ОКОНЧАНИЕ

   Петр нажал кнопку звонка, и дверь в квартиру открыла маленькая  старушка в очках и с такой аккуратной прической, словно она сию минуту уходила в филармонию на скрипичный концерт, хотя была в домашнем халате. Она не удивилась.
   - Заходите, - сказала она, - только ноги вытрите.
  
Бренк и Златко, нерешительно переглянувшись, перешагнули порог и поставили свою аппаратуру в угол прихожей. Старушка окинула их взглядом и задумчиво сказала:
   - Таких я еще не видела! Это по культурному обмену, что ли? По-русски говорите? Если нет, то свободно владею французским, английским, немецким и итальянским.
   - По-русски говорим, - выдавил из себя Бренк.
   - Молодцы! Международный язык! - Старушка кивнула и остановила взгляд на Косте. - А вы, конечно, Петечкин одноклассник?
   - Бабушка, он - да, а они не по международному обмену, - промямлил Петр.
   - Меня зовут Александра Михайловна, - сказала старушка и поправила очки.
   - Бабушка, - робко повторил Петр, - они не по культурному обмену. Они из двадцать третьего века и пока побудут у нас. Если их кто-нибудь увидит, произойдет изменение в ходе истории.
   - Вы в гостиную пока проходите, - сказала Петина бабушка и исчезла в другой комнате. Петр вытер рукой лоб.
   - Ну, все в порядке! - произнес он с явным облегчением. - Бабка у меня что надо, хоть и доктор педагогических наук. Правда, теперь она на пенсии. Она никому не скажет. Проходите!
   Нерешительно оглядываясь, Бренк и Златко вошли в комнату, украшенную, помимо обычной мебели, индейскими луками и стрелами, африканскими масками и барабанами, бивнями слонов и шкурами леопардов. Костя последовал за ними. И тут же в комнате появилась бабушка, успевшая сменить домашний халат на платье строгого покроя.
   - Ну-с, молодые люди, - сказала она, - присаживайтесь, и я готова вас выслушать. Я, знаете ли, давно ничему не удивляюсь, потому что внук у меня столь общительный человек, что пряио...
   - Бабушка, - начал было Петя, но Александра Михайловна подняла палец, и общительный внук послушно замолк.
   - Ничего плохого в общительности нет, - сказала Александра Михайловна. - Наоборот! Я поощряю общительность. Без нее трудно жить. Я, Петр, отлично знаю все твои и сильные, и слабые стороны.
   Бренк, Златко и Костя робко уселись на большой диван, бабушка расположилась в кресле напротив. А Петр остался стоять.
   - Плохо то, что он отстал на год от своих сверстников, - продолжала бабушка, разглядывая гостей, - но большой его вины тут нет. Он болел долго да еще без постоянного внимания родителей. Родители у него ведь совсем от рук отбились, из-за границы не вылезают. Только открытки присылают с аборигенами, а как они сами выглядят, внук, наверное, уже забыл. Ничего удивительного, что Петру пришлось отстать! И потом, что могут ему дать некоторые из педагогов? На родительских собраниях я встречаюсь с классным руководителем Аркадией Львовной Турчаниновой и постоянно внушаю ей, что у нее отсталые педагогические взгляды. В последнее время она меня даже избегает, хотя я могу принести ей только пользу. Но Петр и без нее на правильном пути. Другой бы без родителей, которые от рук отбились, и сам бы от рук отбился, а он, представьте, научился играть на скрипке.
   - Петр покраснел, как поспевающая вишенка.
   - Бабушка, - начал он умоляюще.
   - Гордиться надо, а не краснеть, - отрезала бабушка. - Иных в музыку тянут на веревке, и, конечно, не получается ничего хорошего. А он научился совершенно самостоятельно, без всяких учителей. Сейчас уже свободно играет партию скрипки из "Интродукции и Рондо каприччиозо" Сен-Санса. Представляете, кто из него может вырасти?
   Петр покраснел еще больше. Костя бросил на одноклассника оторопелый взгляд. Бабушка между тем без всякого перехода спросила:
   - Так что же у вас случилось? Пока я еще ничего не поняла.
   Она смотрела на гостей пытливым взором. Бренк покосился на Златко, встал перед бабушкой, как школьник на уроке, и виновато сказал:
   - Другого выхода у нас нет, Александра Михайловна, потому что нам нужно убежище. Ребятам мы уже объяснили в самых общих чертах и вам тоже должны довериться. Но об этом действительно никто не должен знать.
   - На мою скромность вы можете положиться, - сказала бабушка.
   - Мы, конечно, сами виноваты, - сказал Бренк. - Стабильность хронопереноса разладилась, и мы не заметили отклонения. Потом было поздно: исчез эффект кажущегося неприсутствия, а блок аварийного возвращения вышел из строя. Запчастей нет. В общем, в двадцать третий век сами мы не можем вернуться, надо ждать, пока там спохватятся и вытащат нас с помощью страховочных методов.
   - М-да,  - участливо сказала бабушка. - А что же понадобилось вам в нашем веке?
   - Мы зачет должны сдавать, - сказал Бренк, - по натуральной истории. Ах да, вам, наверное, непонятно. Натуральная история - это когда наблюдаешь какой-то момент прошлого наяву, своими глазами.
   - Вполне понятно, - сказала бабушка.
   - Вы все-таки, наверное, не верите! - воскликнул Бренк с досадой. - Да я сейчас аппаратуру принесу. Блок индивидуального хронопереноса и фонокварелескоп. На них год выпуска указан.
   На столе мигом появилась аппаратура - устройство, похожее на комбинацию транзистора с биноклем и полупрозрачный ящичек с ручкой для переноски. Бренк откинул верхнюю крышку ящичка, и Александра Михайловна, поправив очки, нараспев прочитала:
   - "Юпитерогорск. Маломерные хроноаппараты. 2261 г.".
   - Рассказывайте, молодой человек, - кашлянув, не очень уверенным голосом попросила Александра Михайловна.
   - В общем, начать надо с того, - сказал Бренк, - что мы живем в 2267 году, в феврале, и вот сейчас мы должны сдавать зачет по натуральной истории, и поэтому...
   Он начал рассказывать, и истина, невероятная истина, краешек которой уже был приоткрыт перед Петром Трофименко и Костей Костиковым, понемногу становилась все более четкой, определенной и, удивительное дело, менее невероятной.
   Ну, в конце концов, что уж такого сверхъестественного в том, что школьники двадцать третьего века Бренк и Златко, изучавшие среди прочих дисциплин и натуральную историю, получили задание к зачету снять фильм о жизни, учебе и быте школьников двадцатого века?
   И что же такого сверхнебывалого в том, что из-за неполадки в блоке исчез эффект кажущегося неприсутствия, то есть, иными словами, гости из двадцать третьего века в самый неподходящий момент перестали быть невидимыми и неслышимыми?
      Что уж столь удивительного в том, что, став видимыми и слышимыми, люди из двадцать третьего века стремились всячески избегать контакта с людьми двадцатого века, потому что такое общение могло привести к повороту в ходе истории, совершенно непредставимым последствиям? Если хоть немного подумать, каждому станет ясно, что такой контакт и в самом деле совершенно нежелателен...
   Бренк закончил рассказ. Александра Михайловна пошевелилась в кресле и слабым голосом спросила:
   - Так, значит, вы снимаете в нашем времени фильм?
   - Только кое-что успели отснять, сделать надо гораздо больше, - со вздохом ответил Бренк и взял в руки тот прибор, что был сделан из бинокля и транзистора. - Вот фонокварелескоп. Он и записывает, и воспроизводит. Мы, конечно, материал еще не монтировали, но взгляните...
   Он нажал на фонокварелескопе какую-то кнопку, и вместо отечественного торшера и японского телевизора "Сони" в углу комнаты тотчас возникли классная доска и отличница Марина Букина с указкой в руке. Как заведенная, Марина затараторила:
   -   А вблизи были найдены многочисленные кости существа, получившего тогда название "хомо хабилис"...
   Бабушка слабо вскрикнула. Бренк понял ее испуг, нажал кнопку, и Марина исчезла вместе с классной доской.
   - Скажите, а когда был открыт принцип переноса во времени? - спросил Костя. У него было очень много вопросов к пришельцам из будущего. И если можно, вкратце саму суть принципа, потому что...
   - Нет, этого мы вам не можем сказать, - виновато ответил Златко. - Мы уже и так сказали больше, чем следовало.
   Петр обиделся.
   - Эх вы! А мы вас укрыли, помогли!
   - Не обижайся, - примирительно сказал Бренк. - Позже вы сами поймете, что мы правы. Того, что вы уже знаете о будущем, совершенно достаточно. Даже эти знания, кстати, тоже поворот в ходе истории. Правда, если все останется между нами, должно обойтись.
   И все-таки, - рассудительно произнес Костя, - неужели вы даже на простейшие вопросы не ответите?
   Бренк и Златко переглянулись.
   - Давайте попробуем, - сказал Златко. - Вы спрашивайте, а мы будем отвечать, если на вопрос можно ответить.
   - Вы в Москве живете? - сразу же выпалил Петр. - У нас?
   - Нет, - ответил Бренк, - в одном из поселений на Венере. Там работают наши родители.
   - Так что же, значит, вы с помощью хроноблока прямо с Венеры переноситесь в прошлое Земли?
   - На это ответить нельзя! - отрезал Златко.
   - А почему вы именно в нашей школе снимаете? - спросил Костя.
   - Совершенно произвольный выбор, - сказал Златко, - нам было абсолютно все равно, где снимать.
   - А двойки у вас есть? - с очень большим интересом спросил Петр, и Бренк и Златко опять переглянулись.
   После некоторого молчания Бренк ответил:
   - Мы понимаем, о чем идет речь, потому что в вашем Времени... Именно двоек у нас нет, у нас все несколько по-другому, но то, что вы подразумеваете, у нас есть, и вот срвсем недавно...
   Он не договорил, и лицо его помрачнело.
   - Еще вопрос, - сказал Костя. - Вы ведь могли  бы поступить и проще, без этого эффекта кажущегося неприсутствия. Переодеться и ходить себе. Никто бы на вас внимания не обратил!
     - Могли бы, - ответил Златко, - но надо долго вживаться в обстановку, чтобы не совершить ошибок. У нас так и делают, когда ученые ведут глобальные хроноисследования... - Он осекся и быстро закончил: - А как, например, мы проникли бы в класс, чтобы произвести съемку? Незаметно никак не получилось бы.
   Александра Михайловна пошевелилась в кресле.
   - У меня к вам, молодые люди, тоже очень много вопросов. Но прежде надо вас накормить...  с дороги. Вообще-то я ничего такого не готовила, потому что просматривала научную литературу, но в холодильнике есть  несколько пачек пельменей.
   - Пачки пельменей? - удивился Златко. - Что за блюдо?
   - Сейчас узнаешь, - усмехнулся Петр. - Вы есть хотите?
   Бренк и Златко опять переглянулись.
   - Как ты думаешь, Бренк, сколько еще времени пройдет, - задумчиво молвил Златко, - прежде чем там, у нас...
   - Сам знаешь, - ответил Бренк, - часов через двадцать...
   - Постойте, - с интересом спросил Костя, - вы же сказали, что вам снимать еще много надо было бы. Так что же вы с собой из двадцать третьего века поесть ничего не взяли?
   Бренк снисходительно улыбнулся.
   - Ничего ты не понимаешь! Мы, может, по-вашему даже неделю провели бы здесь, а для нас это были бы минуты. Мы с помощью блока можем, вернее, могли бы двигаться внутри вашего времени с любой скоростью. К тому же хоть вперед, хоть назад. А теперь, раз все разладилось, поесть, конечно, надо!
   - А как вас вернут в ваше время? - спросил Костя.
   - Да очень просто, - сказал Бренк, поглядывая в сторону кухни, куда ушла Александра Михайловна. - Обнаружат, что нас долго нет, включат страховочные каналы переброски и по ним вытянут. Энергии на это потребуется уйма.
   - А как это произойдет? И долго ли длится хронопернос?
   С минуту Бренк смотрел на любознательного Костю Костикова, как бы размышляя, отвечать или нет. Потом ответил:
   - Мгновенно. Только что, скажем, мы были в двадцать третьем веке, а через долю секунды в двадцатом, и наоборот. Легко и незаметно, словно переходишь из одной комнаты в другую.
   - Мальчики, мойте руки, - донеслось из кухни.
   Над столом поднимался пар от четырех наполненных с горой тарелок. Златко, поковырявшись вилкой в своей порции, подцепил одну из пельменин и долго рассматривал ее на свет, поворачивая так и этак. В тарелку капала сметана.
   - Как ты думаешь, - нерешительно обратился Златко к товарищу, - нам это можно?
   - Чудак! - глухо отозвался Бренк. - Это просто замечательное блюдо - пельмени впачках!
   - Еще? - спросила Александра Михайловна через некоторое время. Бренк кивнул.
   Златко, успокоенный его примером, тоже уплел свою порцию.
   - Еще? - участливо поинтересовалась Александра Михайловна, и в этот момент в прихожей раздался звонок. Пришельцы из будущего вздрогнули и съежились. Плотно закрыв за собой двери на кухню, бабушка ушла. Минуты через две, которые всем показались бесконечными, она вернулась.
   - Приходил молодой человек с бородой, - сказала Александра Михайловна, - назвался преподавателем физики Лаэртом Анатольевичем. Он, правда, мало похож на преподавателя, но раз говорит, значит, так и есть. Хотя это и не педагогично, но в интересах наших гостей я сказала ему, что ты, Петр, ушел заниматься в библиотеку. А он попросил передать, чтобы ты немедленно явился в кабинет физики, как только придешь домой, и хорошо бы не один, а вместе с одноклассником Костиковым. Что-нибудь случилось?

   Бренк и Златко остались с бабушкой, а Петр с Костей отправились в школу. Ничего хорошего визит Изобретателя не сулил. По всей вероятности, обоих ждал нагоняй за нарушение границ метеоплощадки. Но удивляло то, что Изобретатель, имея полную возможность поговорить о поведении Петра с бабушкой, не сделал этого. Еще больше удивляло то, что учитель вообще пришел, а не отложил разговор до завтра. И наконец, на полпути к школе Петра осенило:
   - Да все дело, наверное, в том, что их он тоже видел! Телекамера их-то еще раньше, чем нас, начала показывать! И, конечно, он заподозрил, что тут что-то не так.
  
Костя возразил:
   - Но на них же не написано, что они из двадцать третьего века. Может, они просто из другой страны. Твоя бабушка ведь так примерно сначала и подумала. А мы их не выдадим! Мало ли что мы были вместе с ними. Мы случайно зашли на метеоплощадку, а кто они такие и куда потом делись, понятия не имеем. Правильно?
   - Правильно! - энергично поддержал Петр. - Поговорить с ними мы не успели. И потом их больше не видели. Они убежали в одну сторону, мы в другую. О том, что они из двадцать третьего века, мы понятия не имеем и вообще не знаем, откуда они взялись.
   И все-таки без особой радости Костя и Петр поднялись по ступеням школьного подъезда, свернули в то крыло, где размещался кабинет физики. И, конечно, окунулись в мир технических чудес.
   Встретили Костю и Петра, как они это знали, чуткие лучи фотоэлементов. Фотоэлементы были связаны с блоком электронной визуальной памяти, и двери кабинета пропускали лишь тех, чьи лица определялись устройством как знакомые. В блоке памяти содержалась информация о том, как выглядели все ученики классов, где проходят физику, а также все учителя школы. О необычном кабинете и необычном учителе физики писала даже газета "Пионерская правда" и журнал "Техника - молодежи", но в интересах истины приходится сказать, что однажды хитроумное устройство разладилось и не узнало директора школы Степана Алексеевича, который с термя инспекторами роно направлялся в кабинет физики на открытый урок. По неизвестной причине двери захлопнулись перед носом уважаемой комиссии с такой силой, что сломался замок, который тоже был не простым, а электронным. Дверь вскрывали с помощью слесаря ровно половину урока. И после этого, а вернее, после длительного разговора с директором, Изобретатель включал устройство лишь тогда, когда все уроки заканчивались, и он оставался в кабинете один, вот как сейчас.
   Петр и Костя перешагнули порог, и дверь за ними закрылась. Первое, что они увидели, это свои лица на большом экране дисплея. Внизу бегущей строкой пошла информация о них: имена и фамилии, число, месяц и год рождения, класс и успеваемость на текущий момент. Это означало, что Лаэрт Анатольевич подключил к блоку визуальной памяти компьютер.
   Рядом с классной доской загорелся еще один экран, гораздо большего размера, чем дисплейный. Здесь Изобретатель демонстрировал во время уроков записанные на видео физические опыты.
   Однако в данный момент на экране возник какой-то очень сложный прибор. Приглядевшись, Петр и Костя узнали... внутренности блока индивидуального хронопереноса, которые были слегка закрыты пальцами шоколадного цвета. И тут же рядом с экраном возникло бородатое, но все равно очень молодое лицо преподавателя физики Лаэрта Анатольевича Ковригина. Волосы его, как всегда, были всклокочены, а глаза горели нетерпеливым огнем.
   - Ну-с, - сказал учитель, - буду краток. Факт вашего присутствия на метеоплощадке в неподходящее время зарегистрирован.
   Изобретатель поиграл клавишами дисплея, и на экране появилось новое изображение: на площадке сидели Златко и Бренк, а Петр Трофименко и Костя Костиков продирались к ним сквозь заросли жасмина. Тут же возник увеличенный кадр - сложное переплетение деталей, в котором ничего нельзя было понять. Изобретатель нажал клавишу, и изображение исчезло. Теперь на Петра и Костю смотрели две одинаковые схемы с шоколадными пальцами над ними - одна с большого экрана рядом с доской, другая - с экрана дисплея. На обоих можно было рассмотреть и надпись: "Юпитерогорск. Маломерные хроноаппараты. 2261 г.". Петр и Костя опустили головы: улик было больше, чем они ожидали.
   - Но в данном случае факт вашего нарушения границ метеоплощадки меня мало интересует, - продолжил Лаэрт Анатольевич нетерпеливо. - Гораздо больший интерес у меня вызывает... эта схема. Где я могу ознакомиться с этим аппаратом?
   Костя Костиков по натуре был человеком искренним. Но в данном случае в интересах всего человечества истину надо было утаить во что бы то ни стало. Собственно, обманом это не было, а было скорее маленьким подвигом, потому что такого человека, как Изобретатель, нельзя было и близко подпускать к техническим чудесам двадцать третьего века.  Ухватив даже намек, он вполне мог докопаться до сути, самостоятельно построить машину времени, опередив назначенный для этого прогрессом срок, и начать носиться по истории взад или вперед, своей увлеченностью и любознательностью принося человечеству непоправимые беды.
   - Да, - выдавил из себя Костя, - нас это, конечно, все тоже удивило. Особенно после того, что происходило на уроке ботаники. - Костина мысль лихорадочно билась в поисках выхода. - Вы, конечно, Лаэрт Анатольевич, знаете о том, что происходило у нас на уроке ботаники?
   - Знаю, - ответил Изобретатель нетерпеливо. - Думаю, что к нашему вопросу это не имеет никакого отношения. При всем моем уважении к Аркадии Львовне, ей просто пора отдохнуть.
   - У нее нервы действительно совсем расстроились, - не очень кстати вставил Петр Трофименко.
   Костя толкнул локтем Петра в бок и продолжал:
   - Мы знаем, что на метеоплощадку можно ходить только с вами, и заглянули туда лишь потому, что услышали голоса... Увидели вас, вспомнили, что нельзя на метеоплощадку, и сразу убежали.
   - И сразу побежали в библиотеку, - добавил Петр. - Нет, сначала домой, - поправился он, - чтобы сказать бабушке, что бежим в библиотеку.
   - То есть куда делись эти неизвестные ребята, которые нас тоже удивили своим внешним видом, мы не занем, - торопливо вмешался Костя и снова толкнул локтем Петра.
   Изобретатель задумчиво прошелся по кабинету. Костя смотрел на схему маломерного хроноаппарата и думал: "2261 г." это совсем не обязательно  2261 год. Это может быть 2261 грамм. или 2261 градус. А Юпитерогорск? А хроноаппарат?" И в этот момент Изобретатель, строгий учитель физики Лаэрт Анатольевич, чуть ли не умоляющим голосом произнес:
   - Ребята! Ведь вы же взрослые люди и должны понимать, до чего меня интересует эта схема! Мне необходимо разобраться, я просто ничего не могу понять, эта схема словно из другого мира!.. Вы говорите, что ничего не знаете, а аппарат, который меня так интересует, сейчас находится, Трофименко, в твоей квартире, и твоя бабушка, которая тоже, кстати,   сказала мне неправду, угощает его владельцев на кухне пельменями.
   - Вы же в квартиру не заходили! - воскликнул потрясенный Петр.
   Изобретатель полез в карман и извлек маленькую плоскую коробочку, похожую на портсигар, приложил ее к стене. Поверхность прибора осветилась, превратившись в сплошной экран, и на нем как бы сквозь какую-то дымку стало видно то, что происходило в соседнем классе. Лаэрт Анатольевич выключил прибор.
   - Это карманный интроскоп, - сказал он не без гордости, - я его только закончил. Стены кухни квартиры выходят на лестничную площадку... Вы понимаете? Конечно, мне неудобно было возвращаться и уличать пожилого человека во... в неправде.
   - Подслушивать и подглядывать некрасиво! - растерянно произнес Костя.
   - Я не подслушивал, звуки прибор не фиксирует, и не подглядывал, а еще раз провел испытания, - смущенно возразил Лаэрт Анатольевич, но при слове "испытания" сразу снова стал похож на прежнего Изобретателя.  - Так что же вы теперь скажете? Для чего аппарат предназначен?  Откуда он? С Международной выставки?
   Костя не поверил ушам. Изобретатель ничего не понял! Петя даже растерялся. Вот, подумал он, до чего же легко люди упускают главное. Все, что интересует Изобретателя, так это аппарат, потому что он не может постичь его схему, и это мешает ему жить. И от него ускользает необычность и невероятность ситуации.
   Петр угрюмо смотрел в пол. Костя лихорадочно соображал, что делать. Можно было бы выскочить в дверь, броситься в квартиру Трофименко и предупредить Бренка и Златко, чтобы искали новое убежище, если не хотят неприятностей с ходом истории, но дверь была закрыта электронным замком. Отпираться тоже не имело смысла, потому что Бренк и Златко через какое-то время исчезнут, а неприятности останутся. Получалось, что теперь выход был только один - чистосердечное признание. В конце концов, подумал Костя, может быть, даже и Изобретателя удастся убедить, что с ходом истории шутки плохи.
   Костя набрал в грудь воздуха.
   - Лаэрт Анатольевич, - начал он, - послушайте, пожалуйста! Как вы думаете, что означает "2261 г."?
   - Я думал об этом. По-моему, это марка.
   - Вы, Лаэрт Анатольевич, ошибаетесь, - серьезно сказал Костя. - Это означает 2261 год. Заинтересовавший вас маломерный блок индивидуального хронопереноса пока не выпущен, он будет сделан только в 2261 году. И ребята, которых вы видели с нами, тоже из двадцать третьего века. И вы напрасно не поверили Аркадии Львовне. У нас на уроке ботаники действительно были слышны их голоса, у них стабильность хронопереноса нарушилась, а потом исчез эффект кажущегося неприсутствия. А неправду мы вам сначала вынуждены были сказать, потому что нельзя, чтобы все узнали, что среди нас есть люди из двадцать третьего века. Это может привести е изменению в ходе истории, так что мы надеемся, что все останется между нами.
   Изобретатель покрутил всклокоченной головой.
   - Это надо на педсовет, - пробормотал он.
   - Да вы послушайте, - продолжал Костя терпеливо. - Все это очень просто и только на первый взгляд кажется невероятным...
   И он отмахнулся от Петра Трофименко, который, недоуменно глядя на него, пытался вставить что-то свое.
   Минут через двадцать Изобретатель ударил себя кулаком по лбу и подскочил к экрану.
   - Теперь вы сами понимаете, об этом никто не должен знать, - закончил Костя.
   - Конечно! Конечно! - воскликнул Иэобретатель, блуждая взглядом по схеме. - Теперь я, пожалуй, могу предположить назначение вот этого блока... Это, наверное... м-да... Впрочем, при аппарате должна быть инструкция... не может быть, чтобы ребятам доверили его так, пусть даже они из двадцать третьего века...
   - Лаэрт Анатольевич, вы же не должны! - взмолился Костя.
   - Конечно! Конечно! - Изобретатель спохватился, взгляд его стал более осмысленным. - Послушайте,  - сказал он жадно, - ведь у них, ты говорил, есть и другой аппарат! Снимает и тут же воспроизводит все, как наяву... Потрясающе! Схему вы видели?
   - Лаэрт Анатольевич, - повторил Костя с укоризной.
   - Да, да. - Учитель  снова спохватился. - Они снимали фильм о нашей школе, об этом никто не должен знать. Поворот в ходе истории... Фильм о нашей школе будут показывать в двадцать третьем веке... но ведь это значит... нашу школу...
       Пораженный какой-то новой мыслью, Изобретатель сначала замолчал, потом обвел взглядом свой кабинет физики,  и взгляд был таким, как будто здесь он все видит впервые.
   - И кабинет физики! - воскликнул Изобретатель.
   Еще некоторое время он стоял, прикрыв глаза, а потом бросился к двери с криком:
   - Это все равно надо на педсовет! На экстренный педсовет! Они же все сейчас в учительской, потому что ждут страхового агента! А вы меня ждите здесь!
   Дверь за ним захлопнулась.
   Петр Трофименко дернул за ручку, но дверь, конечно, держал электронный замок. Петр уселся за один из столов и мрачно уставился в окно. Костя было устроился рядом с ним, но Петр пересел за другой стол и с ненавистью произнес:
   - Эх ты! Они же нас просили, доверились, а ты!
   - Но ведь иначе было нельзя, - не очень уверенно ответил Костя. - Я же не знал, что он побежит на педсовет.
   - Замолчи! - угрюмо посоветовал Петр. - Я тебя больше не знаю!
   В тишине и молчании  потянулись минуты. Наконец дверь с треском распахнулась, и в кабинет, мешая друг другу, ворвались директор Степан Алексеевич, Лаэрт Анатольевич с Аркадией Львовной, которая тащила за руку Марину Букину, и все остальные педагоги. На Петра и Костю никто не обратил никакого внимания, потому что Изобретатель сразу же бросился к пульту дисплея, и раз за разом на его экране стала повторяться сцена на метеоплощадке. Затем Лаэрт Анатольевич выключил дисплей, и вся компания, сыпля односложными восклицаниями, исчезла столь же стремительно, как и появилась.
   Петр с Костей опять остались одни.
   И прошло, как им показалось, очень много времени, прежде чем дверь отворилась опять. На этот раз в кабинет физики вошли только директор школы Степан Алексеевич и Изобретатель. У обоих были очень усталые лица. Костя и Петр встали.
   - Вы, ребята, идите домой, - сказал Степан  Алексеевич и, развернув клетчатый платок, вытер лоб. - А вашим приятелям из двадцать третьего  века вы скажите, что завтра прямо к первому уроку они совершенно открыто  могут прийти к нам в школу и снимать все что им надо. Должны же они сдать свой зачет по натуральной истории.
   Петр и Костя, ничего не понимая, уставились на директора.
   - Ах да, поворот в ходе истории, - Степан Алексеевич усмехнулся, - нежелательные последствия! Экстренный педсовет принял решение - никто, кроме учителей и вас, не будет знать, кто они. По школе будет объявлено - работают корреспонденты из... из-за какого-нибудь рубежа. Так бывает иногда. Вот вы им и объясните, что опасаться нечего, потому что, раз педсовет принял такое решение, поворота в ходе истории не будет.    
 

назад


 

_______________________________