Зимняя девочка (стр.3)
Сергей Иванов
Зимняя девочка
Повесть
Рисунки А. Остроменцкого
продолжение
НА ЧТЕНИИ
Она сидела за партой и смотрела в "Родную речь". Но думала совсем не про урок. И было ей неуютно, словно душу одели в "кусачее" жаркое платье.
- Зайцева, читай дальше!
Таня вздрогнула, опустила глаза.
- Плохо, милая. Надо следить!
Учительница вообще была с нею строга. Посмотрела Тане в глаза - лицо спокойное, бледное. Теперь мало кто боится учительниц, однако второй "В" свою побаивался... У нее был сын в армии, в десантных войсках. Две недели назад во время ночных прыжков он сломал ногу. Но сейчас уже поправлялся. Он сидел у окна, не спеша ел печенье из шуршащей бумажной пачки и читал материно письмо. И нога у него не болела!
Про сломанную ногу учительница, конечно, знала. Вот и письмо ее было не в часть, а в лазарет. Но про то, что не болит, учительница знать не могла, и Таня это сказала ей. Только не словами, а... вроде бы очень ясно подумала для нее.
Учительница сперва не услышала... не поверила себе.
- Таня... ты мне сказала что-то?
- Я? Нет! - И покраснела. Но бояться было нечего. Весь класс видел, что она не вымолвила ни словечка.
- Сядь, Зайцева, работай.
А сама все думала о сыне. И верила, что нога у него не болит. Говорила себе: у меня же сердце чует!
Потом она вспомнила про свою строгость и решила спросить, о чем это ее ученица Зайцева думает с таким нахмуренным лбом. Ведь ясно, что не о чтении!
Таня попросила ее: "Вы мне, пожалуйста, не говорите об этом"
Она думала о "конфискованной" у Гришки книге...
Книга лежала на столе в какой-то незнакомой комнате. Сперва Тане показалось, там никого нет, только свет льется в окно да чистый воздух - в приоткрытую форточку. Свет ударяется обо все, что есть в комнате, и брызгами, похожими на кусочки мягкого стекла, разлетается в стороны. А воздух наполняет и наполняет комнату зимней свежестью, но никак не может наполнить... Вдруг Таня разглядела на кресле маленький пушистый коврик... Пеструха! И сразу поняла, чья это комната.
Наверное, Таня могла бы узнать, что за сон снится милой собаке... Да нет же. Я пробралась сюда из-за книги... Там внутри, под обложкой, таилось что-то плохое. Только Таня никак не могла приподнять тяжелый картон... Если б простую страничку, она бы сумела!
Наконец Тане удалось уцепиться за край... Книга вдруг стала огромной, как разложенная двухспальная тахта, а Таня наоборот - не больше гэдээровской куклы с закрывающимися глазами... Да вы знаете этих кукол, их теперь любят дарить на день рождения.
Наконец Таня поняла: ей ни за что не поднять эту обложку-тахту. И тогда, чуть не плача от боли, Таня все же подняла ее. И обложка, кажется, даже всхлипнула, словно дверь деревенского погреба.
Сразу книга опять стала маленькой, простой. "Николай Гоголь, - было написано на первой странице, - "Мертвые души". С портретом автора". И действительно рядом был нарисован Гоголь с очень внимательными бархатными глазами. А под всем этим - вот оно, плохое! - синий чуть расплывшийся и от этого чуть жирноватый штамп: "Библиотека им. А. С. Пушкина".
И она вспомнила... По правде она этого никогда не видела, но казалось, что вспомнила... Вадим идет себе по школьному коридору, а Гришка его сзади как схватит:
- Ты! Подонок! Отдай!
- А ты полай!
- Вор!
- Ну правильно. Я вор, и ты вор... Вор у вора дубинку украл.
Эта книга была не Гришкина. Но и не Вадима! Ее украли из библиотеки.
КОЛЯ ЗАЙЦЕВ Долго Таня выжидала, пока бабушка уйдет в магазин. Наверное, она могла бы в мыслях наврать бабушке, будто у них, например, кончилась соль. Но стыдилась этого!
Наконец бабушка ушла - тихо так, Таня и не заметила. Ушла, будто бы и правда уступила внучкиной просьбе. А на самом деле - заглянула... ах, какая умная девочка - сидит за уроками... Таня услышала ее, лишь когда хлопнула входная дверь.
Тогда она сразу встала, открыла то отделение, где лежал бабушкин семейный альбом... Но еще не хотела так думать и сказала себе: "Наш".
Стала листать его. Думала, быстро пролистну, а не смогла. Задерживалась на каждой странице бабушкиной жизни, иногда угадывая, как звали того или иного человека - слишком уж ясно ему улыбались люди на фотографии или слишком уж ясное было лицо у него самого...
Наконец нашла. Бабушка молоденькая, в свадебном платье, в фате, а рядом с ней офицер... Таня совсем не разбиралась в погонах. Только имя его сумела услышать: Николай Николаевич, Коля Зайцев... С огромным удивлением смотрела Таня на этого человека: вот, значит, чья у меня фамилия.
Николай Николаевич смотрел с фотографии прямо на Таню, но не видел ее, потому что не знал. Он вообще ждал совсем другой внучки. И Таня больше не могла себя обманывать: она была не бабушкина. И никогда она не станет простой счастливой девочкой!
"УХОДИ! УХОДИ!"
Плача, Таня выбежала на улицу.
Эти дни она все думала, как поступить с книжкой, с этими "Душами", может, просто сказать Вадиму: "Я все знаю!" Но теперь решила совсем другое - раз не стать ей обычной, то пусть будет так! Она остановилась посреди улицы, про нее сейчас легко могли бы подумать, что она самая нормальная плачущая второклассница, и принялись бы жалеть. Но от перекрестка до перекрестка Таня Зайцева стояла абсолютно одна, и некому было ее утешить. Ладно! Всхлипнув последний раз, она стала слушать, в какой стороне раздается невнятный говор героев, спрятавшихся под обложкой украденной книги. ...Услышала. И пошла в ту сторону. Вдруг она подумала: может, я колдунья?.. Но не верилось ей, что колдунья - хотя бы и семи лет от роду - может не знать, где живет ее октябрятский вожатый. Понимаете, есть на свете вещи, про которые, даже особенно не задумываясь, обязательно скажешь: так не бывает. И это была одной из них!
Наконец Таня вошла во двор, где звук голосов из книжки раздавался особенно ясно. Пожалуй, двор этот был Тане знаком. Она заглядывала сюда, когда ходила с ребятами за макулатурой... Подняла голову - шестой этаж. И форточка приоткрыта.
Теперь она поняла, что легко может взлететь туда. Раньше ей казалось, что обязательно нужна метелица, но теперь она поняла, что может это в любую погоду. И сказала себе: "Ну, лети!" Однако не полетела, как уже не летала много раз... Неужели я опять забоялась?.. Нет, не в том дело. Таня чувствовала: что-то мешает ей. Оглянулась вокруг - внимательно, медленно. Вроде все свои: деревья, снег, дома... И не раздумывая больше, решив, что она просто трусиха, Таня взлетела... Казалось, она это делала всю жизнь... Главное - правильно подпрыгнуть!
Она летела, а может, лучше сказать - плыла. Так ныряльщики плывут со дна к поверхности моря. И вдруг Таня услышала крик - он догнал ее снизу. И не оборачиваясь, Таня знала, что это кричал, что это с огромным удивлением смотрел ей вслед Гришка.
Но уже некогда было пугаться. Таня подлетела к самой форточке, на мгновение изогнулась и вытянулась, словно сигаретное облако дыма перед вентилятором. Потом опять стала собой и тихо опустилась в той самой комнате, перед тем самым столом и перед той самой книгой, которую она уже видела однажды - когда строгая учительница прикрикнула на нее: "Зайцева, дальше!.."
Лежавшая на диване Пеструха подняла голову. Хотела зевнуть, но не зевнула, решив остаться строгой. С другой стороны, она же видела, что перед ней Таня.
- Ты чего сюда? - спросила собака. - Мне охранять не надо?
У Тани было такое непонятное какое-то чувство: ведь она одновременно и обманывала и не обманывала... Взяла книгу:
- На, понюхай. Это не его.
- И не твоя!
- А я отнесу, куда надо... Что ж ты мне не веришь?
Тут они услышали шум внизу... Таня, пока она объяснялась с Пеструхой, забыла про Гришку, про двор, про то, как ей отсюда выходить. Но сейчас, и очень быстро, она все вспомнила. Со страхом глянула в окно, чуть тронув головой занавеску. Двое мальчишек дрались, а еще трое смотрели, как это обычно бывает. Один был высокий, уверенный, и дрался он несерьезно. А другой был так себе, что называется, шплинт, и он старался, как на первенстве мира по боксу.
Это дрались Гришка и Вадим. Гришка дрался и кричал: "Уходи! Уходи!" А Вадим, конечно, не понимал его. Он отмахивался, чуть не смеясь: "Да сам ты уходи, дубина!"
Но пока Вадим это говорил, Гришка изловчился, стукнул его по глазу. Таня, хотя и не дралась никогда, сразу почувствовала, как больно сейчас Вадиму. С этой секунды он тоже стал драться по-настоящему - чтобы избить. Раз, два, три! И Гришке уже ничего не остается - только закрыть лицо скрещенными руками. Лишь иногда он опускал руки, чтобы крикнуть: "Уходи!" А Вадим ловил момент и успевал стукнуть его - то в нос, то по скуле.
Господи, что же я молчу, догадалась, наконец, Таня. И крикнула:
- Я ушла!
Гришка сразу упал на истоптанный снег. Вадим замахнулся ударить его ногой, но не ударил, плюнул презрительно прямо на одетую в пальто Гришкину спину и пошел к своему подъезду.
Тотчас Таня бросилась к выходу... Во второй комнате на стуле небрежно висела знакомая ей красная куртка. Когда-то, в начале первого класса, они ходили на экскурсию в лес, и Вадим был с ними... в этой куртке... Он так интересно рассказывал про птиц и про деревья - кто из них кого любит, а кого недолюбливает. У куртки неловко завернулись рукава, и было ясно, что ей больно. Какое-то время Таня помогала ей. Потом еще сколько-то провозилась у входной двери. Наконец открыла собачку - снизу уже подползал лифт.
И тогда она бросилась по лестнице. Притаилась на следующей площадке и, стараясь не дышать, слушала, как громко и сердито дышит Вадим.
Только вышла из парадного:
- Эй!
Она стояла совсем беззащитная, прижимая книжку к груди.
- Да не буду я отнимать. - Гришка попробовал усмехнуться. Но когда губы разбиты, это получается довольно-таки плохо. - Бери ее себе.
От волнения и страха Таня ничего не могла ответить. Только сумела помотать головой.
- Кончай... Знаешь, сколько она стоит?!
Таня опять ничего ему не сказала. Прошла мимо, уже не опасаясь, что он вырвет книгу.
БУДУЩИЙ ПОЛЯРНЫЙ ЛЕТЧИК
Пасмурный ноябрьский денек стоял в ожидании вечера. Огромная церковь впереди - как говорят, самая большая в Москве - бледно светилась сквозь хмурь синим, белым и золотым. А за церковью - еще немного пройдешь - высокая ограда, и там, в глубине, среди деревьев стоит двухэтажный дом - старинный, с большими старинными окнами, со старинным балконом, сделанным из черных чугунных кружев. И название у дома старинное: особняк. В нем как раз и есть библиотека им Пушкина.
Перед тяжелой железной калиткой Таня остановилась.
- Ладно, хватит тебе, - сказал Гришка. - Не ходи!
Она снова ему не ответила. Стояла и смотрела на дом, который ей очень нравился своей старинной красотой. Только было видно, что он очень устал. Но если б ему сделали ремонт, он бы сразу вздохнул с облегчением, смог бы отдыхать по ночам, а не стоять, сжавшись из последних сил, как ему приходилось теперь.
"Жалко, что я здесь никогда не бывала", - подумала Таня. И вдруг, словно совсем ни с того ни с сего: "Жалко, что я здесь никогда больше не буду!"
Сразу сердце у нее заболело. Так, наверное, болит у бабушки, когда в квартире начинает пахнуть валокордином. И Таня крикнула себе: "Нет, буду, нет, буду!" - тоже вроде лекарства. И скорее пошла к дому, в то же время стараясь поздороваться с каждым деревом. Сзади она слышала Гришкины торопливые и нерешительные шаги - боялся. А все-таки шел!
Таня вбежала на крыльцо, быстро оглянулась.
- Дальше не ходи.
Открыла дверь - тяжелую, на упрямой пружине... Но стоило с нею потягаться: перед Таней была прямая белая лестница. И в конце ее, наверху, как вельможа или даже как сам царь, стояло неподвижно огромное, с полу до потолка, ясное зеркало в черной раме. Хотелось пройти эту лестницу не спеша, словно ты Снежная Королева. От этой мысли Таня почему-то вздрогнула и через ступеньку помчалась по лестнице - как в школе, когда опаздываешь из буфета на урок.
Так она и влетела в читальный зал, лишь тенью мелькнув в прекрасном зеркале. И сразу оказалась перед деревянным барьерчиком, за которым стояла женщина с тонкими накрашенными губами и взглядом, который как примагнититься к тебе, так и не вырвешься. И еще было понятно, что она курит.
- Я нашла книгу, - Таня положила "Мертвые души" на конторку.
- Женщина хотела сказать, что сюда не входят в верхней одежде... Да и ноги, наверное, эта девочка забыла выте... Но увидела книгу!
- Где же ты нашла ее?!
"А зачем ей - где?" И ответила:
- В сквере, там. возле церкви.
Женщина нервно и бережно полистала книгу. А взглядом ни на миг не отпускала Танины глаза:
- Видишь ли... Тут нет следов ни дождя, ни снега.
- Значит, я вам не скажу! - Тане стало нестерпимо жарко. Она скорее стянула шапку, расстегнула пальто.
- Так, может, это ты ее... отсюда потеряла?
- Я здесь первый раз! - И вдруг добавила: - А больше никогда не приду!
- Интересно... Книги, что ли, не любишь?
Нет, она любила, именно любила книги, и библиотеку эту, и людей на улице, и машины, и всю Москву, и всю жизнь.
- Что же ты молчишь?
- Я уезжаю.
- Далеко?
- Я не могу вам сказать... Я, вернее, не знаю.
- Странная ты девочка. Только не гордись этим. "Странная" еще не значит "хорошая"... Теперь ты мне должна сказать кто! - Она постучала ногтем по кожаному переплету "Мертвых душ".
- Зачем же я вам скажу?
- Затем, что он снова может украсть. А это опасно.
- Не украдет!
В последний раз Таня услышала отголосок разговора, который тихо выползал из нечитанной ею книги. Потом она вновь мелькнула мимо зеркала, сбежала по лестнице, по которой надо ходить медленно. Навалилась на дверь... Гришка ждал ее, стоя под крыльцом, как часовой.
"Хотя бы побуду немного в этом саду", - подумала Таня. Направо от главной дорожки шла еще одна, узенькая. Она устанавливалась у припорошенной снегом клумбы, посреди которой торчали забытые почерневшие цветы и просвечивала замороженная трава. "Еще оживешь", - подумала о ней Таня и села на лавочку, покрытую снежной бумагой. Гришка стоял напротив нее.
- Нужно, чтобы я тебе все рассказала?
- Нет! - Он так замотал головой, как будто правда этого не хотел.
- А что?
- Ничего... просто... Давай я тебя буду встречать после школы?
"Я хочу, чтобы Вадим..." Но сказала:
- Зачем?
- Ты что? Глупая? - Он в первый раз улыбнулся спокойно. И губы его то ли заморозились, то ли просто перестали болеть.
- А потом что? - спросила Таня. - Жениться, да?
Он что-то стал говорить - такое, совсем не интересное: "Ну, ты даешь! Полный обвал..." А Таня увидела этого Гришку взрослым. Ему говорят:
- Ты бы, Григорий Иванович... Совсем-то с ума не сходи! Тебе, брат, ведь уже тридцать пять квакнуло...
А он отвечает:
- Найду, понятно вам? Все равно я ее найду!
И потом его бесшумный вертолет скользит, едва не задевая лапами зеленые ледяные верхушки. А Таня, спрятавшись за торосом, смотрит, как он летит и кружит - сперва где-то рядом, а потом улетает, улетает...
<<<
<<<
