не объясните, зачем?.. Что побудило?

- Мы искали Рембрандта... Похищенный шедевр великого голландца.

- Вот как?! В бутафорской провинциального театра?..

- Да, - Адриан с ужасом почувствовал, что уши его сделались цвета спелого помидора. - А теперь мы знаем, кто вы такой и нам стыдно. Вот я и пришел...

Оказывается, Марсельезин дедушка умел слушать других. Он молча опустился в кресло. И Адриану, во второй раз в этот день, пришлось навстречу ему уже спешил Марсельезин дедушкарассказывать почти всю историю историю сначала, а главное, признаваться в том, что они так плохо подумали о реквизиторе и еще о том, как их укорил за это товарищ Залесский из губисполкома.

- Извините нас, Константин Игнатьевич, - закончил он. - Мы поступили как глупые...

- Ла нет, не совсем... - Неожиданно и как-то задумчиво произнес Марсельезин дедушка. - М-да, любопытно... Только вот разумнее было бы обращаться к взрослым. Ну, а сведения о моей революционной деятельности сильно преумножены.

- Все равно, - сказал Адриан.

- Знаете, милостивый государь, - Константин Игнатьевич улыбнулся, - а я когда-то участвовал в суде присяжных. Чистосердечное признание вины всегда учитывалось правосудием. Ну, а ваша неоспоримая вина - ваши годы. Ну-с, за сим... очень рад...

- Я уезжаю, - почему-то вдруг сказал Адриан.

- Куда же, можно полюбопытствовать?

- В Ленинград. Там мой папа. Мы все уезжаем.

- Вот как! Я тоже провел молодые годы в этом прекрасном городе. Да нет, не в Ленинграде, разумеется. В Петербурге. Кадетский корпус там окончил... Давно это было. Бог с ним, со старым... А полотно, которое вы приняли за рембрандтовское, принадлежит кисти Чикильдеева. Есть здесь такой. Так сказать - местная богема.

- Я его видел, - сказал Адриан.

- М-да, так вот, он мне однажды и притащил в театр эту картину. Ну, и купили для сцены... А я, признаюсь, и не знал, что мотив навеян Рембрандтом. Так вот, отчасти и я вам должен быть благодарен. Ну что же... - Марсельезин дедушка поднялся с кресла. Сделал он это не сразу. Сперва оперся руками в подлокотники, потом нажал на них и словно взлетел вверх. И уже опять стоял перед Адрианом худенький и сухой, как щепочка.

- Рад был поближе познакомиться, хотя и при необычных обстоятельствах. А вообще мой вам совет на будущее: не следует думать плохо о человеке, пока не убедишься, что он того стоит. - Он пошел к выходу, и, отворив дверь, позвал Марсельезу.

- Смею тебя заверить, - сказал ей дедушка, - что твой друг вполне добропорядочный молодой человек и заслуживает доверия. Ну-с, до свидания, молодой человек. - И дедушка заспешил назад.

- Твой дедушка умный, - тихо сказал Адриан, когда они остались одни. - А я уезжаю...

- Я знаю. Ты куда сейчас?

- Никуда. А ты?

- Хотела погулять. Хочешь, пойдем вместе?

Адриан кивнул.

- Дедушка, - крикнула Марсельеза. - Мне мама велела купить нитки. Я пойду. Хорошо?

- Иди, Марс, только не надолго. Мама вернется в восемь. Будь дома!

Мальчишек на улице не было, и никто не кричал им вслед про жениха и невесту.

Марсельеза спросила:

- Так и не нашли картину?

- Нет, - Адриан помотал головой.

Она вздохнула.

- Ерунда, сказал Адриан. - Ее тут и не было, а может, и нигде нет. Жулики всех провели.

Дошли до кинотеатра "Прогресс". У широких дверей была наклеена афиша. С афиши улыбалась испанка с кольцами в ушах. Картина называлась "Розита".

- Это Мери Пикфорд. Красивая, правда? Тебе нравится?

Адриан пожал плечами. Лучше бы его спросили о чем-нибудь другом. Он сказал:

- Я люблю про ковбоев с Вильямом Хартом. Или вот еще "Красные дьяволята".

- А я - когда все хорошо кончается.

В магазине на улице Коммуны нужных ниток не отыскалось. Надо было идти в центр, к рынку, но Адриан вдруг сказал:

- Хочешь в Ботанический, к "Черному морю", а нитки потом купим.

Она сразу же согласилась.

- Ладно.

Минут через пятнадцать они уже спускались по крутой каменной лесенке в цветущий овраг.

У фонтана - маленькой копии Черного моря - стояла скамейка с навесом от солнца. Она была пуста. По мосту, над оврагом, гремя, проезжали телеги, а тут было тихо и спокойно. Начинавшее краснеть солнце заходило вдали, и беседка под мостом и каменные быки, на которых она стояла, зарозовели. Адриан и Марсельеза уселись на скамейку и "Черное море" оказалось у их ног. Фонтан сейчас не бил, и в зеркально-спокойной глади воды отражалось холодеющее небо и мраморный лебедь, который, выгнув шею, чистил свои крылья посреди пруда.

- А в Ленинграде море есть? - спросила Марсельеза.

- Есть. Балтийское, еще почище Черного.

- Дедушка говорит, в Черном море вода изумрудного цвета.

- Хм, - Адриан не думал о Черном море.

- Удивительно, правда?

- Хм.

- А интересно, какая вода в Балтийском?

- Я тебе напишу. Большое письмо напишу, обо всем. Ответишь?

Она молча кивнула. Было понятно - ответит.

- А потом ты приедешь в Ленинград. Хорошо?

Она пожала плечами.

Помолчали и вдруг Адриан сказал:

- Помнишь, ты приз дала?

- Какой приз?

- .Султанчик. Цветок. Когда за реку со школой ездили. Я быстрее всех бегал. Он у меня в Майн-Риде. Засох и совсем рыжим стал.

- Зачем он тебе?

- Так.

Теперь в свою очередь ничего не сказала, а только хмыкнула Марсельеза. И тут - Адриан сам не понял, как это получилось - он повернулся в ее сторону и поцеловал, нет, скорее чмокнул ее в щеку. Марсельеза вспыхнула, но не шелохнулась. Будто ничего не случилось. Они опять смотрели на гладкую воду "Черного моря" и на сделавшегося розовым лебедя, и оба ничего не говорили. А солнце на краю оврага огненным шаром катилось за склон.

- Пошли домой, - вдруг сказала Марсельеза. - Поздно. Попадет от мамы... - И взяла Адриана за руку.

Через несколько секунд они, держась за руки, уже бежали вверх по крутой лесенке. Бежали и смеялись неизвестно чему. Им нужно было спешить домой. Каждому могло влететь за поздний приход. Ведь взрослые считали их детьми.

Адриана провожали через два дня.

Поезд был дальний, омский, и через Крутов проходил поздним вечером. Уже сдан был багаж, который должен был ехать в том же составе, в багажном вагоне. При них остались только чемоданы и портплед. Корзины, запертые на домашние замочки. Кошелка, наполненная колбасой, вареной курицей, крутыми яйцами и другими продуктами - на два дня пути. Сидели в зале ожидания на большой деревянной скамье. В рожках горел тусклый электрический свет, и зал имел грустный вид. Окна выходили на перрон. Там моросил дождь. Агафоновна сказала, что это к добру. Уезжать в дождик - хорошая примета. А в конце зала были широкие четырехстворчатые двери. Через стеклянную фрамугу над ними виднелись яркие шары люстры. За дверью слышалась музыка. Там играл оркестр. Там был ресторан. Тот самый, где не так давно студент Валентин Курчо встретил юркого старика с бантиком и откуда начались поиски так и не найденного рембрандтовского шедевра.

Адриана провожали Ромчик и Митря. В последние дни у Лени опять началось то, что его мама называет "подозреньем на инфлуэнцу", и Леню вечером на вокзал не пустили. Так они и не увиделись. Приехали извозчики, началась суетня. Адриан не успел сбегать к другу. Только проехал мимо Лениного дома, помахал ему рукой. "До свидания, дескать, не скучайте без нас", - и все.

Митре, как всегда, уйти не составило большого труда. Ромчик твердо настоял на том, что обязательно должен проводить товарища. И его маме не оставалось ничего иного, как приехать вместе с ним на вокзал. В этом была и своя выгода. Назад, конечно, тоже поедут на извозчике, да и Митрю прокатят.

Взрослые негромко переговаривались. Вадим был со своими товарищами. Они изображали из себя больших. Даже уходили потихоньку курить. Агафоновна сидела в стороне от других. Держала на коленях корзиночку, из которой выглядывало горлышко длинной зеленой бутылки с молоком. Старуха молча глядела в окно по другую сторону зала, где редкие фонари освещали булыжную привокзальную площадь и темнел поднимавшийся вверх город. Наверное, она думала о том, что ей уже никогда не придется вернуться в Крутов, где прошла вся ее нехитрая жизнь.

Адриан и его друзья прохаживались по залу ожидания. Они давно оглядели все, что можно было оглядеть, выходили на перрон и возвращались назад. Кажется, сказали друг другу все, что надо было сказать. Своего нового адреса Адриан еще не знал, и потому на письма могли рассчитывать только Ромка и Митря. Ромчик печально смотрел на Адриана. Он жалел, что вот все-таки пришел день и его друг уезжает навсегда. Вздохнув, сказал:

- Я вырасту, тоже в Ленинград поеду. Учиться. Только еще не знаю - на доктора или на скрипача.

Митря негромко насвистывал. У Митри не очень-то, когда он этого не хочет, узнаешь, о чем думает. В том, что ему тоже когда-нибудь придется побывать в Ленинграде, Митря до конца уверен не был. Все-таки Ленинград далеко... Впрочем, Митря любил читать про летчиков и аэропланы и уверял, что теперь, чтобы облететь даже вокруг света, нужно не больше недели.

Прекратив свистеть, Митря, как бы невзначай, бросил:

- Валечке не говори, что мы его велосипед доломали... Я, может, еще починю.

- Да разве ему жалко велосипеда?.. Знаешь ведь Валентина.

- Я не про то ... Я все равно починю... - сказал Митря и больше от него, кажется, не услышали и слова.

Омский поезд опаздывал. Уже стала беспокоиться Ромкина мама. Час поздний, когда они попадут домой? Уже зевал сам Ромчик. Митря, казалось, был ко всему безразличен. Но когда, наконец, подкатил надсадно пыхтящий паровоз, из-под огромных колес которого в ночь снопами летели искры, когда ударил вокзальный колокол и, захватив свою поклажу, отъезжающие и провожающие кинулись разыскивать свои вагоны, когда уже в сутолоке у тамбуров послышались крики: "Садитесь, садитесь!.. Пишите!.. Не забывайте!.." - в этот самый момент Митря успел схватить Адриана за руку и, сунув ему что-то, торопливо проговорил:

- Это я тебе... Клади в карман. После поглядишь... - и затерялся в толпе провожающих.

Снова послышались удары колокола, низкий басок паровоза, перезвон буферов. Поезд тронулся. Медленно поплыл вокзал с ярко освещенными окнами ресторана, с надписью под крышей "Крутов - I". Побежал назад перрон с кучкой знакомых и с двумя конниками - Митрей и Ромчиком, стоявшими отдельно друг от друга.

Уже устроившись на верхней полке, долго не в силах уснуть, Адриан вспомнил о том, что Митря ему что-то отдал в последний момент. Адриан полез в карман брюк и вытащил завернутый в газету спичечный коробок. Он раскрыл его и в полутьме нащупал что-то гладкое. Пленка!..

Как раз в этот момент поезд остановился на первой станции после Крутова. Их вагон оказался против фонаря. Адриан торопливо стал разглядывать на свет то, что ему отдал Митря. Это были самые любимые, самые драгоценные кадрики из Митриного богатства: Вильям Харт на коне... Негр из "Дьяволят" с кинжалом в зубах... Малиновый кадрик - пожар в Техасе, Чарли Чаплин с малышом Джекки Куганом... - те самые кадрики, которые у Митри никто не мог выпросить, которые невозможно было у него выменять не только на оловянных солдатиков, но даже на голубей.

Адриан запрятал кадрики назад в коробок и сжал его в руке. Вагон дернуло. Где-то впереди затарахтел паровоз. В купе снова сделалось темно. Поезд уходил все дальше от Крутова.

Чем кончилась вся эта история

С тех пор как уехал Адриан, прошло три года, и вот на улицу Профсоюзов пришло письмо Митрохину Андрею.

Митря забрался к себе на голубятню - она еще держалась, вскрыл синий конверт и прочитал:

"Здравствуй, Митря! Как я был рад, получив от тебя письмо! Я ждал его давно, но понял, что тебя не было в Крутове, а то бы ты сразу ответил. Значит, летом ты был в пионерлагере. Ну, как там у вас в Боровом? У нас под Ленинградом столько пионерских лагерей!..

Слезешь с поезда, кругом: "Старый барабанщик..." "Старый барабанщик!.." и фанфары... Но не в этом дело. ЗдОрово, Митря, что ты поступил в аэроклуб. Наверно, все-таки будешь летчиком, раз уже летал с пилотом. Про то, что Леня с родителями уехал в Москву, знаю. Получил от него оттуда письмо. Почему мне не пишет Ромка?

Ты говоришь - ходит куда-то с отцовской скрипкой, занимается музыкой. Пускай, раз нравится. А я в музыке не понимаю. Тут мы со школой ходили на утренник в филармонию. Играли симфонию немецкого композитора Вагнера. Просто не знал, когда это кончится.

Про то, что Марсельезин дедушка умер, знаю. И что его хоронило много народа, тоже знаю. Митря, ты пишешь, что если бы я приехал, не узнал бы дороги за мостом, где были овсяные поля, а теперь там строят завод - все перекопано и даже поезд туда провели. Я про это знал еще в Крутове. Мне рассказывал мой папа. Он говорил, что там поднимется завод-гигант. Где товарищ Залесский? Видишь ли ты его?..

Хороший он дядька, правда? А магазин Сожича, значит, закрылся? У нас в Ленинграде тоже позакрывались все частные лавочки. А где Ромкин дядя? Говоришь, куда-то исчез? Наверное, опять где-нибудь приспособился? Да ну его. я знаю, что Ромчик про него и говорить не хочет.

Ты спрашиваешь, видел ли я Валентина К.? Видел несколько раз. В Академии он, уже на пятом курсе, и скоро начнет писать диплом (большую картину). А я хожу в вечернюю художественную школу на Таврической улице. Так что нам с ним есть о чем поговорить. А теперь я тебе такое расскажу, что вы с Ромкой не сразу и поверите.

Один раз звонит мне по телефону Валентин и говорит, чтобы я в воскресенье никуда не уходил, а пришел бы в 11 часов в Эрмитаж, где он меня будет ждать. Ну, в воскресенье, еще и одиннадцати не было, я уже в Эрмитаже. Жду Валентина. Вдруг вижу - он идет и улыбается. Мы разделись и пошли по залам.

Ох, Митря, когда приедешь в Ленинград, пойдем в Эрмитаж, посмотришь, сколько там картин, Тысячи. Всех великих художников со всех стран!.. Валентин говорит: "Сейчас придем в один зал..." Ну, дошли до этого самого зала. Валентин говорит: "Закрой глаза!" и повел меня за руку. "А теперь - командует - открывай и удивляйся". Я как открыл, чуть не обалдел... Прямо напротив меня в золотой раме под стеклом... что бы ты думал? Догадался?.. "Старик со свечой!"

Только настоящий. Гляжу и не верю. Картина такая же точно, как на копии. Только, пожалуй, немного потемней, а свет на лице старика еще ярче. Глаза у него живые, на тебя смотрят - не оторвешься. И руки жилистые, совсем настоящие. Я от удивления слова сказать не могу, а Валентин смеется. "Вот, - говорит, - где пришел конец всем нашим крутовским поискам. Это и есть рембрандтовский оригинал, который искали".

- "Откуда же, - спрашиваю, - он тут взялся?" Тут он рассказал мне целую историю. Оказывается, тот управляющий старого князя где-то припрятал картину в Петрограде, но где, узнать не могли. А сам этот тип удрал за границу. сперва он там жил, о себе не напоминал, а потом, когда все успокоились, решил потихоньку вывезти шедевр и продать за золото.

А картину он оставил у одной старушки-генеральши. Генерал давно умер, а она жила на Ковенском переулке. Вот там у нее в комнате и висел этот самый шедевр и никто на него не обращал внимания. Потом, через много лет, этот управляющий откуда ни возьмись появился, и фамилия у него была теперь другая - иностранная - мистер какой-то.

Он позвонил старушке по телефону и велел сообщить ему, когда в квартире никого не будет. Он тогда явится за картиной. А старушка поняла, что тут дело какое-то темное и пошла в милицию и про все рассказала. И когда этот "мистер" к ней пришел, его там ждали сотрудники уголовного розыска, и ему нечего было делать - пришлось во всем сознаться.

Но арестовать этого хитреца было нельзя, потому что он оказался иностранным подданным. И ему только велели поскорей убираться туда, откуда взялся. Про это, оказывается, было написано в вечерней "Красной газете", и он там называется "мистер К." Только я тогда жил на даче и не знал.

Но про Крутов и про то, как мы нашли копию, ничего написано не было. Да ну и ладно. Рембрандта все равно бы отыскали и без нас. Теперь "старик" висит в рембрандтовском зале слева у окна и там всегда возле него стоят люди и не знают, что в Крутове есть точно такой же.

В общем, как он ни прятался, а все-таки его вывели на свет. Когда приедешь в Ленинград, обязательно пойдем в Эрмитаж и посмотрим. ЗдОрово все-таки, что у авантюристов ничего не вышло и шедевр остался у нас в СССР, и теперь все могут его увидеть! Ну, пока.

Письмо это я тебе пишу третий день, а сейчас пойду в худ. школу и по пути опущу. Марку уже купил. Она с аэроплаником. специально для тебя. Приезжай, пожалуйста, Митря. Или прилетай, раз ты будешь летчиком. Жму руку Ромчика. Расскажи ему. А М-зе можешь ничего не рассказывать. Она уже про все знает... Остаюсь твой старый друг Адриан. Из Ленинграда, 1930 г."

Конец

__________________________