Повесть
 
Вадим Фролов
Рис. И.Харкевича

7

ТРУДНОЕ РЕШЕНИЕ

   Я опять чмокнул ее в щеку и пошел к дяде Саше, не очень, впрочем,  надеясь, что он дома. Но он был дома и, засучив рукава, наводил в своей комнате порядок.
   - А, Семен, вот кстати, - сказал он. - Давай-ка помогай, а то я один не управлюсь. - Он посмотрел на часы и присвистнул. - Определенно не управлюсь.
   - Улетаете? - спросил я.
   Он всегда делал генеральную уборку, перед тем как улететь куда-нибудь надолго.
   - Нет, дружище, на этот раз не улетаю, - сказал он и заулыбался во весь рот. - Как ты думаешь, сумеем мы этот шкаф передвинуть вот так, чтобы встало сюда... Чтобы встало трюмо?!
   - Трюмо? - удивился я.
   - Ага. Женщины, понимаешь ли, не могут без трюмо.
   - Женщины?
   - Ага. Женщина. Чудесная женщина. Прекрасная женщина.
   Я ничего не понимал.
   И в это время открылась дверь и вошла она, та самая - ее фотографию мне дядя Саша показывал. Она была в халатике и с полотенцем через плечо - только что из ванной. Вот так! А я даже и не заметил, когда она тут появилась.
   - Кого это ты нахваливаешь? - спросила она сердито. - Кто это чудесная и прекрасная?
   - Действительно, кто это? - спросил летчик. - Ты, Семен, случайно не знаешь?
   Они засмеялись. И тут она посмотрела на меня и спросила:
   - Это, наверно, Сеня?
   - Он самый, - сказал летчик, - боевой парень. - Он подмигнул, и я не понял: то ли он всерьез говорит, то ли смеется.
   Пока я думал, обижаться или нет, женщина подошла ко мне совсем близко и я увидел, что она действительно очень красивая, даже лучше, чем на фотографии. Вот так. Значит, теперь уж к дяде Саше так запросто не заскочишь. Теперь он не один. Ну, что ж, на то и взрослые, чтобы жениться. И сам не знаю почему, я вдруг вздохнул. А женщина эта, улыбаясь, протянула мне руку.
   - Ну, давай познакомимся. Я очень много о тебе слышала.
   - Я тоже, - вежливо сказал я.
   - Вот как? - удивилась она и засмеялась, а дядя Саша погрозил мне кулаком.
   - Меня зовут Галя, - сказала она.
   Я пожал ей руку и спросил:
   - А отчество ваше как?
   - Просто Галя, - она опять засмеялась, - ну, тетя Галя.
   "Какая она тетя", - подумал я. Но называть ее Галей мне почему-то не хотелось, и я повторил:
   - Нет уж, лучше отчество.
   - Ух! - сказал дядя Саша. - Ты сегодня с церемониями, как английский лорд. Алексеевна она, Галина Алексеевна.
   - Очень приятно, - сказал я. - Дядя Саша, вол ваши три рубля.
   - Не пригодились? - Он внимательно посмотрел на меня.
   - Нет. Ну, я пошел. Не буду вам мешать.
   - Ты какой-то... занудный сегодня, Семен, - сказал дядя Саша. - Стряслось чего-нибудь?
   - Нет, - сказал я, - ничего не стряслось. Просто я хотел с вами посоветоваться, но... - и я развел руками.
   Дядя Саша сердито швырнул на пол тряпку, которой вытирал шкаф, подошел ко мне.
   - Давай! - сказал он и сел напротив меня в кресло.
   -  Нет, - сказал я. - Лучше в другой раз. Вы заняты.
   - Слушай, - сказал дядя Саша. - Помнишь, когда ты составлял свой, - он усмехнулся, - хронометраж. Я тебе сказал тогда, что не считаю время, потраченное на друзей, потерянным. Выкладывай!
   Я замялся. Как бы так рассказать, чтобы он не понял, что все это со мной случилось? Ну, в общем, кое-как, крутя и вертя, спотыкаясь и запинаясь, чего-то придумывая, а чего-то не договаривая, я ему рассказал историю, которая будто бы в прошлом году случилась с одним моим приятелем. Только про подвал не сказал.
   Дядя Саша внимательно взглянул на меня, и я постарался выдержать его взгляд.
   - По-моему, - сказал дядя Саша, - и та девочка, которой он дал слово молчать, и сам он... твой приятель - довольно... хм-м... глупые люди.
   - Она не глупая! - сказал я и осекся.
   - Как же не глупая? - сказал дядя Саша. - Зачем же тогда она... брала с него слово? И он глупый, что  дал такое слово. Нельзя о таких делах молчать! Понимаешь, нельзя.
   - Но он все-таки дал слово, да еще девочке, - сказала Галя.
   - Я бы на месте твоего приятеля, - сказал дядя Саша, - все рассказал бы кому надо. И убедил бы эту глупую девчонку...
   - Она не глупая! - почти закричал я. - Она ведь тоже дала слово!
   - Она его нарушила, рассказав все этому... твоему приятелю, - сказал дядя Саша жестко.
   Фу-ты, ну-ты! Час от часу не легче. Не надо было рассказывать.
   - Я пришел посоветоваться, а вы только ругаетесь, - сказал я обиженно.
   - А ты-то чего обижаешься? - спросил дядя Саша хитро. - Мы ведь про приятеля твоего говорим.
   - Ладно, - сказал я. - Что было, то было, но раз уж так получилось, то что бы вы сделали?
   - Я бы пошел к этой глу... - начал дядя Саша, - к этой девочке, - поправился он. - И убедил бы ее, что она взяла с меня слово неправильно, и пусть она вернет его мне обратно. Вообще, я бы поступал сообразно обстоятельствам.
   - Я так и думал, - сказал я с облегчением.
   - А почему бы тебе не посоветоваться с отцом? - спросил дядя Саша. - Ведь он-то,  наверное, в таких делах больше нашего понимает.
   Я замотал головой.
   - Напрасно, - сказал дядя Саша озабоченно. - Напрасно. Дело-то, кажется, серьезное. И, если ты сам не хочешь... - он замолчал и испытующе посмотрел на меня.
   - Да почему я не хочу? - сказал я. - Я просто не могу.
   -  А не кажется ли тебе, - сурово сказал дядя Саша, - что в данном случае ты больше думаешь о себе, чем о других?..  Так что, наверно, придется мне подумать о других.
   - Дядя Саша, - взмолился я. - Только...
   - Ладно. Иди, а я подумаю.
   От дяди Саши я сразу же помчался к М.Басовой. Будь что будет. Пусть она злится и шипит, но я скажу ей все, что думаю об этом деле, и потребую, чтобы она вернула мне мое слово.
   М.Басовой, конечно, не было дома. Открыл мне Григорий Петрович. Вот гляжу я на него и никак не могу представить, что он был таким геройским парнем - разведчиком. А как бы он поступил на моем месте? Но неожиданно для себя я спросил его совсем о другом:
   - Скажите, Григорий Петрович, а вот для того чтобы сделать доброе дело - можно наврать?
   - Наврать?
   - Ну, слово нарушить?
   - Х-мм, слово нарушать, конечно,  не годится... Но вот что интересно: сегодня уже второй человек спрашивает - можно ли нарушить слово. Удивительное совпадение.

   Я, конечно, сразу сообразил, что это за человек. Ага, значит, и она переживает! Хотя, может, она про какое-то другое слово спрашивала.
   - Семен, - осторожно сказал Григорий Петрович. - Это ваш секрет. Но что это все-таки за слово, которое вам нужно нарушить?
   - Григорий Петрович, - сказал я, - можно, я вам ничего сейчас не скажу? Вы в разведку когда ходили, наверное, попадали в разные переделки?
   - Случалось, - сказал он скромно.
   - И самому решать, что делать, тоже, наверное, приходилось?
   - Приходилось.
   - Вот и я хочу попробовать сам решить.
   - Что ж... - сказал Григорий Петрович задумчиво. - Что ж, это по-мужски. И я приветствую. Но имейте в виду, Семен, если вам потребуется моя помощь, я всегда к вашим услугам.
   - Спасибо, - сказал я.
   - Ну вот... Хорошо, что с Машей вы дружите.
   - А где она сейчас, Маша? - спросил я, чему-то обрадовавшись.
   - Она пошла к какой-то новой подружке. Татьяна, кажется, ее зовут.
   Так, М.Басова откалывает очередной номер. Зачем ей понадобилась Татьяна, которую она вроде терпеть не может? Странный народ девчонки.
   И тут я разозлился на себя: только разговорчики да разговорчики, а дела ни на грош! Не долго думая, я помчался к дому у рынка, где живет тот старичок, который выручил меня в магазине. Я мчался сломя голову, и когда мне открыли дверь, долго не мог ничего сказать, а только пыхтел.
   - Вам кого, молодой человек? - спросил старичок.
   - Вы сказали, что у вас есть внучка, которая знает про гвозди? - выпалил я, наконец, отпыхтевшись.
   - Какие гвозди? - очень удивился старичок.
   - Н-ну, эти... из которых людей делают... то есть наоборот, из людей - гвозди...
   - Ничего не понимаю, - сказал старичок и вдруг заулыбался. - А-а, вот я вас и узнал! Вы тот мальчик, который стихи пишет.
   Я кивнул: пусть его думает, что хочет.
   - Так ты за стихами пришел? - спросил он. - Ну, заходи, заходи.
   - Нет, я за внучкой.
   - За внучкой? - опять удивился он.
   - Ну да, вы говорили...
   - Есть внучка, есть, только она в Пензе живет. А зачем она тебе?
   И чего это я решил, что Татьяна его внучка? Вот дурень! Я ужасно расстроился, и он, посмотрев на меня, тоже огорчился.
   - Она тебе очень нужна? - спросил он ласково.
   - Очень, - сказал я и спохватился. - Нет, не она, а... другая.
   - А другой у меня нет, - с сожалением сказал старичок и развел руками. Очень славный старичок.
   И тут из передней раздался чей-то знакомый голос:
   - Дед, с кем это ты там?
   - Понимаешь, Апик, тут один мальчик ищет внучку, - сказал дед.
   - Какую внучку? - спросил голос, и в дверях появился... трясучий Апологий.
   Я вылупил глаза и разинул рот. И он вылупил глаза и разинул рот. И так мы стояли довольно долго. Старичок даже забеспокоился.
   - Э-э, молодые люди, - сказал он. - Что с вами? Вы знакомы?
   Апологий захлопнул рот. И я захлопнул рот.
   - Здорово, Половинкин, - сказал Апологий. - Какая я тебе внучка?
   - Да не ты, - сказал я. - Мне одна девочка нужна. Я думал, она здесь живет.
   Я махнул рукой и начал спускаться по лестнице.
   - Куда же ты? - спросил старичок. - Заходи.
   - В другой раз, - сказал я. - Спасибо. До свидания. Извините.
   Я помчался вниз. Апологий догнал меня около рынка.
   - Ну и мчишься ты, - сказал он, переводя дух. - Как наскипидаренный. Кого ты ищешь?
   - А тебе какое дело? - сказал я, разозлившись. - Ты все равно не знаешь, где она живет.
   - Я все про всех знаю, - сказал апологий. - Я такой!
   - Трепло ты, - сказал я, но подумал, что чем черт не шутит, может, он и верно знает.
   - Танька Шарова, - сказал я.
   - А зачем? - спросил он.
   - Катись ты, - сказал я.
   - Тайна, - сказал он. - Ужасно люблю тайны. Знаю я, где она живет. А расскажешь?
   - Не расскажу. Где она живет?
   - Не знаю.
   - Ну и...
   - Я знаю, но скажу, если ты расскажешь.
   Я остановился, взял его за грудки и тряхнул.
   - А ну, говори! - заорал я.
   - Не скажу!
   Я хотел еще раз тряхнуть его, но какой-то дядька оттащил меня.
   - А ну, пацаны, не драться, - сказал дядька и погрозил мне пальцем.
   - Мы не деремся, - сказал Апологий, - мы отрабатываем приемы самбо.
   Дядька засмеялся и ушел.
   "Смотри-ка ты, - подумал я, - какой благородный Апологий".
   Он дернул меня за рукав.
   - Идем, - сказал он, - покажу, где она живет. - И кисло добавил: - Не такой уж я...
   Молча мы дошли до большого серого дома, и он ткнул пальцем в окно третьего этажа. Я посмотрел на него.  Он вдруг покраснел и отвернулся.
   - Спасибо, - сказал я и побежал к парадной.
   Дверь мне открыла сама Татьяна и вроде даже не удивилась.
   - Здорово, Шарова, - сказал я. - А Басова не у тебя?
   - У меня, - сказала она серьезно. - Проходи.
   - А этот еще зачем здесь? - спросила Машка, когда Татьяна ввела меня в комнату. - Ты мне надоел! Ходит за мной, как... прилипало.
   "Я тебе сейчас покажу... прилипалу", - подумал я и заулыбался во весь рот. Она, когда я так улыбаюсь, совсем из себя выходит
   - Ори! - сказал я, улыбаясь. - Все равно я знаю, как ты ко мне относишься.
   - Как? Как? - она сощурилась.
   - Хорошо. Хорошо ты ко мне относишься, - сказал я.
   Она даже задохнулась и зашипела сразу.
   - И нечего шипеть как кошка, - сказал я. - Дело надо делать, а не шипеть.
   Она вдруг успокоилась.
   - Воображай, что хочешь, - сказала она презрительно, - а с тобой у меня никаких дел нет и не будет. Понял? Потому что ты рохля, сам ничего решить не можешь. Потому что ты добрячок. И трус.
   Вот как? Очень мне захотелось рассказать ей про подвал, но я удержался - еще хвастуном назовет.
   - Ладно, сказал я. - Не во мне сейчас дело. Понятно?
   Тут вступила Татьяна.
   - Слушай, Маша, - сказала она спокойно. - Раз уж я все знаю, разреши мне... Он правильно говорит. Надо что-то делать, и быстро.
   - Ну, давайте решать, - послушно сказала Машка.
   Я удивился, как это вдруг они подружились.
   - Ничего я решать сейчас не буду, - сказал я. - Я Машу искал только чтобы сказать, что она взяла с меня дурацкое слово и пусть она вернет мне его обратно. А я уж знаю, что дальше делать.
   - Не могу я слово вернуть, - сказала Басова, - я сама Веньке слово дала.
   - И сама разболтала, - сказала Татьяна.
   - Кому разболтала? Кому?! - чуть не плача, закричала Машка.
   - Нам, - сказал я.
   - Так то - вам... - сказала Машка.
   Я хотел чертыхнуться, но Татьяна, посмотрев на меня, строго сказала:
   - Выйди, Половинкин, и подожди нас на улице.
   Я ждал их на улице. И вдруг вспомнил, как дядя Саша сказал мне однажды, что я "плыву по воле волн". Как меня волна повернет, так я и плыву. Парень-то я, мол, хороший, сказал он, но вот живу, как придется: прожит день - и ладно. А так нельзя. Мне стало довольно тошно: что я, щепка, что ли, какая, в самом деле? Я задумался и не заметил, как из дома вышли девчонки.
   - Двинули! - решительно сказала Татьяна.
   - Куда? - спросил я.
   - К Балашову. К Веньке. Поговорим с ним начистоту и поймем что  к чему.
   - Пошли! - сказал я. И такая решительность на меня напала, что я понесся вперед как очумелый. Девчонки еле поспевали за мной.
   На Моховой, не доходя до Венькиного дома, мы остановились.
   - Кто пойдет? - спросила Татьяна.
   - Я! - сказал я.
   - Нет, - сказала Татьяна, - тебе нельзя. Вы с Венькой дрались.
   - Ну и что? - сказал я, но сразу замолчал. Это чепуха, что дрались, а вот после того подвала мне к Веньке, и верно, ходить не стоит.
   - Я пойду, - сказала Маша. - Я была у него, меня там знают.
   - Хорошо, - сказала Татьяна. - Ты его вызови. Мы будем ждать вас на Фонтанке возле библиотеки.
   Маша ушла. А мы пошли на Фонтанку.
   - Чего такой кислый? - спросила Татьяна.
   - Так, - сказал я.
   Не хотелось мне ничего говорить, и пока мы ждали Машу, болтали обо всякой чепухе.  Я рассказал, как искал ее и налетел на Апология. Она засмеялась.
   - А откуда он знает, где я живу? - спросила она.
   - Он говорит, что все про всех знает.
   - Да, - задумчиво сказала Татьяна, - странный он какой-то.
   Но поговорить об Апологии мы не успели. По Фонтанке бежала Машка.
   - Венька пропал! - с ходу выпалила она.
   - Как пропал?!
   - Я говорила с его матерью, но ничего не поняла. Она, по-моему...  - тут Машка перешла на шепот. - Она, по-моему, пьяная... Соседка говорит: нет его второй день...
   - Так, - сказала Татьяна. - Идемте!
   - Куда? - спросила Маша.
   - В милицию! - воскликнула Татьяна. - Вы что, совсем дураки?
   - Нет, нет! - закричала Машка. - Ему тогда совсем плохо будет. Может, этот братец... его куда-нибудь запрятал. И.. и... убьет.
   Она вдруг замолчала и стала смотреть на воду. И мы стали смотреть на воду. А вода текла себе и текла под мостом, и под нами у самой гранитной стенки крутился в маленьком круговороте спичечный коробок. Крутился и никак не мог отплыть от этой стенки.
   Тихо было, только машины изредка фырчали за нашими спинами.
   Мы стояли, опершись о решетку набережной, и молчали. Я все смотрел на этот проклятый спичечный коробок, который никак не мог уплыть.
   - Ладно, - сказал я. - Пошли.
   - Куда? - спросила Маша.
   - К бате, - железно сказал я.

   НАЧАЛО ДРУЖБЫ

   Бати дома не было. Мама сказала, что к нему зашел Александр Степанович - дядя Саша. Они долго говорили, потом папа наскоро пообедал и ушел. Сказал, что придет поздно. Мама была ужасно расстроена. "Что за работа такая, - говорила она, - ни днем, ни ночью, ни в воскресенье покоя нет". А тетка Поля перекладывала свои покупки и поддакивала ей: "А что я говорю, да я давно говорила, да я все время твержу..."
   Я разозлился.
   - Работа как работа! - сказал я. - Как бы вы это все без милиции обошлись?
   Я вышел к девчонкам - они в коридоре стояли, не захотели в квартиру заходить. Пожалуй, и лучше, что не зашли.
   - Вот такие дела, - сказал я им. - Может, пойти батю поискать?
   Татьяна пожала плечами.
   - Ну, ладно, - сказал я. - Вечером с ним поговорю.
   - Надо бы Веньку поискать, - сказала Татьяна.
   - Я поищу, - сказал я.
   - Где? - спросила Маша.
   - Есть у меня одна идея. Поспрошаю кое-кого.
   - Только ты... осторожней, - сказала Маша и отвернулась. Интересно, за кого она боится - за Веньку или ... за меня?
   Они ушли.
   В комнате мама и тетя Поля о чем-то спорили, но, как только я вошел, сразу замолчали. Мишка гулял с Повидлой, а Ольга спала без задних ног; умоталась по магазинам, наверное. Я спросил у мамы, что пообедать, хотя есть мне совсем не хотелось. Через силу затолкал в себя пару котлет.
   О чем, интересно, дядя Саша с батей говорил? Компот мне уже совсем в горло не полез, и я направился к дяде Саше. Ни его, ни Гали дома не было. Неужели он бате о нашем разговоре рассказал?
   Я сказал маме, что ухожу, что у меня дело. Она только вздохнула. Я вышел на Моховую. Надо искать Веньку. Где? И я решил найти Фуфлу или Хлястика.
   Фуфлы дома не было.
   - Носит его целыми днями где-то допоздна, - жалобно сказала мне накрашенная женщина, которую я видел в прошлый раз. - Хоть бы занялся чем. Говорит, в футбол играет. А ночью что, тоже играют?
   - Бывает, - сказал я, - при фонарях.
   Я вышел, и ноги понесли меня к подвалу. Сердце екало, но я все же подошел к двери в подворотне и тихонько, а потом погромче позвал Фуфлу. Никто не ответил. Осмелев, я спустился на несколько ступенек вниз и опять позвал. Тихо. Только капли откуда-то падали на бетонный пол. Я вздохнул с облегчением и пошел обратно. Вдруг сзади раздался грохот. Я вылетел на улицу! И только там, отдышавшись на ветерке, я сообразил, что это оторвался кусок штукатурки. Да, Половинкин, слабоват ты еще, чтобы из тебя гвозди делали!
   Нигде я не нашел ни Фуфлы, ни Хлястика. Как назло, когда не надо - все время на них натыкаешься, когда надо - не найдешь.
   Я еще побродил по улицам и пошел домой. И не помню уж, из-за чего вдруг сцепился с теткой Полей. Сперва шуточками, шуточками, а потом всерьез.
   - Вы добрая, - заорал я, - всем помогаете. Даже жуликам помогаете. В тюрьму и то яблочки посылаете. Фигу им под нос, а не яблоки! Милиция вам не нравится! Да?
   - Очумел? - оторопело спросила тетка Поля. - Чего он порет, Люда?
   Я бы еще продолжал орать, но мама села на стул и приложила руки к груди. Я замолчал, накапал ей валерьянки и ушел на кухню. Выпил холодного чаю. Потом завалился спать. До завтра. Странно, но заснул я сразу и не слышал даже, когда пришел отец.
   Такое длинное было воскресенье.
   А утро началось с подарочка. Хор-рошего подарочка! Я проснулся и посмотрел на часы. Еще минут пять можно полежать. Но тут же вскочил. Ты когда-нибудь начнешь серьезную жизнь, Половинкин?
   Раз! - и я одет. Два! - и одеяло с Мишки полетело на пол. Три! - и Ольга, похныкивая, застилает постель. Четыре! - и Мишка несется с Повидлой по лестнице. Пять! - и Ольга, уже умытая, ставит чайник на стол. Шесть! Шесть... и в кухню выходит батя.
   Я посмотрел на него. Под глазом здоровенный фонарь, на правой щеке крест-накрест широкий пластырь. А на лбу - через весь лоб - огромная ссадина.
   Правя рука у него была в кармане, глубоко-глубоко, а глаза хмурые и смотрел он на меня как... на чужого. И на скулах ходят тяжелые желваки.
   - Выйди, Ольга, - говорит он почему-то тонким голосом.
   Ольга испуганно выходит из кухни.
   - Чт-т-то с тобой? - спрашиваю я.
   Он молчит и как-то странно смотрит на меня. Потом медленно, как будто ему очень трудно, говорит:
   - Наверно, я виноват, что обращал на тебя мало внимания. Наверно, виноват, что ничего не знаю о твоих делах. Пусть так, - и он вдруг сильно бьет кулаком по столу. Я даже вздрагиваю, - но как ты посмел молчать?! Почему ты советуешься со всеми, но только не со мной?!
   Я растерялся и от растерянности вдруг сказал, что Венька Балашов вторую ночь не ночует дома.
   - Знаю, - жестко говорит отец. - Без тебя знаю.
   - Батя... а что было? - спрашиваю я.
   Я боюсь смотреть ему в лицо.
   Он хмуро усмехается.
   - Теперь "что было"? А где ты был раньше? - говорит он. - Да, я участковый и должен следить, чтобы во вверенном мне микрорайоне был порядок. А тебе - тебе на все наплевать!
   Мне захотелось реветь. Никогда он так со мной не говорил.
   - Батя, батя... я ведь...
   - Ладно, - вдруг спокойно говорит он. - Сейчас некогда. После поговорим. - И выходит из кухни.
   Минуту я стою у окна, потом тоже выхожу в коридор. Навстречу мне идет дядя Саша с полотенцем через плечо. Он насвистывает и улыбается.
   - Зачем же вы, дядя Саша?.. - говорю я.
   - Что "зачем"? - удивляется он, внимательно смотрит на меня и перестает улыбаться. - А-а, понял. Ты что думал - я такая же рохля, как ты? Да, я рассказал все твоему отцу. Пока ты трясся за свою шкуру и играл в благородство. Рассказал. И то чуть не опоздал. А ты... - он слегка толкнул меня в лоб ладонью. - А ты... нет, ты еще не героическая личность. Далеко не героическая. - И он, отодвинув меня, прошел в ванную.
   - Да что случилось-то?.. - закричал я, чуть не плача.
   Он обернулся.
   - Отец расскажет, если найдет нужным, - сказал он, и дверь ванной захлопнулась за ним.
   Я пошел в комнату. Там охала, ахала и причитала тетка Поля. Мамы не было слышно.
   - Папа... - сказал я.
   Он обернулся.
   - Позвони в неотложку, - сказал он. - Маме плохо. И иди в школу.
   - Я не пойду в школу, - СКАЗАЛ Я.
   - Пойдешь! - сказал он сердито. - Не волнуйся, я сегодня дома.
   ... В вестибюле школы меня уже ждали Татьяна и Маша.
   - Веньки нет, - сказала Татьяна.
   Я молчал.
   - Что с тобой? - спросила Маша.
   Я махнул рукой. Что я буду им говорит?
   - Ты что-нибудь узнал? - спросила Татьяна.
   - Ничего я не узнал, - буркнул я и пошел наверх.
   "Что с тобой, что с тобой". Из-за нее все и случилось, а теперь - "что со мной". Я торчал в коридоре у окна, упершись лбом в стекло. Кто-то тронул меня за плечо. Апологий. Этой-то трясучке чего надо?
   - Слушай, Половинкин... - начал он.
   - Уйди ты, - сказал я.
   - Плюнь ты на этих девчонок, - сказал он. - Я. например, давно решил - будто их и не существует. С ними беды не оберешься. Из-за них все и происходит. Из-за них даже войны начинаются.
   - Троянские? - спросил я.
   - И Троянская, и...
   - Я тебе сейчас такую войну покажу, что ты своих не узнаешь, трясучка несчастная! - заорал я и двинулся на него, но сразу остановился.
   Он стоял передо мной бледный-бледный, опустив руки, и глаза у него были такие, как у Повидлы, когда его несправедливо ударишь. Он посмотрел на меня, потом скривился как-то и тихо сказал: "Эх, ты..." - и ушел. Мне стало совсем не по себе. И тут ко мне подошла Маргарита Васильевна. Она смотрела на меня немного прищурившись. Значит, или сердится, или не понимает чего-то.
   - Сеня, - сказал она очень серьезно, - ты мог бы посмеяться, ну, скажем, над человеком, который плохо слышит, или хромает, или над тем, кто заикается?
   - Н-нет, - сказал я.
   - Я тоже так думаю - сказала она.
   Я готов был сквозь землю провалиться. Значит, она слышала, как я на Аполошку орал. Так, может, он трясется от какой-нибудь болезни?!

   Ох, и тошно мне стало. Добрый-то ты добрый, Половинкин... да какой же ты добрый?! Наверно, правильно говорил дядя Саша. Не о Веньке я беспокоюсь. Венька мне до лампочки. О себе я думаю. Вот ведь в чем дело! О себе. А у Веньки, может... Нет, почему он хуже меня, когда я и сам не лучше?
   Я пошел в класс, сел за парту и написал Апологию записку. "Не сердись!" - написал я и попросил Петьку Зворыкина передать. И смотрел, как записка дошла до Апология. Он развернул ее и прочитал. Некоторое время он не поворачивал головы, но потом посмотрел на меня, и мне показалось, что он улыбнулся. У меня немного отлегло от сердца. И только тут я сообразил, что Апологий-то от меня пересел, а рядом со мной опять сидит Маша. Она шепотом спросила меня:
   - Что у тебя за дела с этим... трясучкой?
   Я хватил кулаком по парте.
   - Что с тобой, Половинкин? - спросил математик.
   - Это нечаянно, - сказал я.
   - Ты что? - удивилась Басова.
   - Не смей его больше трясучкой называть! - сказал я сквозь зубы.
   - Да что с тобой?
   - Не твое дело! И вообще, все у тебя плохие, одна ты хорошая.
   Математик опять посмотрел в нашу сторону, и она промолчала. Только обиженно поджала губы. Ну и пусть обижается. Математик несколько раз прицеливался меня спросить, но так и не спросил - наверно, пожалел. А у меня из головы не выходил батя с разукрашенным лицом, и пропавший Венька, о котором отец что-то и без меня знает, и как там мама?! И еще этот Апологий. Я не заметил, как кончился урок.
   На перемене я сразу подошел к Апологию и громко, чтобы слышали все, сказал:
   - Ты меня извини. Больше этого не будет.
   Ребята удивленно смотрели на нас.
   - Да ладно. Да что там, пустяки... - сказал Апологий.
   - Нет, не пустяки, - сказал я твердо, хотя мне хотелось удрать куда глаза глядят. - И если хочешь, можешь дать мне по морде.
   -  Вот дает! - заорал Петька Зворыкин. - Чего это с ним?
   - Ничего, - сказал я. - Только если кто будет к нему приставать, тот получит! Понятно?
   - Чокнулся, Половинкин! - сказал Матюшин. - Кто ж к нему пристает?
   - Он сам ко всем пристает, - пропищали Зоенька и Юлька.
   - Ладно. Кончили этот разговор, - сказал я и вышел из класса.
   За мной сразу вышли Татьяна и Машка.
   - Ты какой-то странный, Семен, - сказала Татьяна. - Что случилось?
   Машка молчала и только поглядывала на меня искоса.
   Я сказал:
   - Со мной ничего не случилось, а вот с кем-то, может, и случилось.
   - С кем? - спросила Татьяна.
   - С Венькой? - испугалась Басова.
   - Может, и с Венькой, - сказал я.
   - Слушай, Половинкин, - рассердилась Татьяна, - мы друзья или нет?
   - С тобой еще может быть, - сказал я.
   Машка дернула головой, как это она умеет, заложила руки за спину и пошла от нас своей походочкой принцессы. А Татьяна рассвирепела:
   - Пижон ты, Четвертинкин, - сказала она, - хуже девчонки. Ну, чего ты выдрючиваешься?
   - Это я выдрючиваюсь? - медленно спросил я.
   И она выдрючивается, - сказала Татьяна. - Оба вы хороши. Монтекки и Капулетти!
   - Кто, кто?
   - Некогда мне объяснять. Маша, иди сюда! - крикнула Татьяна.
   Басова нехотя повернулась:
   - Ну, что еще?
   - Ох, - сказала Татьяна, - я, кажется, сейчас вас обоих лупить буду!
   Басова засмеялась. И я не выдержал, тоже засмеялся - уж больно она забавная была, эта Татьяна, сердитая. Я представил, как она нас лупит - очень смешно.
   - Ладно, - сказала Маша, - но пусть он...
   - Нет, пусть она... - сказал я.
   - Пусть вы оба, - сказала Татьяна.
   И мы опять засмеялись. А сзади Апологий сказал:
   - Переговоры прошли в теплой и дружественной обстановке. Целуйтесь.
   Я обернулся и по привычке чуть не дал ему по шее, но вовремя удержался.
   - Это я так, - дружелюбно сказал Апологий. - Шу-тю. Между прочим, вы Балашовым интересуетесь? Я могу вам кое-что сообщить.
   - А ты откуда знаешь? - подозрительно спросила Машка.
   - Я все знаю.
   - Ну? - спросили девчонки.
   Звонок не дал нам договорить.
   На уроке я тихо спросил Машу, кто такие Монтекки и Капулетти.
   Она почему-то покраснела и сказала:
   - Это Ромео и Джульетта.
   Больше я ничего не спрашивал. Про Ромео и Джульетту я кино видел. И вообще. Я сидел, уткнувшись в учебник, а на Машу боялся посмотреть. И она уткнулась в учебник. Два раза я наткнулся на взгляд Г.А. - Герки. Он смотрел как-то странно, будто хотел что-то понять и никак не мог. Ну и пусть его смотрит!
   А на следующей перемене меня сразу окружили "рохлики". Гринька слегка прихрамывал, и одно ухо у него было красное и пухлое, как помидор. "Рохлики" были злые.
   - Видал? - спросил Матюшин и ткнул пальцем  в Гринькино ухо. Гринька заверещал.  Я не выдержал и засмеялся.
   - Он еще смеется! - закричал Гринька.
   - Знаешь, кто его отделал? - спросил Петька.
   - Твои дружки, - сказал Матюшин, - Фуфло и этот, как его... Хлястик.
   - Какие они мне дружки? - спокойно спросил я.
   - А кто своего кабысдоха на нас натравил? - заорал Петька.
   - Вы что, ребята? Повидло просто еще дурак необученный. Он не понял, на кого кидаться надо. А я... так я просто хотел сказать, что с ними по-другому нужно. Просто...
   - Все у него просто, - сказал Матюшин.
   - Да! - сказал Гринька. - А у меня нога и вот...ухо.
   - Здорово отдули? - спросил я, пожалев Гриньку.
   - Здорово, - грустно сказал Гриня. - Затащили в подворотню и отдули.
   - Ну, ладно! - сказал я. - Дождутся они!
   И я пошел к Татьяне, Маше и Апологию, которые ждали меня в конце коридора.
   - Эти подонки вчера Гриньку избили, - сказал я.
   - Это уж... это уж... - забормотала Маша.
   - Погоди, сказала Татьяна. - Логий, повтори, что ты нам рассказал.
   Хм-м... Логий. Это, пожалуй, лучше, чем Апик.
   - Я вчера видел Веньку, - сказал Апологий и затрясся, но меня это уже не злило, я только отвернулся, даже и не отвернулся, а просто скосил глаза, чтобы не смотреть. А Маша, скосила глаза в мою сторону.
   - Где ты его видел? - спросил я.
   - На Моховой.
   - Одного?
   - Нет. Фуфло с ним был и еще какой-то парень.
   - Черный?
   - Белобрысый. Маленький, но такой... квадратный.
   - Тот! - сказал я.
   - Какой "тот"? - спросила Маша. - Тот черный.
   - Это другой, - сказал я. - Куда они шли?
   - Они шли в подвал, - сказал Логий. - Там дом такой есть...
   - Когда это было? - перебил я.
   - Часов в шесть.
   "Значит, это было до того, как я Фуфлу искал, - подумал я, - тогда в подвале уже никого не было".
   - А дальше что? - нетерпеливо спросила Татьяна.
   - Н-не знаю, - сказал Апологий.
   - А может, там, в подвале... Веньку... - Маша испуганно зажала рот ладошкой. - А мы тут разговариваем, разговариваем... Пошли!
   - Куда? - спросила Татьяна.
   - Туда... в подвал! - сказала Маша, и глаза у нее стали круглыми.
   - Я там был, - нехотя сказал я. - Никого там не было.
   Они обе уставились на меня и спросили хором:
   - Когда?
   Пришлось рассказать, что со мной в этом подвале случилось. Они тихонько ахала и смотрели на меня с уважением. Но когда я кончил рассказывать, Татьяна вдруг возмутилась, и Машка ее поддержала. Они начали кричать, почему я никому, например отцу, не сказал, да как я мог молчать, да зачем я им сразу не рассказал и так далее. Я разозлился.
   - Сама же с меня слово взяла, - сказал я, когда они прокричались.
   - Так ведь это уже тебя касалось, а не Веньки, - сказала Маша.
   - А это все время меня касалось, - сказал я.
   Она опять уставилась на меня. Я хотел им рассказать про мой разговор с батей сегодня утром, и про то, что всю ночь его не было. Но не стал рассказывать, чего уж там...
   А на последнем уроке в классе появились завуч Рената Петровна, Маргоша и... капитан милиции товарищ Воробьев в новенькой форме.
   Когда все расселись, Рената Петровна постучала ладошкой по столу и сказала:
   - Мы пришли нарочно до звонка. Чтоб вы не разбежались. Случилось очень серьезное, очень чрезвычайное, очень неприятное происшествие. Вот, товарищ капитан нам расскажет. А вы слушайте и делайте выводы.
   Она укоризненно покачала головой и села.
   "Ну, так, - подумал я, - вот и домолчался ты, Половинкин". Я посмотрел на Машу. Она сидела, выпрямившись, а руками прямо вцепилась в парту. Лицо у нее было бледное, и она глаз не сводила с капитана. А Татьяна, наоборот, раскраснелась, положила один кулак на другой, а подбородок уткнула в кулаки и тоже смотрела прямо в глаза капитану. У меня внутри все дрожало, и мне даже казалось, что я весь начал трястись, как этот... Логий.
   Капитан Воробьев встал, одернул мундир, обвел нас всех взглядом и сказал:
   - Один ваш товарищ попал в беду. Сейчас он находится в больнице с тяжкими... с довольно тяжкими телесными повреждениями.
   Ребята загудели.
   Герка Александров быстро оглядел весь класс, высматривая, кого нет, и, заметив, что нет Веньки, кивнул головой - дескать, ясно кто. Мне хотелось запустить в него чем-нибудь, но я сдержался. Сердце у меня колотилось, и я представлял себе всякие страшные картины. Подвал и... Веньку.
   - А что случилось-то? - спросил Коля Матюшин. - Под машину попал, да?
   - Кто попал под машину? - закричал Петька.
   - Не перебивайте, - строго сказал капитан Воробьев. - Я все изложу. Под машину никто из вас пока не попадал. К счастью. И, надеюсь, не попадет. В больнице лежит ваш товарищ Вениамин Балашов, тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года рождения, проживающий по улице Моховой... Вчера в 18.30 его жестоко избили. Ваш товарищ...
   - Какой он нам товарищ... - заверещали вдруг эти две зануды - Зоенька и Юлька. - Он сам хулиган.
   - А ну, цыц, попугайчики! - рявкнул Коля Матюшин, а ребята зашумели. Зоенька и Юлька обиженно поджали губы.
   - Тихо! - сказал Герка. - Продолжайте, товарищ капитан.
   Капитан удивленно покосился на Г.А.
   - Я продолжаю, - сказал он. - Ваш товарищ в тяжелом состоянии был доставлен в больницу.
   - А как это случилось, товарищ капитан? - громко спросила Татьяна.
   - Как это случилось? - переспросил капитан. - О подробностях я вам сказать не могу. Будет суд. Но в двух словах скажу. За тем и пришел. Ваш товарищ Вениамин Балашов находился под влиянием плохой компании. Но в критический момент нашел в себе силы и сознательность выйти из-под этого влияния. Как настоящий советский школьник, - капитан наклонился к Маргоше и что-то спросил, а она кивнула в ответ, - как... г-мм.. настоящий товарищ, он пришел к нам и сообщил о готовящемся преступлении. Бандиты-рецидивисты выследили и избили его.
   В классе опять все зашумели, а Машка сжала мне локоть и в самое ухо сказала:
   - А?! Что я говорила?
   У меня все прямо перевернулось внутри и очень захотелось выскочить из класса. Но я заставил себя сидеть спокойно.
   Капитан Воробьев вдруг широко улыбнулся.
   - В общем, хороший парнишка оказался. Просто чудесный парень. Верно ведь?
   - Верно! - закричали все и тоже заулыбались, даже попугайчики и те улыбались и кричали что-то радостное. Ишь ты!
   Капитан Воробьев постучал ладонью по столу.
   - Между прочим, - сказал он задумчиво, - очень нелегкая жизнь была у вашего товарища. Очень.
   Он помолчал, а потом строго сказал:
   - А вы, наверно, и не знали. Не ин-те-ре-со-вались. Это плохо. В этой компании были еще два подростка, - капитан снова достал бумажку - Константин Коновалов, 15 лет, и Борис Хлястиков, 14 лет...
   - Фуфло и Хлястик! - крикнул Апологий. - я знаю!
   Капитан поморщился чуть-чуть и сказал:
   - Правильно, это их клички. Но они не нашли в себе смелости порвать...
   - А что с ними? - спросил Гриня, потирая свое ухо.
   - Это будет решать комиссия, - сказал капитан. - И еще хочу добавить: беды могло бы не быть, если бы... - он обвел взглядом класс, и я опустил голову, так как его глаза остановились прямо на мне, - если бы и другие ваши товарищи тоже не струсили...
   Тут мне показалось, что весь класс повернулся в мою сторону.
   - Ну. это я так, к слову.
   И тут опять все загалдели: "Мы хотели, да мы боролись, да мы..."
   Капитан поднял руку.
   - Знаю, - сказал он и улыбнулся. - Но здесь не надо никакой самодеятельности.
   - А что с этими бандитами? - с любопытством спросил вдруг Апологий.
   - Они задержаны, - ответил капитан. - Должен сообщить, что при операции отличился участковый инспектор лейтенант милиции товарищ Половинкин.
   Рената Петровна подумала немножко и захлопала в ладоши. А потом до кого-то дошло, что я тоже Половинкин, и все стали смотреть в мою сторону. И мне стало до того... до того... до того... не знаю, как сказать... Я встал и ни на кого не глядя вышел из класса.
   ...Полчаса, наверно, я стоял на Фонтанке около спуска, там, где мы с Татьяной ждали Машу. О чем я думал - никому не скажу.
   А потом ко мне подошла Маша, а дальше на набережной я увидел Татьяну и с ней почему-то Гриньку, Петьку и Колю Матюшина.
   - У тебя яблоки остались? - спросила Маша. - Антоновские.
   - Остались, - сказал я.
   - Это хорошо, - сказала она. - Сходим к Веньке в больницу?
   Я кивнул.

Конец