"...В книгах живут думы прошедших времен..." (Карлейль Т.)

Застава на Якорном поле 4









Владислав КРАПИВИН
Рисунки Е. Медведева

Застава на Якорном поле
Повесть-сказка

4. Хранители. Яшка

   Утром Ёжики увидел в шкафу новый форменный костюм со всеми позументами и лампасами. Но сделал вид, что не заметил его. Назло лицейским нравам выбрал пеструю рубашку с черными и белыми чертенятами на малиновой материи. Конечно, не следовало слишком дразнить Кантора и воспитателей, но и притворяться чересчур послушным не стоило: это ведь тоже подозрительно.
   К тому же сегодня был "гуманитарный" день, лекции по истории и литературе читались не во внутренних классах, а в здании старой Классической гимназии, на них сходились ребята из разных школ и училищ, где не было никакой формы. И Ёжики знал, что, отличаясь от лицеистов, он зато не будет выделяться из основной разноцветной толпы.

   Гимназия стояла в трех кварталах от лицейского парка, на маленькой площади Наук с памятником Копернику. Серый камень, узкие окна, колонны, широкая лестница ведет к входу. Обычно перед занятиями на лестнице пестрым-пестро: и сидят, и скачут, и по-всякому играют...  Но сейчас было еще рано. Ёжики ушел из лицея задолго  до начала лекций, на ходу ухватил в столовой стакан сока и кекс. Не хотелось никого встречать, ни  с кем говорить. Вчерашнее помнилось четко, однако уже без тоскливой тревоги. Была у Ёжики надежда. И ожидание. Что-то должно было случиться. Непонятно, что именно, однако все к лучшему. Он теперь не надеялся на какое-то особенное чудо: утро приносит мыслям ясность и прогоняет сказки. И все-таки...  Якорное поле есть. И те ребята. И значит, что-то еще  б у д е т...  Грустно было, но дрожала в этой грусти капелька радости...

   По краям гимназической лестницы на невысоких гранитных пьедесталах в давние времена были поставлены бронзовые скульптуры. Справа задумчивая тетенька в широком и длинном, с складками, платье, в венке на волосах. Она сидела и чертила веткой у своих ног букву "А". Скульптура называлась "Знание". У складчатого подола приткнулись два голых пухлощеких  пацаненка с приоткрытыми ртами: постигали азы премудрости. На тетеньку и ее учеников никто не обращал внимания.

   Зато вторую скульптуру любили. Это была "Наука". Вздыбился бронзовый конь, а на него пытается вскочить гибкий мальчишка с длинным шарфом за плечами. Хочет оседлать и покорить Науку. Вцепился в гриву, закинул ногу, а другая нога свесилась. Она совсем не высоко.  И голая пятка мальчика блестит  свежей бронзой. Сильно стерта, потому что многие школьники, когда бегут на уроки, подскакивают и щекочут пятку. Считается, что, если пощекочешь мальчишку, он поможет тебе не нахватать плохих отметок.
   Ёжики никогда не подпрыгивал и не тянулся к бронзовой пятке. Потому что не хотел верить приметам, в которые верили другие лицеисты. Но мальчик на коне ему нравился. Иногда казалось даже, что он чуть-чуть похож на Ярика. И Ёжики взглядывал на маленького наездника с симпатией. Взглянул и сейчас...

   А внизу, у гранитного постамента, Ёжики увидел другого мальчика - настоящего. В белой блузе с красным откидным воротником. Небольшого - лет восьми-девяти. Он сидел на ступенях, раскинув ноги в разлапистых сандалиях с длинной, выше щиколоток, оплеткой. Сандалии были помидорного цвета. "Гусенок лапчатый", - с неожиданной ласковостью усмехнулся Ёжики. И вспомнил опять Филиппа. Хотя нисколько, вот ни капельки не были похожи Филипп и Гусенок.  Этот - светлорусый, веселый. Что-то насвистывал и жонглировал темными и мохнатыми шариками.

   На миг они встретились глазами. Ёжики смущенно мигнул, прошел вверх. Хотелось оглянуться, и почему-то неловко было. И вдруг он услышал сзади:
   - Ёжики...
   Замер. Обернулся рывком:
   - Что?!!
   Мальчик стоял ниже на пять ступенек. Улыбался. Держал на ладонях два крупных колючих каштана.
   - Правда, как ежики?  Все ладони мне истыкали.
   Ёжики молчал, по нему волной прошли досада и облегчение. А у мальчишки в глазах за веселостью мелькнуло беспокойство.
   Тогда, чтобы не обидеть, не испугать Гусенка, Ёжики шагнул ниже, тронул шипы каштанов.
   - Ага...  Где нарвал такие?
   - Да на бульваре! - Он махнул назад волосами. - Сами нападали, полным-полно...

   И замолчали оба. Вдруг потупились.
   Чтобы не молчать долго, Ёжики спросил:
   - А чего ты тут...  сидишь один-то?
   - А так...  сижу... - Гусенок переступил помидорными лапами. Посмотрел на бронзового наездника. - Прыгал, прыгал, чтоб до пятки его достать. Не достал... - И глянул вопросительно.
   - Ну, давай, - усмехнулся Ёжики.
   Мальчишка задрал подол широкой, как платьице, блузы, в карман мятых шортиков безжалостно запихал каштаны, растопырил локти, чуть присел.
   - Я сам прыгну, ты только подтолкни.
   Ёжики метнул его, пружинистого, легкого, над головой. Взлетел красный воротник, волосы. Мальчик мазнул пальцем по блестящей бронзе. Приземлился на корточки, вскочил.
   - Теперь хорошо...  Спасибо тебе. - И вдруг сморщился, засопел. Снова вздернул блузу. - Царапается там...
   - Конечно, дикобразы такие, - сказал Ёжики. - Вытащи ты их...
   Но Гусенок вытащил не каштаны. Из другого кармана вынул, положил на ладонь черный якорек.

   ...Тот самый!
   По крайней мере в точности такой же.
   Рука у Ёжики сама дернулась к якорьку. И так же дернулась назад - ладонь мальчика. Сжались пальцы. Ёжики смущенно и сердито опустил руку. Гусенок виновато улыбнулся, разжал кулак.
   Ёжики сказал насуплено:
   - Не бойся.
   - Я и не боюсь...  Смотри, если хочешь.
   Ёжики тронул пальцем колючую лапку.
   - Ты где его взял?
   - Вчера нашел в парке, - охотно признался Гусенок.
   Сердце у Ёжики - бух, бух, бух...
   - В каком парке?
   - В нашем, лицейском...
   "Спокойно, Ёжики, спокойно...  Кантор тогда стоял у окна, рукой махнул. Выбросил?..  Подожди, надо по порядку. И не надо пугать маленького..."
   - Разве ты в лицее учишься?  Я тебя не видел.
   - Я недавно...  А тебя я видел, в столовой...
   - А почему ты без формы?
   - Ты вот тоже без формы, - с хитринкой заметил мальчик.
   - Я ее терпеть не могу.
   - А я...  не знаю. Может, я тоже...  Но пока мне ее просто не дали.
   - А якорек...  Ты нашел недалеко от угла, где спальное крыло?
   - Да...  Я играл там. Знаешь, где старый пень от дуба?
   - Постой...  Темно ведь было!  Так поздно играл?
   Гусенок слегка смешался:
   - Ага...  Ты не говори никому. Я там с фонариком бродил. Посветил под ноги, а он лежит в траве...
   - Из моего окна вылетел, - не сдержался, вздохнул Ёжики.

   У мальчика лицо стало огорченным и озабоченным.  Набухла нижняя губа, сошлись маленькие светлые брови.
   - Не веришь? Я им вчера тоже исцарапался. Вот, смотри...  И в кармане от него дырки... - Ёжики вывернул подкладку. - Видишь...
   - Тогда бери, - печально сказал Гусенок. - Раз он твой...
   Ёжики протянул было пальцы. Не взял. Зачем?  Главное, что  якорек  е с т ь!

   "Есть, есть, есть!" - радостными толчками отдалось в нем. А у кого якорек хранится - неважно. Важно, что Ёжики про себя знает: он был вчера на Якорном поле!  В самом деле был!
   И хороший этот пацаненок в помидорных сандалиях пускай тоже радуется.
   Ёжики весело сказал известную считалку-поговорку:

Кто гребет -
Того и лодка,
Кто нашел -
Того находка. - 

   И добавил: - Оставь себе.
   Гусенок серьезно возразил:
   - Находка - это если не знаешь, кто потерял. А я ведь знаю.
   - Ну... тогда я его тебе дарю.
   Мальчик мигнул, заулыбался.
   - Да?  Тогда ладно...  спасибо. Это будет у меня "йхоло".
   "Йхоло" или просто "холо" - это маленький талисман, амулет для хорошей жизни, для защиты от всего плохого...
   - А я тебе тоже... - Гусенок с натугой вытащил из кармана каштаны, потом еще что-то совсем небольшое. Спрятал в кулаке. - Это не в обмен, а тоже...  подарок. На...
   В ладонь Ёжики легла монетка. Он глянул и...  не то чтобы вздрогнул, но нервным холодком оцарапало спину.
   "Та самая?..  Та, кажется, была сильней потерта. Но как похожа!"

   В какую бы пору ни жил человек - в каменном веке, в средневековье или в эпоху космических полетов, он все равно верит в приметы. Ну, пускай не каждый, но многие верят. Даже капитаны межпланетных десантных лодок и крейсеров. А чего уж говорить о мальчишках...  И Ёжики порой горько размышлял: уж не наказала ли его судьба за трусость?  За то, что отдал тогда монетку этим психам из Садового бункера.
   "Но ведь она же не была йхоло!  Я только думал сделать ее талисманом, но еще не успел!"

   ...Этот маленький странный клад они с Яриком нашли, когда лазили в подземный ход под остатками Квадратной башни у Земляного вала. Перебирались там через низкую полуразрушенную стенку, Ярик зацепил камень, тот скатился, стукнул Ёжики по ноге. Ёжики ойкнул, сел на корточки и в метнувшемся луче фонарика увидел монетки. Они кучкой лежали в похожем на блюдце углублении ракушечной  плиты, под нависшим каменным блоком.
   Кто их здесь положил?  В древности или недавно?  Чьи монеты, каких народов и времен?
   Оказалось, что очень разных. Были - прошлого века, а были - черные, неровные, с полустертыми фигурками кентавров и львов, наверно, тысячелетней давности. Все небольшие, с ноготь взрослого мужчины.

   Ёжики  и Ярик честно разделили находку в отряде Морских орлят. Себе оставили  только по одной монетке. Правда, взяли самые красивые. Разыграли их между собой. Ярику досталась  денежка с двухмачтовым корабликом. На кораблике -  - раздутые пузырями паруса и длинные флаги. Ёжики выиграл другую - с курносым и лохматым профилем, явно  мальчишечьим. Конечно, ему больше хотелось кораблик, но жребий есть жребий.
   Да и мальчишка на монетке был ничего, славный такой...
   Вокруг мальчишечьего портрета (и вокруг кораблика тоже) тянулись латинские полустертые  буковки непонятной надписи. А на другой стороне обеих денежек - никакой надписи, только число 10  и под ним отчеканен колосок с крошечными зернами и усиками...

   Через день после экспедиции (получив дома нахлобучку и прощение) показал Ёжики монетку маме.
   - Ма-а, ты как думаешь, это кто?
   - "Лехтен...  стаарн", - с трудом прочитала мама. - Кажется, город такой, очень старый. А мальчик...  Возможно, это связано с легендами о Хранителях.
   - О ком? О святых? - Ёжики глянул хитровато. - Которых ты поминаешь?
   Мама нередко говорила: "Святые  Хранители, это что за ребенок!..  Великие Хранители, я опаздываю на работу".."

   Мама растрепала Ёжики волосы и сказала, что научилась этим словам у его отца. Виктор Юлиус Радомир много знал о Хранителях.  Это были люди, которые в разные времена героически защищали свои народы, свои города, а то и просто попавшего в беду человека. И случалось, отдавали за это жизни...  Потом таких людей объявляли святыми и даже строили в их честь храмы. К сожалению, мама не знала подробностей. Историей религии она не интересовалась и просто историей тоже. И, видимо, это к лучшему. По крайней мере она не приходила домой с землей в волосах и в драной одежде...
   Ёжики засопел: было нечестно поворачивать к старой теме, когда уже все позади. Мама спохватилась, сделала все шуткой, потом взяла монетку на ладонь.
   - Славный мальчик...  Ты его береги.

   Ёжики не сберег монетку. До сих пор горько и стыдно вспоминать.

...Когда самодельный бумеранг не вернулся к его ногам и улетел в заросли дрока, Ёжики бросился на поиски. Охая и чертыхаясь, продрался он сквозь джунгли и оказался на квадратной, мощенной ракушечными плитками площадке.
   Здесь он увидел тех.
   Компания из пяти мальчишек сидела кружком, и старший держал бумеранг.
   Ёжики вырвался из кустов со скоростью, с разгона и не сразу смог остановиться.  Подлетел прямо к сидящим. Все уставились на него.  А старший заулыбался - с нехорошим таким. с ненастоящим добродушием:
   - Здрасте. Это что за исцарапанное чудо? - У него было длинное, в мелких прыщиках лицо, щетинистая короткая стрижка и мокрые красные губы.

   Ёжики обомлел. Он был не простачок, знал,  что всякие бывают компании. И взрослые, и ребячьи. Не раз объясняли учителя и дикторы детских передач, что "в них объединяются те, кто не хочет нормально жить в обществе прогресса и благоденствия". Они просто хулиганят от безделья, другие  что-то "глотают" или "курят травку", а есть и такие, кто ограбить может. Мало того, ходили среди ребят слухи и о злодеях, которые поймают мальчишку или девчонку и мучают ради своего удовольствия...  В прежние времена таких шаек было полным-полно, а сейчас, конечно, Охрана порядка прижала их крепко. И все-таки...

   До сих пор Ёжики везло, в злые лапы ни разу в жизни он не попадал. Но теперь, увидев компанию, сразу вспомнил все разговоры и слухи.
   Было уже не до бумеранга, назад бы без оглядки. Но ослабели ноги, да и все равно поймают в чаще. 
   А те смотрели с ухмылками. Разные были ребята - и такие, как Ёжики, и старше. И лица разные, но чем-то похожие. Выражением. И словно одинаково припудренные серой пыльцой. Старшему было лет пятнадцать - волоски уже над мокрой растянувшейся губой.
   Лучась улыбкой и прыщиками, предводитель встал:
   - Охотишься, значит...  А ну-ка, подойди, мой хороший...
   Ёжики сделал два слабеньких шага. Все равно не убежать.
   - Не...  я не охочусь. Я просто так бросал. - Голос каким-то противно тоненьким сделался.
   Предводитель сказал:
   - Охотишься, охотишься...  Все охотятся в этой жизни друг за другом. И получается - сперва ты охотник, потом ты же добыча. Судьба - индейка, жизнь - копейка...  Копейки есть?
  - Не...
   - Если есть, отдай сам. А то проверим и...  Жижа, что бывает тем, кто говорит неправду?

   Тощенький, большеухий Жижа сидел по-турецки.  Он поднял печальное треугольное личико, сказал пискляво:
   - Больно бывает..  ой, как больно, прямо даже нестерпимо.
   Ёжики испугался не боли. Испугался бессилия, зловещей неизвестности, чужих грязных пальцев, которые вцепятся в него.
   - Ребята, я...  у меня только вот... - Он суетливо зашарил в кармане. - Но на нее ведь ничего не купишь, она старая...
   - Ну-ка, ну-ка... - Монетка перешла к предводителю. - Глядите, детки.
   Мальчишки вскочили, застукались лбами над добычей.
   - Фи, - сказал писклявый Жижа. - С голого пастушка - ни пера, ни гребешка. Тын, давайте его лучше  п о ч е ш е м.  
   - Дурень, - отозвался предводитель Тын. - Это ан-тик-ва-ри-ат...
   
   "Что же я наделал!" - ахнул наконец Ёжики. Чуть не заплакал.
   - Ребята, отдайте...  Ну, пожалуйста!  Это же йхоло!
   По всем законам отбирать йхоло было нельзя. Но  э т и м  оказалось наплевать на честные правила ребячьего мира. Толстый сопящий мальчишка оглянулся на Ёжики.
   - Нам-то что?  Хоть йхоло, хоть...  дуля с колом, - сказал он. Даже похлеще сказал.
   Но Тын оказался хитрее.
   - Йхоло?  А поклясться двумя кольцами можешь?
   Ничего особенного не было в такой клятве. Надо сцепить правый и левый мизинцы, потом дернуть, разорвать и сказать, глядя прямо в глаза тому, с кем говоришь:

Если лопнут два кольца,
Буду гадом без лица.

   Просто, зато железно. Редко кто мог под такой клятвой схитрить. Это уж если совсем никакой совести и стыда перед собой нет.
   Ёжики пробормотал:
   - Кто по пустякам такие клятвы дает...
   - Йхоло разве пустяк? А?
   Поймал его Тын!  И смотрел, ухмыляясь.
   Монетка не была еще йхоло. Чтобы вещь стала таким талисманом, надо ее поносить с собой, привыкнуть. А потом подержать кулак над пламенем настоящей свечки до тех пор, пока терпит рука. Вот тогда - йхоло...  А Ёжики еще не успел. Он и забормотал про это - умоляюще, с плаксивой ноткой. И безнадежно...
   - А обманывать нехорошо, - ласково перебил Тын. - Жижа, что бывает тем, кто обманывает?
   - Ой, что бывает!.. - с готовностью запищал Жижа. - Ой, даже совсем ужасно...
   
   Двое ухватили Ёжики за локти, один - за плечи и уперся коленом ему в поясницу. А мерзкий Жижа присел, стиснул ему клейкими ладонями щиколотки. Ёжики понял, что пришел в жизни миг отчаянной битвы.Насмерть. Он рванулся с такой яростной силой, что все четверо отлетели, кто в кусты, кто на камни. Отскочил и Тын. Округлил рот мокрой буквой "О".
   Враги полежали, охнули и, пригибаясь, начали подбираться. Отчаяние гудело в Ёжики...
   - Сто-оп, - вдруг сказал Тын. - Мальчик-то не прост...
   Ёжики метнулся, схватил с камня бумеранг.
   - Храбрых мы уважаем, - задумчиво сказал Тын. Ёжики выдохнул:
   - Отдавайте монету...
   - Ну уж, так сразу...  Ты ее сам отдал. Теперь - за монету выкуп.
   - Какой?
   - А такой...  Да не маши загогулиной-то. Если надо будет, все равно скрутим и причешем. Лучше слушай. Три дня будешь приносить нам дань. Подарки. Потом отдадим твою деньгу...  Идет?
   Куда деваться-то?  Ярость и сила уже оставили Ёжики. Он понуро кивнул.
   - Колечками пусть поклянется, - предложил один из мальчишек. Тын возразил:
   - А на шишА. Если хочет монетку, придет без клятвы.


   ...Три дня подряд платил Ёжики дань "Садовым троликам" - так называла себя компания Тына ("тролик" - это помесь подземного тролля и дикого австралийского кролика, так объяснил Тын). В сводчатом подземелье, под фундаментом срытой усадьбы у троликов было убежище - они называли его бункером. Ёжики, маясь от стыда, носил в бункер то банку натуральных засахаренных вишен, то коробку с большими орехами, где в некоторых - не ядрышки, а мелкие игрушки-сюрпризы; то магнитный диск с фильмосерией про Маугли. Носил, конечно, тайком от мамы, и потому было тошно вдвойне. И никому ничего не говорил.

   Можно было признаться во всем Ярику, можно было поднять на ноги Морских орлят. Уж отряду-то шайка троликов была вполне по силам. Но пришлось бы рассказать ребятам, как позорно, без боя отдал монетку. При мысли об этом лицо и уши обдавало горячим паром.
   Тролики встречали Ёжики добродушно. Говорили спасибо. Усаживали с собой. Угощали сваренным на старой микроволновой печке густым, как смола, чаем. Рассказывали истории, от которых было тошно, будто босыми ногами вляпался в какую-то мерзость.  Один раз дали даже глотнуть дыма из старинного черного мундштука с набалдашником - трубка мира, мол. Он закашлялся, поплыло в глазах. 
   - Хватит! - приказал Тын. - Мальчик нежный, мужские забавы не для него...

   Ёжики все терпел. Ради монетки. Потому что вернуть ее было для него теперь самым важным делом на свете. Казалось, что тогда искупит он свою трусость, а мальчика, того, чей портрет на денежке, - вызволит из постыдного плена.
   И на третий день. уже притерпевшись к компании и осмелев,  Ёжики потребовал:
   - Все!  Давайте монетку!
   Тролики захихикали.
   - У вас хоть какая-то совесть есть? -  опять чуть не заплакал Ёжики.
   - Есть, есть, - успокоил Тын. - Только все надо по правилам. Сперва ты должен пройти испытание и вступить в наше общество.
   - Не буду я вступать!  Мы не договаривались!
   - Как хочешь. А испытание все равно пройти обязан. Тебе же на пользу. Научишься  аутотренингу иттов.
   - Чего?
   - Не "чего", а "кого". Иттов...  Было такое племя на древнем Марсе. Суровые воины. Им ни жара, ни холод, ни боль не страшны, они как камень. Могли неделями на раскаленных вулканических камнях лежать или, наоборот, на льду, врага поджидать. И не дрогнут, не шелохнутся, будто по правде каменные.  Скажут себе: "Я ничего не чувствую, я итт, я неподвижен". И как мертвые...
   
   Тын все врал. Никаких иттов на Марсе никогда не было. Там, правда, найдены остатки длинных стен и строений, но ученые не знают, кто и когда их построил...  Странно даже, что Тын говорил так серьезно, будто и сам верил.
   - Не хочу я, - сказал   Ёжики, - никаких иттов...
   - Не хочешь - гуляй.
   - Сами обещали, а теперь...
   - А мы с трусами честных дел не имеем. Труса надуть - себя порадовать!
   - Я не трус, а просто не хочу!  Вы опять обманете!
   Тын сцепил мизинцы:
   - Кто сломает два кольца, будет гадом без лица!..  Выдержишь испытание иттов - отдадим деньгу!

   В общем, привели его в бункер, велели снять майку. Положили спиной на широкую, как ствол дуба, железную трубу - она проходила по краю подвала. Какая-то подземная фабрика сливала по ней в дальние отстойники свои отходы. Труба иногда была тепловатой, а иногда горячей.  Сейчас - нормально, терпеть можно сколько хочешь
   - Ну и что дальше?
   - Подожди... - Привязали его за ноги, за живот, за плечи толстой лохматой веревкой.  Рядом, на каменный выступ стены, поставили песочные часы.
   - Вот! - Если выдержишь, пока весь песок не пересыплется, получишь монету и звание  итта-оруженосца. Заорешь раньше - сам виноват.
   Колбочки часов были с мелкий апельсин. Ёжики прикинул, что песка в часах - минут на десять. Ладно, плевать. Металл вовсе не обжигает. приятно даже...

   Тын куда-то ушел. Четверо сели в дальнем углу играть  в шери-раш на орехи, которые принес вчера Ёжики. Играли без шума, ругались шопотом. Стало слышно даже, как шуршит струйка в часах...
   А может, в самом деле были на свете марсианские воины - итты?  Наверно, на конях. в бронзовых панцирях и шлемах. Лица коричнево-красные, как марсианский песок...  Конские копыта мягко ступают по песку. На нем - длинные тени: маленькое солнце в лиловом небе висит низко над дюнами...
   Стало припекать. Горячие мухи побежали по лопаткам, по икрам. Ладно, ничего...  Лучше не смотреть на часы, смотреть вверх и представлять холодное марсианское небо. А мимо проезжают всадники, смотрят на лежащего мальчишку...  А кусачие мухи вовсе не горячие. Это, наоборот, уколы холода от песка, лежащего на вечной мерзлоте...  А всадники едут, едут мимо мальчишки, который, наверно, и не настоящий вовсе, а вырезан из  гранита древними мастерами...

   - А-а!!  Вы что, психи!! - Это ворвался в бункер Тын. Полоснул ножом по веревкам. Рванул Ёжики с трубы. Орал и замахивался на троликов, которые с испуга роняли выигранные орехи.
   - Сволочи!  Оставить нельзя одних!..  Он же совсем изжарился!
   Ёжики недоуменно глянул на часы. Песок пересЫпался. Видимо, давно. Болел надавленный железом затылок. Но больше ничего не болело.  Мальчишки щупали, оглаживали его спину и ноги.
   - Никаких же следов нету, Тын...
   Ёжики дернулся, чтобы не лапали. коснулся ногой трубы. Ахнул, отскочил. Тронул ладонью. Труба была как раскаленная  электропечь. 
   Он обвел глазами растерянных троликов. Резко сказал:
   - Монету!
   - Отдай, - велел Тын Жиже.  Тот замигал.
   - Ну, - грозно произнес Тын. - Я обещал, что без обмана.
   - Нету же ее... - Жижа осип с перепугу. - Я...  ее...
   - Что-о? - Тын взял писклявика за свитер на груди. - Убью, киса...
   Жижа тихонько заревел:
   - Я думал, он все равно не выдержит...  Я ее вчера на излучатель поменял для фотонного самострела... а-а...
   - Вот и доверяй таким, - скорбно сказал Тын. - Что я теперь объясню Консулу?..  У, рожа...  Гудзик и Лапочка, веревку!  И... шпигу.
   
   Услышав про неизвестную Ёжики и, видимо, страшную "шпигу", Жижа заорал благим матом:
   - Я все отдам!  Не надо!!  А-а!!  Я ему Яшку отдам!
   И стало тихо.
   - Чего-чего? - не поверил Тын.
   - Я...  Яшку...
   -   Откуда он у тебя?
   - Выиграл у Канючки...  На той неделе...
   - И молчал, м-морда...
   Ёжики не верил ушам. Яшка - это было главное богатство среди ребячьих ценностей. По крайней мере в границах Полуострова.  Дороже всяких игрушек и многосерийных дисков.  О нем ходили легенды. По слухам, он попадал то к одному, то к другому счастливчику: то как выигрыш в споре, то в обмен на какие-то сокровища...  Ни сам Ёжики, ни его друзья никогда Яшку не видели. И не надеялись увидеть...  И вдруг - у этого тролика...
   - Покажи! - велел Тын. -  Да...  Черт  возьми, это он, хоть кольцами, хоть чем поклянусь...  Везет же всяким недоумкам...
   - Не надо отдавать, - сказал толстый Куча.
   - Дурак!  Консул обещал: если обманем, головы снимет...  Бери...  И больше у нас носа не кажи. На...
   Холодный, синевато-прозрачный, размером с  огрызок толстого карандаша кристалл впечатался в ладонь Ёжики.

Про Яшку рассказывали всякое. Говорили даже, что он — пришелец с какой-то звездной системы, где кристаллическая жизнь. Мол, скорее всего, летели эти жители в экспедицию к другим звездам, корабль взорвался, а Яшку занесло на Землю. От взрыва Яшка «сдвинулся в уме» и многое забыл. А может, он был просто пацаненок среди взрослых кристаллов-космонавтов и поэтому толком ничего объяснить не может. Как малыш, потерявшийся в центральном супермаркете…
 
Более рассудительные люди высказывали догадку, что Яшка — осколок кристаллической памяти со станции-спутника «Око». Эту станцию с искусственным мозгом Всемирный институт прогнозов запустил на дальнюю орбиту семь лет назад, чтобы вести наблюдения за всей жизнью планеты и давать предсказания во всех областях человеческой жизни. В общем, был это эксперимент большущего масштаба, и ученые возлагали на всевидящее «Око» массу надежд. Но станция, выйдя на орбиту, рванула белым пламенем и разлетелась на мелкие осколки…
 
Взрослые, однако, утверждали, что память «Ока» была не кристаллическая, а из биомассы искусственных нейронов. Ну да взрослые всегда спорят с ребятами, а потом выясняется, что все напутали…
 
Несмотря на кашу в голове (если представить, что у Яшки была голова), знал он ужасно много. Примерно как целая Академия наук. Обладатель Яшки мог не заботиться о школьных письменных заданиях: маленький кристалл выдавал на принтер сочинения по любому вопросу, причем ловко подделывал стиль ученика. Он мог рассказывать сказки и всякие истории о людях из неведомых стран, делал расчеты для электронных моделей, показывал удивительные фильмы, о которых никто раньше и слыхом не слыхивал. Или просто болтал и пел песенки. Но все это — если Яшка был в ударе. В хорошем настроении. А случалось и так, что он показывал на экране большую стереоскопическую фигу и выдавал стихотворную дразнилку, да такую ехидную, что хотелось расшибить дисплей и самого Яшку (но его поди расшиби, он как алмаз).
 
Бывало (и нередко), что Яшка просто нес околесицу — как справочный робот, у которого перепутались волноводы…
 
…Это все, конечно, Ежики знал, как и всякий мальчишка Полуострова. Сжал он холодный кристалл во взмокшей от волнения ладони и кинулся из бункера домой. Схватил там свой школьный «Собеседник», свинтил заднюю крышку (что, разумеется, не разрешалось), выдернул блок расшифровки программ, разогнул контакты и вставил между ними Яшку.
 
Экран мигнул. На нем появился большой знак вопроса — в виде червяка с кукольной головкой: глазки, уши и капризный рот.
 
— Ну, чего надо? — отозвался Яшка голосом невыспавшегося дошкольника.
 
— Я… не знаю… Здравствуй, — выдохнул Ежики.
 
— Чего-чего? — тоненько удивился Яшка.
 
— Здравствуй, — опять сказал Ежики и почему-то застеснялся.
 
— Это ты со мной  здороваешься? — подозрительно спросил Яшка.
 
— Ну… да. А что?
 
— Тогда хорошо, — совсем по-мальчишечьи вздохнул Яшка. Знак вопроса исчез, побежали цветные волны. — Я думал, дразниться будешь.
 
— Я? Зачем?
 
— Не знаю… Все дразнятся. По крайней мере, сперва, когда знакомятся.
 
— Не, я не буду…
 
Они оба замолчали. На целую минуту. Потом Яшка спросил:
 
— Тебе что? Сочинение?
 
— Нет… У нас ведь каникулы.
 
— Тогда кино?
 
— Нет. Я просто так. Поговорить…
 
— Правда? Тогда говори.
 
— Яшка… Ты кто?
 
Цветные полосы метнулись, на экране расплылась черная амеба. Яшкин голосок обиженно задребезжал:
 
— А говорил, не будешь дразниться!
 
— Да я же… Чего я такого сказал-то?
 
— Я тыщ-щ-щу раз объяснял: не помню я, кто я такой! Чтоб не приставали! А ты опять!
 
— Но я же не знал! Я с тобой первый раз!.. Яшка… ну, извини.
 
Махнуло розовым светом, затем почему-то появились на экране желтые одуванчики, по одному шла божья коровка.
 
— Ладно… Я же правда не знаю, кто я… У меня на этом месте скол…
 
— Что?
 
— Ну, ты же видел! С одного конца я острый, а с другого обломанный. Это я откололся от корня… Там, за этим обломом, осталось такое… ну, не помню… Тебя как зовут?
 
— М-м… Матвей Юлиус Радомир.
 
— Покороче-то можно?
 
— М-м… можно… Ежики.
 
— Ежики… Ты почему молчишь?
 
— Не знаю…
 
— Нет, по-че-му?
 
— А что говорить?.. Мне тебя жалко. Что ты откололся, — признался Ежики.
 
Божья коровка улетела, одуванчики стремительно отцвели, опушились, потом на них дунуло, семена унеслись. Только один парашютик повис посреди экрана. Увеличился. Превратился в силуэт человечка. Смешно почесал ножку о ножку. Яшка сказал со снисходительным вздохом:
 
— Ты ничего парнишка. Я у такого давно не был…
 
— Можно я тебя с Яриком познакомлю? — неловко спросил Ежики.
 
— А он хороший? Как ты?
 
— Да в сто раз лучше! — искренне сказал Ежики.
 
 
Но с Яриком он Яшку не познакомил. Не мог решиться. Надо было тогда рассказать Ярику про все. И как струсил, отдал монетку. И как таскал «садовым троликам» постыдную дань… Конечно, потом он выдержал испытание иттов и тролики его даже зауважали. Но ведь монетку он все равно не вернул…
 
«Это же пустяк, — уговаривал себя Ежики. — Она ведь не была еще йхоло. Зато — Яшка!.. Он же гораздо лучше этой денежки. И я выручил его от тех, кто его дразнил… А Ярику можно просто сказать, что выменял Яшку на монетку. Это почти правда…»
 
«Почти…»
 
Ежики знал, что соврать Ярику он не сможет, а сказать правду… надо собраться с духом. Он бы, конечно, сказал… Но скоро случилось то, что поломало жизнь. И стало не до Яшки. Лишь через три месяца Ежики побывал дома, забрал кое-какие вещи. Тогда и Яшку нашел в кармане старой капитанки.
 
Ночью, сделав шалаш из одеяла, Ежики устроился в нем с дисплеем.
 
— Яшка…
 
Экран ответил темной глубиной.
 
— Яш… — испуганно повторил Ежики.
 
— Чего? — Голосок был обиженный.
 
— Ты сердишься?
 
— Почему ты меня так долго не включал?
 
— Яшка… у меня… — Капля побежала по выпуклости экрана.
 
— Да знаю я, что тебе плохо, — насуплено отозвался Яшка.
 
— Все  знаешь?
 
— Не все. Я ведь был отключен. Просто чувствую… Ну, чего там у тебя, говори…
 
Ежики, тихонько плача под одеялом, рассказал.
 
— Ты, значит, тоже откололся от корня… — тихим мальчишечьим шепотом произнес Яшка. Мелькнул на экране блеск стеклянного излома, затем — на полсекунды — возникло лицо растрепанного пацаненка с тоскливыми глазами и мокрыми щеками. Ежики судорожно вздохнул и погладил выпуклость экрана… Яшка сказал: — А все-таки тебе легче…
 
— Почему?! — горестно возмутился Ежики.
 
— Ты хотя бы помнишь свою маму… А я…
 
— А у тебя… разве тоже была?
 
— Но ведь я живой! Кто-то меня родил на свет.
 
Тогда Ежики спросил о том, что давно его мучило:
 
— Яш… Есть на свете Судьба?
 
Взвихрились на экране спирали, пересеклись белые и черные линии, словно Яшка хотел выстроить схему Судьбы. Потом распались. Появился плоский ребячий рисунок: домик и человечек.
 
— Не знаю… — сумрачно сказал Яшка. — По-моему, никто во Вселенной не знает.
 
— А ты знаешь про всю Вселенную?
 
— Если это не за сколом… Зачем тебе Судьба?
 
— Яш… А может, это мне… то, что случилось… это мне за то, что отдал монетку? Мама сказала, что на ней Хранитель. А я его… будто предал. И он меня не сохранил…
 
Человечек на рисунке заложил руки за спину, ушел в дом. На крыльце сердито оглянулся. Яшка отозвался взрослым тоном:
 
— Что за чушь говоришь. Судьба не может быть такая подлая, а Хранители не мстят. Особенно детям…
 
— Расскажи про Хранителей.
 
Рисунок стал цветным — синий вечер. В домике зажглось желтым светом окошко. Яшка сказал неуверенно:
 
— Про них много легенд. Но я путаюсь… Это как раз на грани скола… Опиши мне монетку. Она какая?
 
Ежики, вздыхая, рассказал про буквы, про колосок, про мальчика. На экране заметались пятна.
 
— Вот помнится что-то… а не знаю, — печально признался Яшка. И другим уже голосом твердо пообещал: — Раз эта монетка такая дорогая тебе, то вернется.
 
— Теперь-то зачем? — горько сказал Ежики. — Чем она мне поможет?
 
Яшка, погасив экран, прошептал:
 
— Ну, не тебе, так мне… — И вдруг спохватился. Проговорил, почти как мама: — Спи, Ежики, спи…
 
 
Она вернулась, монетка! Может, не та самая, но такая же! В этом было продолжение вчерашних чудес и тревог…
 
— Хранитель… — тихо сказал Ежики и поглядел на Гусенка. — Откуда?
 
Тот смотрел доверчиво, без всякой загадочности:
 
— У меня знакомый есть в Белогорске, у него коллекция… Таких у него много, он говорит, их в древнем городе Лехтенстаарне чеканили…
 
«Какой-то старый североевропейский язык. Лехтенстаарн — Свет звезды, — отметил про себе Ежики, знакомый теперь с азами сравнительного языкознания. — Из коллекции? Значит, не та… Но все равно…»
 
— А этот мальчик на ней — он кто?
 
— Ты же сам сказал — Хранитель!
 
— Но я не знаю точно…
 
— Точно и я не знаю, — вздохнул Гусенок. — Его, кажется, звали Итан. Он, говорят, спас город, когда напали враги. Заиграл тревогу, хотя его могли убить.
 
— Не убили?
 
— Нет… Его братишка спас: оттолкнул, и копье пролетело мимо… А может, не братишка, а сестренка…
 
Ежики спрятал монетку в кулаке. Все, что случилось, уже не помещалось в сознании. Надо было выплеснуть, рассказать, выяснить, обсудить! Спросить совета!
 
У кого? Только у Яшки. У того, кто все (или почти все) на свете знает и с кем Ежики в долгих разговорах много раз отводил душу.
 
Но Яшка остался в кармане форменных брюк, в камере хранения. Всегда-всегда Ежики носил его с собой, но если убегал на Кольцо — оставлял. Яшка был живой, значит — попутчик. А на Кольце, где Голос, Ежики хотел быть совсем один.
 
Солнце встало уже высоко. С лестницы видно было, как за платанами бульвара Трех Адмиралов ртутным блеском сияет море. Становилось жарко. Снизу по лестнице бежали стайки учеников. Хорошо, что пока ни одного лицеиста. Не увидят, как Ежики «линяет» от гимназии… Впрочем, Кантор сам разрешил не ходить сегодня на лекции.
 
Мальчик с якорьком нерешительно переступил рядом помидорными сандалиями. Словно напоминал о себе.
 
— Спасибо тебе, — шепотом сказал Ежики. И побежал вниз.

>>>
________________
 
%
Этот сайт был создан бесплатно с помощью homepage-konstruktor.ru. Хотите тоже свой сайт?
Зарегистрироваться бесплатно