Выстрел с монитора (стр. 5)

Повесть - сказка 
(отрывок)

 

 
  

 3

   Через четверть часа, запыхавшийся и поцарапанный, он вышел на шоссе. Машин не было. Но через дорогу, наискосок, светилась желтым окошком автостанция. Та самая, Белые Камни. Теплое окошко потянуло мальчика к себе (где он слышал недавно про такое же?). Это был единственный свет в темноте дороги. Даже небо теперь совсем почернело,  и не было видно в нем ни единой звезды. Зябкий ветер мел по асфальту пыль.

   Мальчик подошел к станции. В помещение диспетчера  войти он не посмел и решил спрятаться от ветра за домиком, под навесом. И здесь - вот подарок! - светилось еще одно окошко. В телефонной будке горела похожая на лимон лампочка. Высвечивала на дверном стекле надпись: "Междугородный телефон".

   Это было новое чудо! Сказочная удача! Можно позвонить домой, чтобы не волновались! Ведь пятнадчиков-то полный карман...  А что, если опустить в автомат "десять колосков"!

   Мальчик даже засмеялся  от такой мысли. В нем вспыхнула радостная уверенность, что счастливая монетка поможет. Телефон соединится моментально, разговор будет хорошим, все волнения разом улягутся. А потом он нажмет кнопку возврата, и денежка с портретом Юхана-музыканта упадет в ладонь. Вернется, как вернулась там, на мысу!

   Но... она где? Она же осталась в кармане куртки!

   Это ударило мальчика - будто холодная встречная ладонь. Сразу - ни удачи, ни сказки. Только зябкая ночь, шуршание ветра и тоскливый казенный свет лампочки.

   Бежать назад? А найдешь ли в лесу костер? И есть ли он там? И что ты скажешь Юкки? "Отдавай монетку"? Он небось решил уже, что это подарок вместе с курткой...

   А может быть, так и надо?

   Может быть, так и задумано?

   Задумано - кем? Кто его крутит на этой дороге между Лисьими Норами и Черемховском?

   Страшно стало до озноба.

   Но мальчик тряхнул головой, сердито дернул на плече сумку и усилием воли опять "вынес страх за скобки". "Никто меня не крутит! Сам вляпался в приключения, и нечего ныть! Кто велел уходить с парохода?..  Вот пойду сейчас и позвоню".

   Но удача, кажется, в самом деле оставила его.  В списке, что висел под треснувшим стеклом  рядом с обшарпанным автоматом, не было Черемховска.

   - Ну вот... - прошептал мальчик и опустил руки. Перечитал еще раз. Нет Черемховска...  Зато есть ненужные Лисьи Норы.

   Ненужные? А что, если...

   Сейчас около одиннадцати. Анна Яковлевна  раньше полуночи не ложится. Его-то укладывала в десять, а сама...

   Мальчик медленно, будто пудовую, снял трубку. В наушнике по-пчелиному загудело...  Ох, как неохота звонить...  Не то что неохота, а просто стыдно. После всего, что было!

   Ну, а зачем тогда опускаешь пятнадчик? Лучше иди , лови машину!

   "Опустив монету, наберите цифру "один" и ждите прерывистого сигнала...  Затем наберите код нужного вам города и номер абонента..."

   - Алло? Я слушаю...

   Мальчик вздрогнул - голос будто рядом.

   - Алло! Кто это?

   Тогда он сипло сказал:

   - Это я...

   - Ты? - Она узнала сразу. - Откуда?..  О, господи, что случилось?

   - Да ничего такого, - ответил он с неожиданной, противной себе самому развязностью. - Такая штука. Пароход целые сутки полз, как черепаха, ну я и сошел в Вехе. Думал: покачу на автобусе. А его нету, и я застрял...  Вы не могли бы  позвонить домой, чтоб там паники не было?

   - Постой...  Я могу, да, но...  Ничего не понимаю. Какая Веха?

   - Ну, деревня такая, пристань...  Только сейчас я в Белых Камнях.

   - А почему ты говоришь "сутки"? Ты уехал сегодня вечером!

   - Я?

   - Господи, что с тобой? Откуда ты звонишь? Ты здоров?

   "Стоп! - сказал себе мальчик. - Стоп...  Ну-ка держись".

   Еще немного, и он - одинокий, затерянный на ночной дороге отдался бы панике. С плачем бы кинулся в будку диспетчера: "Что со мной? Какой сегодня день? Я ничего не понимаю!" Но усилием всех своих мальчишечьих нервов он снова скрутил страх. И это было - как порог. За порогом он стал спокойнее. Тверже. "Потом разберешься, - приказал он себе. - А пока делай вид".

   - Разве сегодня не третье число? 

   - Пока еще второе...  Ты где?!

   С деревянным смехом он сказал:

   - Я заснул в каюте, и, наверное, мне показалось, что прошли целые сутки...  Теперь ясно, почему нет автобуса. Он ходит по средам, а сегодня вторник...  Ничего, доберусь.

   - С ума сойти...  Где ты там? Ты один?

   - Да не один я. Здесь большой вокзал, буфет работает. И даже телевизор...  И автобус уже скоро...

   - Ты говоришь неправду, - устало сказала она.

   - Правду...  Не в этом дело.

   - Боже мой, а в чем еще?

   - Анна Яковлевна, Вы меня извините, ладно?..  За все, что... ну, в общем, за то, что я такой был...  

   Она помолчала. Мальчик ясно представил, как левой рукой она держит трубку, а правой трет висок.

   - Ох, как глупо у нас вышло, - наконец сказала Анна Яковлевна. - Это я сама...  Ты не сердись на меня. Ты... славный.

   "Вот этого я и боялся..." - Мальчик даже зажмурился.

   - Нет, это я виноват, - выдавил он.

   - Может быть, ты вернешься? А? - жалобно спросила она.

   - Нет... Может, потом. А сейчас другая дорога...

   - Да какая дорога? Среди ночи!..  Вот что! - Голос Анны Яковлевны обрел знакомую твердость. - Сиди на автовокзале в этих Белых Камнях. Я звоню папе. Он звонит Валерию Матвеевичу, и они на его машине едут за тобой.

   - И дают мне нахлобучку.

   - Заслуженную.

   - Нет уж...  Лучше поголосую на обочине.

   - Я тебе поголосую! Делай, что велят...  Кстати, почему ты сам не позвонил в Черемховск?

   - Да нету с ним линии! С вами есть, а...

   "Гу-у, гу-у, гу-у", - басовито запели прерывистые сигналы. И вдруг стало очень тихо. И в этой прозрачной тишине голос девушки-телефонистки произнес:

   - Кому там нужен Черемховск? Тебе, мальчик?

   - Ага... - растерянно сказал мальчик.

   - Набери ноль восемьдесят шесть...

   - Да его в списке нет!

   - Набери, набери.

   - У меня и денег больше нет...

   

   Разговаривая с Анной Яковлевной, он сам не заметил, как высадил в щель все пятнадчики.

   - Набери без денег... - И "гу-у, гу-у, гу-у..."

   Что это? опять огонек удачи на дороге? Попробовать?

   Несмелыми пальцами он покрутил диск. Тонко пело, позванивало, потрескивало в трубке. Потом пошли долгие гудки. Ох, какие долгие...  И вдруг щелкнуло, сердитый голосок прокричал:

   - Квартира Находкиных! Вам кого?!

   - Майка!

   - Павлик! Это ты?!

   - Май-ка... - выдохнул он с ощущением, будто уже дома. - Это я. Ты чего не спишь? Позови папу.

   - А папа и ма...  тетя Зоя пошли в кино. На девять часов. И все их нет и нет... - Она всхлипнула.

   - Перестань...  ты что, одна?

   - Одна...

   - Они спятили? Почему одну оставили?

   - Я сама осталась, потому что большая. Обещала спать...

   - Ох ты, горюшко, - не сдержался Павлик. - Не спится птахе?

   Она заревела.

   - Ну-ка, перестань! - Павлик Находкин стал строгим братом. - Ты вот что...

   - Я боюсь...

   - Я понимаю. Ты вот что. Возьми этот страх и прогони. Скажи: "Пошел вон из меня!"  Пусть сидит отдельно, где-нибудь на дворе...

   - Ты мне зубы не заговаривай, - сказала Майка сквозь слезы, но уже бодрее. - Все куда-то исчезли, а я тут пропадай пропадом...

   - А ты не пропадай! Папа и...  они скоро придут!

   - Лучше ты приходи скорее! Ты с автостанции звонишь? Уже приехал? Тетя Аня сегодня днем звонила, что ты на пароходе уплыл домой!

   - Сегодня звонила?

   - Ну да! Ты где?

   - Майка! Пароход - это ведь долго! Я еще еду!

   - Не морочь мне голову, - сказала она упрямо. Павлик знал этот капризно-твердый тон. Тут уж Майку не переубедишь. - Ты приехал и по телефону валяешь дурака. Немедленно домой!

   - Да Майка же...

   - Сию же минуту! - опять заплакала она. - Сию же минуту чтобы ты был дома!

   Он увидел, как она растрепанная, с расплетенными косами, в мятой рубашонке стоит у телефона и, глотая слезы, топает голой пяткой: "Сию же минуту!"

   И желание немедленно оказаться дома резануло Павлика Находкина нестерпимо. Ворваться в комнату, прижать Майку, вытереть ей, глупой, мокрые щеки...  Закостенев с прижатой к щеке трубкой, он в то же время всеми нервами, всей душой метнулся к себе - на Онежскую улицу, к трехэтажному угловому дому.

   ...И на миг показалось даже, что он в Черемховске.

   Телефонная будка такая же, как рядом с городским автовокзалом. Все такое же - аппарат, лампочка, даже извилистая щель на боковом стекле. И так же красные искры дрожат на изломах трещины - будто от горящей рекламы "Пользуйтесь услугами Межгоравтотранса..."  А на самом деле откуда? Хвостовые сигналы машин? Так много? Колонна едет, что ли?

   Вывернув шею, Павлик глянул через стеклянную дверь...

   "Пользуйтесь услугами... - ежгоравторанса!" Буква "а", как всегда, не горит...

   - Сию же минуту марш домой! - плакала в трубке майка.

   Павлик, обмерев, постоял секунду. Медленно повесил трубку. Вскрикнул и двумя ладонями  толкнул дверь.

   Тепло было в городе Черемховске. Безветренно. Пахло нагретым за день асфальтом,  подсыхающими тополями, бензином и садовым шиповником с ближнего газона...

   Этого не может быть!

   Но сознание Павлика, защищаясь от непосильного чуда, уже подбросило спасительную выдумку. Будто была попутная "Волга" с добрым пожилым пассажиром и молчаливым водителем. И она, эта машина, в шуршании колес и свисте встречного воздуха стремительно донесла полусонного мальчишку от Белых Камней до Черемховска. Павлик даже ясно представил эту "Волгу" - с ковровым сиденьем, с мурлыкающим магнитофоном и пляшущим игрушечным лягушонком на ветровом стекле...

   Павлик метнулся глазами к часам на вокзальной башне. Если он ехал на машине, то времени сейчас не меньше полуночи. Но ветки растущего за дорогой тополя заслоняли циферблат.

   А под тополем, в круге света от ближнего фонаря сидели на рюкзаках студенты. Негромко звенела гитара, напомнив песню об Угличе.

   Павлик шагнул в сторону, чтобы все-таки взглянуть на часы. Но тут же стало не до них, шурша и приседая на рессорах, подкатил к остановке - рядом с будкой! - желтый городской автобус. И Павлик понял, что через десять минут он может оказаться у себя на Онежской!

   Он бросился через тротуар, вскочил в заднюю дверь.

   Часто дыша, встал он у тумбочки со стеклянной кассой, зашарил по карманам. И вспомнил - все деньги спустил в телефон. В кармане - лишь пуговица от парусиновой куртки...  Ну и пусть. Пассажиров мало, никто не смотрит на мальчишку.  А контролеры в такую пору не ходят...

   Плафоны мигнули, автобус поехал. Павлик опустился на заднее сиденье, положил на колени сумку. Привалился к упругой спинке. Спокойствие сошло на него, словно кто-то провел по лицу и плечам прохладными ладонями.

   Пуговицу он все еще держал на ладони. Обтянутая парусиной, она была тяжелая, наверно, металлическая внутри.

   С левой стороны, у железной петельки, парусина была стянута нитками. Нитки разошлись. Кромки материи лохматились и распускались. Павлик потянул кончик. Нитка выдернулась, и края парусины раскрылись, как бутон. Павлик увидел черную изнанку пуговицы с мелкими буквами по кругу. Он не стал разбирать их, стряхнул клочок материи, перевернул пуговицу. 

   Чистая свежая медь заблестела под плафоном. Искорка скакнула на витой ободок. На маленький якорь. На рукоятки скрещенных шпаг. На половинку солнца, увенчанного острыми лучами...

   Разом не стало спокойствия. Медленно, гулко заударялось сердце. И все вернулось к Павлику - пароход, Пассажир, мыс Город, ночной лес, Юкки с девочкой...  И не только это. Еще и ожидание чего-то нового - тревожного и зовущего. Такого, от чего не уйдешь, не спрячешься.

   Да он и не хотел уходить! Не хотел прятаться! Только сначала - чтобы не плакала Майка!

   ...- Мальчик на заднем сиденье! У тебя есть билет? - Усатый шофер вышел из кабины и встал у открывшейся передней двери. А заднюю не открыл.

   - Конечно, есть. Вот... - Павлик надел сумку и очень спокойно пошел через автобус. В протянутом кулаке он сжимал пуговицу. В шаге от водителя Павлик присел, нырнул под шоферскую руку и оказался на свободе. Помчался, слыша за спиной басовитую ругань и обещания.

   Дом был уже недалеко. И путь под уклон!  Сейчас будет поворот - и дом сразу виден! А в нем - светлое окно на втором этаже, Майка наверняка не спит, ждет.

   Еще немного!

   Павлик не бежал - летел. Сумка не успевала за ним, летела на ремешке сзади. Козырек перевернутой кепки вибрировал на затылке, как трещетка воздушного змея.

   И в то же время странное, не похожее на бег ощущение не оставляло Павлика. Будто он не только мчится. Будто в то же время он сидит на скамье нижней палубы рядом со старым Пассажиром. И смотрит, как плывет в небе край обрыва с тонким силуэтом мальчишки.

   ...Монетка звякнула.

   - Это моя! - Буфетчица  накрыла ее пухлой ладонью.

   Пассажир быстро нагнулся. Деликатно, но решительно взял тетушку за перетянутое браслетом запястье.

   - Оч-чень прошу прощения, но это не ваша. Таких у вас быть не могло, смотрите сами...  Убедились? Вот так-то...

   Он проводил глазами смущенную буфетчицу и повернулся к мальчику. Мальчик дернул себя за губу и решился, спросил:

   - Значит, они догонят Гальку?

   - Будем надеяться. Только это все равно не конец истории. У нее, наверное, до сих пор нет конца.

   - Как у дороги?

   Павлик по диагонали проскочил перекресток с одиноким фонарем. Асфальт сквозь натертые  резиновые подошвы крепко бил по ступням. Угловой дом в конце квартала накатывался навстречу, как пароход. И окно на втором этаже светилось!

   Павлик, хватая ртом воздух, смеялся на бегу. И сжимал в кулаке тяжелую пуговицу. И чувствовал, как впечатывается в горячую ладонь командорский знак. Якорь - символ надежды, скрещенные шпаги - эмблема чести и встающее солнце - душа всего живого на нашей планете.

 

Конец

%