Игорь Ефимов

Рисунки И. Казаковой

 

Это не остров

 

 

 

   Проснувшись на следующее утро, Тимоша почувствовал, что кто-то крепко держит его за палец правой руки. Он вскочил, пытаясь освободиться, но тут же понял, что никто его не держит - просто к пальцу была привязана записка от Желтенького.

   "Один мальчик, - было написано в ней, - идет рано утром в автошколу. Он почти не дрожит, но думать может только о том, что было ночью. Спрашивается: что с ним произойдет, если он встретит кого-нибудь из докторов? Ответ: дрыбадан".

   Видно, Желтенькому хотелось, чтобы никто чужой не мог понять в записке ни слова.

   Тимоша перевернул листок - это была страница из настенного календаря. На ней было напечатано вчерашнее число, и он вспомнил, что прошли уже целые сутки, как он пропал из дому. При мысли о том, что творится с мамой и бабушкой, с него слетели остатки сна.  Ведь все родители так устроены, что сколько бы они ни волновались за пропавших детей, если те найдутся, их встретят не радостью, а попреками и наказаниями. У Веньки Корабликова даже была на этот счет своя теория, которую он называл  "опаздывать так опаздывать!"

   - Ты пойми, - уговаривал он Тимошу, когда они выходили однажды из кино на два часа позже, потому что фильм оказался двухсерийный. - Если мы явимся домой сейчас, и твои, и мои будут только злиться, что так поздно, что обед остыл и все такое. А если прошляемся до самого вечера, то все так наволнуются, что будут просто счастливы, что мы живы и здоровы - ничего нам и не будет.

   Тогда они не успели проверить эту теорию, потому что стоило им, щурясь на дневной свет, выйти из дверей кинотеатра, как Венькина тетка ухватила его за ухо и увела домой, приговаривая: "Я тебе покажу, как на двухсерийные ходить".

   Теперь же Тимошино опоздание было вполне достаточным и, может, ругать его и не будут, но как ему объяснить, где он пропадал? Почему не дал знать о себе? Как мог дойти до такого бессердечия, что даже не позвонил? Но нет - обо всем этом он будет думать потом. Стоит ли ломать сейчас голову, если неизвестно еще, удастся ли ему снова увидеть маму и бабушку. Главное - выбраться! Выбраться отсюда.

   Улочка перед домом была уже чисто вымыта, и над нагревшимся асфальтом стлались прозрачные полосы пара. Тимоша осторожно выглянул из дверей - все было тихо. Надвинув на глаза желтенькую кепочку, он вышел на крыльцо и, задрав голову, попытался определить по солнцу, куда ему нужно идти. Солнце ничего ему не подсказало, только нагрело задранный нос так сильно, что он чихнул. Герои всех книг и кинофильмов очень легко ориентировались  по солнцу и звездам, и Тимоша считал это главным делом - стоит только поглядеть - и все станет ясно.

   "Ничего, - подумал он. - Все равно этот зверский докторский остров не может быть больше озера, а озеро не такое уж большое. Нужно только дойти до берега и идти по нему по кругу - может, там найдется лодка, или катер, или хотя бы спасательный круг - что-нибудь, на чем можно уплыть домой".

   Перед самым домом стоял столбик со стрелкой, сделанной из стеклянных трубок и указывающий налево. Тимоша поглядел на нее и на всякий случай пошел направо. Улочка вскоре кончилась, и он очутился на большом проспекте, по которому густым потоком катились в обе стороны машины и автобусы в два этажа. Людей было немного, и все они шли с очень озабоченными и серьезными лицами, точно спешили по важным делам. Почти никто не разговаривал друг с другом. Тимоша тоже выглядел достаточно унылым, чтобы не обращать на себя внимания. Все же спросить, как добраться до берега, он не решался - а вдруг догадаются. Но в это время, на его счастье, к тротуару подъехал автобус с дощечкой, на которой было написано "Центр - Пляж".

   "Пляж! - это же как раз то, что мне нужно".

 

 

 

   В автобусе Тимоша немедленно  взобрался на второй этаж и приник к окну.

   Пестрые ленты разноцветных и блестящих, как  облизанное монпансье, машин скользили внизу, загибались на поворотах, уползали под зеленые шапки деревьев; прямо на уровне лица проплывали гигантские буквы реклам и вывесок, светофоры и фонари, маляр, подвешенный в специальной клетке, цветы на подоконниках, голуби, расхаживающие по перилам балконов. Проспект кончился, потянулись черепичные крыши одноэтажных домиков, красневшие в зелени садов, аккуратные прямоугольники огородов. Повсюду текла такая мирная и спокойная жизнь, что Тимоша на какое-то мгновенье даже пожалел,  что он отказался от такого же домика (аллея восемь, комната три), от ванны и телефона. Потом за деревьями замелькали флаги, разноцветные зонтики и навесы, сверкнул кусочек озера, сердце у него забилось, он оторвался от окна и, невежливо расталкивая пассажиров, кинулся вниз к мягко открывшимся дверям.

   На первый взгляд, это был самый обычный пляж с песочком и деревянными грибками, с вышкой для прыжков и красными железными поплавками, качавшимися на воде, даже со спасательной лодкой.Но, присмотревшись, Тимоша заметил нечто странное: выражение лиц у купавшихся и загоравших было таким же сосредоточенным и хмурым, как у тех людей, которых он видел на улице. Как будто они приехали сюда работать. У каждого на руке были часы, они часто смотрели на них и потом разом переворачивались со спины на живот или обратно. Те, кто заходил в воду, часов тоже не снимали и, плавая, сверялись со временем, точно лишняя секунда в воде грозила им смертельной опасностью. Прыгуны-ныряльщики поднимались на свою вышку с видом обреченных и падали с нее, стиснув зубы и зажмурив глаза. Тимоше тоже хотелось забраться на вышку (может, с нее виден их поселок), но он боялся, что и его заставят прыгнуть с такой высоты. Поэтому он присел на краешек свободного топчана и стал осторожно поглядывать по сторонам.

   То ли солнце слепило глаза, то ли воздух был слишком влажным - противоположного берега нигде не было видно. Ни паруса, ни следа моторки - ровная сверкающая поверхность. Только спасательная лодка лениво плавала невдалеке за линией поплавков. Вот она остановилась, словно в задумчивости и не спеша направилась к берегу. В ту же минуту кто-то жалобно застонал слева от Тимоши. Он оглянулся: толстая женщина, держась рукой за сердце, смотрела туда же, куда и он - в сторону лодки.

   - Так я и знала, что он вспомнит, - бормотала она, - так и знала.

   Невысокий мускулистый спасатель, голый по пояс и точно в такой фуражке, о какой мечтал Тимоша, вразвалочку шел в их сторону. Женщина смотрела на него так, как смотрят на врача, когда тот набирает в шприц  какую-нибудь гадость из ампулы.

   - Что ж вы? - грубовато спросил спасатель, останавливаясь над их топчанами и сплевывая сквозь дырку в зубах. - Я жду, жду...

   - Видите ли, в чем дело... - начала женщина, делая вид, что хочет встать, но не может.

   - Ну, нечего, нечего, - быстро сказал спасатель. - Все так говорят. Ах, я не могу, ах, у меня слабое здоровье. Меня все это не касается. У меня задание - сто двадцать несчастных случаев в год, а там хоть все утопитесь. Семьдесят первый, - он нагнулся, рассматривая номер на топчане, - значит, сегодня ваша очередь.

   - Я знаю, знаю. Я даже специально готовилась, но сегодня была такая страшная ночь, эти звери за окном - у меня совершенно расстроилась нервная система. Боюсь, мне не справиться. Тем более, я несколько располнела в этом году...

   - Да уж, - хмыкнул спасатель, оглядывая ее фигуру.

   - ...и не знаю, хватит ли у вас сил втащить меня в лодку.

   - А не хватит - тем хуже для вас, - отрубил спасатель. - Будет несчастный случай не-пре-дот-вра-щен-ный. Вы идете или мне позвонить в канцелярию доктора Плюса?

   - Нет, только не это! - воскликнула женщина, поспешно поднимаясь. - Но умоляю вас, не замешкайтесь, потому что я...

   У нее был такой испуганный и несчастный вид, что Тимоша не выдержал и тоже вскочил со своего топчана.

   - Слушайте, - сказал он. - Если вам сегодня не здоровится, я могу заменить вас. Тем более, я за последние дни, наоборот, несколько похудел, так что мне будет проще.

   Женщина смотрела на него со смесью изумления и надежды.

   - А это... это можно? - робко спросила она у спасателя.

   Спасатель критически оглядел Тимошину фигурку, потом перевел глаза на женщину, будто сравнивая их по весу, и пожал плечами.

   - А мне-то что? Мне была бы человекоединица, а вы ли, он ли - никакой разницы.

   Женщина схватила сумочку и, роясь в ней дрожащими пальцами, спросила Тимошу:

   - Сколько я вам должна за эту услугу? Не стану скрывать, услуга огромна, но у меня с собой только...только...

   - Перестаньте! - воскликнул Тимоша. - Не надо мне ваших денег.

   Теперь уже оба они - и женщина, и спасатель уставились на него с таким изумлением, точно он сказал нечто неслыханное, неприличное, нелепое и невозможное.

   - Гм, - усмехнулся спасатель. - Денег ему не надо. А зачем же ты тогда вылез?

   - Может, вы боитесь их потерять? - спросила женщина. - Тогда я могу перевести их на ваш счет в банке.

   "Какой еще счет!" - хотел воскликнуть Тимоша, но вовремя спохватился. Он вспомнил, что ему надо быть осторожным и вести себя так, чтобы ничем не выделяться. Счет так счет. Поэтому он поспешил успокоить их:

   - Я хотел сказать - пока не надо. Может, меня не сумеют спасти - зачем мне тогда деньги? А если все обойдется хорошо, я найду вас - тогда и поговорим.

   - Кто это не сумеет спасти? - возмутился спасатель. - Это я-то не сумею? А ну, пошли. Я тебе покажу, ты у меня вылетишь из воды, как летающая рыба.

   И он решительно зашагал к своей лодке. Тимоша, помахав женщине рукой, пошел за ним.  У кромки воды спасатель, шепотом и глядя только на весла, объяснил ему, к какому поплавку нужно плыть.

   - Только тонуть без дураков, - шептал он. - Я липы не потерплю. И не брыкаться. А то один недавно так дрыгнул коленом - зуба как не бывало. Видал? - и он снова сплюнул сквозь дырку. - Знаешь, что я с ним сделал? Вот попробуй только брыкаться - тогда узнаешь.



 

   Мускулы под его загорелой кожей так вздувались и перекатывались, что Тимоше стало жутковато. Но все сошло благополучно. Выплыв на линию поплавков, Тимоша стал бултыхаться и орать так громко, что у них бы в поселке все купальщики кинулись в воду, отталкивая друг друга. Здесь же никто не обратил на него   внимания. Каждый продолжал загорать, переворачиваться и плавать по часам, словно ничего не происходило. Один спасатель важно встал в лодке, достал бинокль и стал оглядывать сначала горизонт, затем пляж, и только потом - воду. Он делал это так долго, что если бы Тимоша тонул по-настоящему, ему пришлось бы проститься с жизнью. Когда лодка, наконец, приблизилась, и спасатель перегнулся через борт, Тимоша нырнул, и тот, не удержав равновесия, свалился в воду. В лодку они влезли одновременно, но  с разных сторон. Разозленный спасатель накинулся на Тимошу и начал делать ему искусственное дыхание с такой яростью, что он бы мог задохнуться, если б не догадался вовремя высвободить одну руку и пощекотать своего мучителя.

   Потом они оба лежали на дне лодки - отдыхали. Спасатель записывал происшествие в свой вахтенный журнал, а Тимоша строил планы, как бы ему завладеть лодкой и уплыть домой.

   - Как пишется "кричал"? - спросил вдруг спасатель. - "Кре" или "кри"?

   - "Крю", - сказал Тимоша. - Крючал. От слова "крючок". А далеко здесь до другого берега? За сколько можно доплыть на лодке?

   - На этой? Смотря кто гребет.

   - Например, вы.

   - Я-то? Если погода тихая, за месяц доплыву, - самодовольно протянул спасатель

   - Что? - вскинулся Тимоша. - Как это за месяц?

   - Думаешь, не смогу?

   - Да мой отец все озеро часов за пять переплывает. А если до острова - значит, еще ближе?

   - До какого острова?

   - До этого - до какого же еще?

   - Ты, может, и грамотный, а по географии у тебя наверняка двойка. Какой же это остров? Это материк.

   - Ага. А это, наверно, океан? - ехидно спросил Тимоша, указывая на воду вокруг них.

   - А то нет, - равнодушно сказал спасатель, продолжая писать.

   - А я говорю - озеро.

   - Двойка тебе, двойка по географии. Даже единица.

   - Озеро, озеро, озеро!

   - Ну чего ты раскричался? Попробуй воду, и дело с концом.

   - Тимоша, холодея от странного предчувствия, перегнулся через борт, зачерпнул горсть воды и попробовал ее на язык.

   Вода была соленая.