1.
   За темными от ночной росы палатками затормозили тяжелые автомашины.
   Из передней выпрыгнул прораб Веня Капитанов.
   Он, большой в сером тумане, запрокинул голову, хлестко свистнул. Сонный люд в палатках очнулся, загомонил. Через минуту-две высокие борта машин упали, началась торопливая разгрузка.
   А потом, когда в степи рассвело, когда плеснуло розовым солнце, все здешние рабочие и приезжие шоферы сидели, завтракали под сквозным, на крепких столбах навесом.

   Рабочие с гостями дружно хлебали стынущий на ветру суп. Лишь Веня, распахнув свой неуклюжий брезентовый плащ, то и дело поправляя на круглом лице очки, все еще ходил и ходил возле желтых смоляных штабелей, все заглядывал в истрепанную записную книжечку.
   И вот довольный, что ничего в долгом пути не сломано, не потеряно: каждая доска тут, - книжечку захлопнул.


   Стряпуха Юля Петушкова схватила чистую миску, кинулась к струящей голубой дым плите. Сынишка Юли, семилетний Николка, выудил из посудного ящика запасные ложку, вилку, быстро положил на стол, на всегдашнее Венино место. Но Веня Николку остановил:
   - Намажьте бутерброд и точка! Я опять в путь, я опять с машинами на станцию...
   И, видя, что он желает сказать что-то еще, причем очень важное, все, кто сидел за столом, хлебать перестали.

   Да Веня не сказал ни слова. Веня вынул из плаща, из кармана довольно солидный гвоздь. Шагнул к торчащему рядом со столешницей высокому столбу навеса и вдруг вдавил одним лишь большим пальцем этот гвоздь чуть не по самую шляпку в столб, в сухую, крепкую древесину.
    Приезжие шоферы ахнули. Ойкнул во весь голос Николка. Только рабочие-строители удивились не слишком. Им про Венину могучесть было уже известно. Они ее видели на сегодняшней ночной разгрузке, когда Веня всем помогал, и теперь все ждали: что будет дальше?

   А дальше Веня вытянул из кармана брякнувшую связку: новенький врезной замок и длинный к нему с фигурною бородкою ключ.
   Связку накинул на гвоздь:
   - Вот ключик-замочек от четвертой квартиры... Что будем делать с ней?
   И все очнулись, все зашумели:
   - С какой - "четвертой"?  У нас первой ни у кого нет!
   Веня объяснил:
   - Я сегодня привез все, что нужно для сборки двух домиков. Все одинаковые. В каждом - по паре квартир. А дважды два, ясно даже Николке, четыре. В трех - по вашей же общей просьбе - мы срочно должны открыть амбулаторию, свою пекарню и хоть какую-то, но непременно, баньку... С прорабской конторой я и в палатке погожу. Все равно - больше на ногах да в разъездах... И вот по этой арифметике выходит: четвертую квартиру можно отдать уже и под жилье. Но кому? Знаю, вы тут без меня думать, гадать начнете, так давайте решим сразу.

   И Веня связку на гвозде, словно колокольчик, покачнул, всех оглядел; и тут улыбнулся молодой бригадир Иван Петушков, отец маленького Николки:
   - Я не заспорю, если отдашь ключик-замочек мне...
   Иван шутливо привскочил, протянул шутя руку. Его товарищи подхватили весело:
   - А что, прораб? Отдай, и точка! Петушков - трудяга. Он, кроме того, сюда с семьей приехал. Вот видишь, у нас все решено...
   - Зато у нас ничего не решено! - вдруг раздалось оттуда, где сидел со своими помощниками другой строительный бригадир - Дюкин.

   Рассерженный Дюкин при этом даже не ворохнулся. Вскакивать, суетиться Дюкину не подходило ни по его возрасту, ни по его характеру. Он лишь опустил под стол, под ноги, баранью косточку, которую сцапал там его питомец - песик Люсик, а сам Дюкин опять исподлобья оглядел веселых петушковцев:
   - Решить должна только работа и лишь работа... Чья бригада соберет один домик раньше, вот той бригаде и ключ.
   Дюкин хотел добавить что-то еще, вероятно, о Петушкове, тот тоже изготовился на быстрый ответ, да Веня поднял широченную ладонь:
   - Стоп! Верно. Ключик-замочек преподнесу лучшему из лучших, когда возвращусь. А пока приз пускай висит для поднятия. так сказать, вашего духа.
   - Дух у нас всегда высокий! - засмеялся было Петушков по-прежнему, да Дюкин обрезал:
   - Не говори "гоп"...

   И помощники Дюкина так согласно, так дружно набычились, что сразу стало понятно: как ни храбрись Петушков, а за одно лишь "здорово живешь" ключика-замочка ему не получить.
   - Ой, Иван... Что будет теперь? - испуганно прижала Юля к губам смятый фартук.
   Иван живо выбрался из-за стола, Юле помахал:
   - Будет все тики-так. Готовься к новоселью. Мои ребятишки не подведут.
   И он выскочил из-под навеса, его "ребятишки" повыскакивали следом. и все они помчались туда, где под солнышком за палатками должна была начаться степная новостройка.
   Дюкин с бригадой пошагал в том же направлении. И шагала эта бригада будто шла на стенку. На такую стенку, которую надо прошибать кулаками. А кулаки дюдинцев - даже Веня Капитанов мог бы позавидовать... А уж песик-то Люсик явно гордился своим хозяином сверх всякой меры. Он семенил рядом с Дюкиным, держа свой хвостишко тоже куда как гордо, тоже неприступно.

2.
Николка ринулся было вслед, да Юля его остановила:
   - Тебя лишь там не хватает... Смотри, замнут в горячке. Дюкин вон какой пошел... Трактор! Бульдозер! Непоборимая гора!
   И повернулась к Вене:
   - Зачем ты бригадиров-то этак раскипятил? Ивана моего не знаешь? Дюкина не знаешь? Теперь сшибутся - не унять. Разве это соревнование? Это гонка какая-то! Ну, сказал бы, мол, объявлю благодарность, а ты ведь повесил - КЛЮЧ!
   Веня нахмурился не хуже Дюкина:
   - Гонка, говоришь?

   И чуть ли не прикрикнул на Юлю:
   - А ты как бы хотела? Приехала по боевой комсомольской путевке, а трудиться тут предлагаешь от звоночка до звоночка, тихо, мирно, по аккуратному расписаньицу? Вот столько часиков на труд честный, а вот столько часиков и на травяной кочке под гитару позагорать? Не-ет! С таким настроением, Юля, новый совхоз до зимы не построить. А не построим, то какие же мы тогда первопроходцы-пионеры? И ты меня гонкой не упрекай! Это не гонка. Это нас время не ждет. Не успеем до буранов, до метелей, разъедутся отсюда все, даже самые упорные. Ты тоже не захочешь морозить своего Николку в палатке... Или захочешь?
   - Ох! - испугалась Юля.
   - Тогда не осуждай... Нет у нас иного выхода, как только строить день и ночь. Сюда еще ведь люди прибудут... Ну, а кто для будущих людей старается сейчас, кто первый, кто не жалеет себя и своих рук, тот, я считаю, имеет право знать наперед, какая ждет награда и его... А теперь где мой бутерброд? Слышишь, машины сигналят, торопят.

   И Юля выхватила из кухонного ларя пачку масла, непочатую буханку хлеба. Длинным ножом распахала буханку вдоль:
   - Которую половину, Веня, тебе намазать?
   Веня глянул, ответил:
   - Обе мажь!
   - А что, мама? На прорабов учатся?
   - Конечно, учатся...
   - Долго?
   Юля засмеялась:
   - На таких, как Веня, наверное, долго.

3.
   А в степи за палатками вовсю теперь звенели и звенели плотничьи топоры. И Юля Николку, когда он туда засматривался, больше не одергивала. Ей самой теперь было любопытно, что же такое там происходит.
   И хотя после завтрака надо было вновь приниматься за кухонные дела - мыть посуду, чистить картошку, открывать консервные банки, все приготавливать для обеда, - Юля с Николкой успели слетать, поглядеть на плотников не один раз.
   Бегали они от раскочегаренной плиты, от булькающих на огне кастрюль по очереди. И рассказывали друг дружке все по очереди.

   Николка возвращался со стройки, переводил дух, сиял:
   - Стараются! Вовсе и не сшибаются, а стараются. Дядька Дюкин с помощниками подымает вот такую, чуть ли не до неба, деревягу, и папка - подымает... Дядька Дюкин командует своим: "Раз, два, взяли"! И папка командует: "Раз, два, взяли!" А еще они кричат: "Тащи, Николка, воды! Жарко!"
   Юля хватает ведро:
   - Воды принесу сама!
   И, оплескивая босые ноги, оплескивая подол платья, мчится с полным ведром на стройку сама. Потом тоже говорит Николке:
   - Да-а уж! Я такого нигде еще, ни на какой работе и не видывала... Я и не думала, что наш папка такой на дело хваткий.
   - А Дюкин? - спрашивает Николка.
   - Что Дюкин?
   - Дюкин хваткий тоже?
   - И не говори... Ты видел сам. Иначе бы он наших и на спор вызывать не стал.

   Тогда Николка обводит взглядом степь, палатки, глядит - не слушает ли кто? - заговорщически подмигивает матери:
   - Давай папкиной-то бригаде хоть как-нибудь да помогать. Давай, когда туда бегаем, хоть доски от штабелей незаметно подносить, что ли...
   Но Юля сразу машет на Николку:
   - Нечестно! Папка нам за эту подмогу такую баню устроит, не обрадуешься. Я думаю, он справится сам.
   - И ключик-замочек будут наши?  
   - Лучше не гадать. Сглазим! Но заиметь такое счастье неплохо бы...

   И они опять кашеварят. Юля заправляет кипящие кастрюли картошкой, лавровым листом, перцем. Николка домывает в тазу и раскладывает вверх донцами по скамье  металлические миски.
   Тень от кухонной крыши все короче. Она теперь только под самым навесом. Сквозь редкие щели в крыше пробиваются почти отвесные лучи, пятнают дощатый стол, касаются столба с гвоздем, и там золотятся ключик с замочком.
   А за палатками все не смолкает перезвон топоров. А вокруг зеленый простор, голубое до горизонта небо, жаркое солнце - и настроение у Николки с Юлей отличное.

   Юля даже говорит Николке совсем теперь уверенно, совсем как взрослому:
   - Завез нас папка сюда, похоже, не зря... Похоже, кончилось наше мотание по всяким общежитиям и будет у нас наконец отдельная, своя квартирка. Да еще на этаком приволье! Как въедем, так сразу посажу под окошками сирень, яблони. На ту весну они распустятся, красоту дадут. А папка весь поселок отстроит и перейдет в механизаторы. Он все умеет. Он станет пашню пахать, хлеб сеять. Я в совхозную столовку определюсь; ну, а ты здесь начнешь ходить в школу... И будет у тебя, Николка, в этом краю настоящее родное место!
   - А сейчас оно мне какое? Не родное, что ли? - улыбается Николка и начинает умело, привычно расставлять обсохшие миски по длинному столу.

   А тут как раз стихает заметно и стук топоров на стройке. Юля хлопочет еще быстрей, говорит:
   - Которая-то бригада собирается на обед.
   - Дядьки Дюкина... - смотрит, подтверждает Николка. - Вон они вышагивают все, и даже Люсик... На стройке стучат теперь только наши, только папка.
   - Папка у нас - тако-ой! Папка у нас - работник! Обедом и то оторвешь не вдруг... - гордится Юля, отстраняя от бьющего пара, от кастрюли подальше лицо, пробует горячее кушанье в последний раз.

   А бригада Дюкина хотя подошла к кухне всего лишь на обед, но подошла опять куда как деловито. Дюкинцы и за ложки взялись будто за самый что ни на есть важнейший инструмент. И хлебать начали - ну прямо, как снова работать. Никаких тебе лишних слов, никаких тебе шуток. Только звяк да бряк, да иногда басовитое покашливание.
   Лишь сам Дюкин за весь обед сказал два слова.

   Первый раз он сказал: "Тубо!" Люсику, когда тот, не в пример хозяину, разыгрался. Не успев вылакать то, что ему Дюкин отплеснул из своей миски в специальную посудину, Люсик нанюхал под столом какую-то щепку и давай ее грызть, трепать, шумно с нею возиться - вот и получил "Тубо!" от Дюкина.
   А еще раз Дюкин высказался лишь в самом  конце быстрого обеда. "Спасибо!" - буркнул он неизвестно кому, то ли Юле, то ли Николке, и потопал во главе своей молчаливой команды опять на строительство.
   - Ну и бирюк! - безо всякого теперь настроения сказала Юля вдогон Дюкину. - Сам бирюк, и себе в бригаду напринимал таких же...
   И вдруг Юля закричала:
   - Иван, а Иван! Ну что же ты с дружками прохлаждаешься, когда Дюкин опять на работу пошел?!

   Закричала она так, потому что Иван Петушков с товарищами теперь и в самом деле прохлаждался. Они все поливались за кухней у водозаборной колонки, и хоть бы им что! Они там хохотали, дергали рукоять насоса, подставляли под холодную струю головы, ладони; а сам Петушков, скинув на траву темную от пота рубаху и блестя голыми плечами, махал Николке:
   - Иди к нам! Побрызгайся, не трусь.
   А потом, когда, мокрые, шумные, уселись обедать, то и за столом спешили не очень.
   Юля летала с поварешкой, с кастрюлей вдоль стола метеором, а они хлебали, посиживали, будто им не только сегодня, а и завтра не нужно никуда.
   Наконец Юля не стерпела, даже назвала Ивана, как не своего, по фамилии:
   - Петушков! Дом достраивать собираешься?

   Иван глянул, усмехнулся, словно поддразнил:
   - По закону Архимеда после сытного обеда полагается нам, плотникам, еще поспать...
   - Что-о? - замерла возмущенно Юля.
   - По какому закону? Почему спать? День же! - вовсе опешил Николка.
   - Не нагоняй, бригадир, на родню страха... - засмеялись Ивановы помощники. И давай объяснять Юле, что работать в такую жарынь совсем невыгодно, только измаешься. А вот когда они поспят, да наберутся силы, да когда жарища посвалит, тогда они вновь начнут гнать работу вперед - только, Дюкин, держись!
   - Мы и ночи на стройке прихватим. Дюкину, не бойся, не уступим, - сказали плотники, отправляясь "набираться сил". Но и все равно такое объяснение Юлю и Николку не успокоило ничуть.

4.  
   Теперь было так: со стройки доносился стук топоров дюкинской бригады, а невдалеке от навеса взвивался над палатками молодецкий храп спящих петушковцев.
   Храп был настолько могуч, что, казалось, именно от него и дрожит весь жаркий и степной воздух. И дрожал он час, дрожал два, а потом пошел и третий час. И как Юле ни хотелось, но подойти к палатке и скомандовать подъем она не могла. Иван Петушков об этом не просил. А то, о чем не просил бригадир, то делать в бригаде было не положено.

   Юля с Николкой лишь старались возиться пошумней у плиты. Они брякали чугунными конфорками, стучали кочережкой, даже несколько раз, как бы нечаянно, спускали с высокого стола на низенькую кухонную скамеечку порожний, звонкий таз.
   А тут еще вдруг явился со своим Люсиком Дюкин.
   Красный, распаренный от жары Дюкин, шумно дыша, уставился на Юлю:
   - Что задумали? Где Иван? Отчего не работает?
   - Гав, гав! Р-ры, р-ры... - поддержал песик хозяина.
   Юля на песика - нуль внимания, но от Дюкина на всякий случай отшагнула подальше:
   - Вон - палатка, вон - в палатке Петушков. Пойди, да сам все у него и разузнай.
   - Но Дюкин не пошел. Дюкин лишь послушал богатырское храпение, скосоротился ехидно:
   - Ага... С тылу меня обойти решили! Ночь себе захватить... Ну, поглядим!

   И выговорил Юле:
   - А ты, значит, болеешь только за свое? Нам воды на стройку не подносишь? Нарочно?
   - Ой! - вмиг стала Юля куда красней лицом, чем Дюкин. И, повторяя: "Да это я просто забыла! Да это я просто запамятовала", - схватила сразу два ведра, помчалась к насосу. Вцепилась в железную рукоять, изо всей мочи застукала, закачала.
   Но когда оба ведра тяжело подняла и шагнула с ними, то Дюкин ведра отнял, понес, как пушинки, сам.
   А Юле пропыхтел:
   - Ладно уж! Через силу не рвись.

   Он ушел, а Юля после этого так шуранула опять со стола звонкий таз, что храп в палатках оборвался, а из ближней вылез Иван Петушков.
   Вылез, поглядел на вечернее солнце, на сопки вдали, потянулся, сказал:
   -  Вот теперь - тики-так! Налаживай, Юля, чаек; я подниму ребятишек, а там и на дом, на работу.
   - Ребяти-ишки... На до-ом... - передразнила Юля. - Проспал ты со своими ребятишками дом-то! Дюкин, небось, уж крышу кроет.
   - Точно? - не поверил Иван.
   - Точно не точно, а все ж он после обеда не дрыхнул, как некоторые.
   Иван засмеялся, приоткинул полог соседней палатки, закричал туда, будто в глубокий туннель:
   - Вылазь, "некоторые"! Нас тут прорабатывают. Надо исправляться.

   И вот, напившись чайку да еще пошутив над расстроенной Юлей, бригада Петушкова наконец-то собралась.
   Выпросился у матери и Николка. Да она ему сказала и сама:
   - Конечно, глянь, что теперь там творится. Вернешься - доложишь.
   Иван, все в том же хорошем настроении, привлек Николку к себе:
   - На батю не докладывают... Пойдем-ка лучше не в контролеры, а в ученики.
   - Поработать дашь? И там Дюкин не закричит, что нечестно? - обрадовался Николка.
   - Не закричит... Мы ему ответим: "Учеников учить не запрещается!"
   А кто-то из молодых  бригадников даже уточнил:
   - Мы тебя, Николка, перво-наперво научим самому главному плотницкому слову. Вот лежит, к примеру, бревно. оно тяжелое. Его впятером не поднять. А гаркнешь хором: "Ух", - и бревно почти само подскочит, куда надо. А ну-ка для тренировки ухни...

   Понимая, что это с ним просто балагурят, Николка шел, и хотя ухать не ухал, да от души смеялся. И смеялись, продолжали шутить все.
   Но когда пришли на место, смешливость с бригады Петушкова сдунуло как ветром.
   Пока Петушков "набирался силы" в палатке, Дюкин резко вырвался вперед. Домик, который он собирал, был, правда, пока еще без крыши. Но уже и щитовые, гладко строганные стены стояли на месте, и оконные, отливающие янтарной желтизной рамы стояли на месте; и светился весь этот домик на степном вечернем просторе - ну, прямо, как большая, свеженькая шкатулка.

   Сам Дюкин - усталый, при косых закатных лучах багроволицый - ходил по самой верхотуре, тяжело басил помощникам вниз:
   - Доски стропильные подавай... Доски!
   - Ого! Он и самом деле до крыши добирается... Вроде мы со спаньем-то перехватили чуть лишка... - сказал Петушков.
   И подал команду:
   - Засучивай, братва, рукава! Задача - догнать и перегнать!
 

назад  окончание


СКАЧАТЬ В ФОРМАТЕ PDF

СКАЧАТЬ В ФОРМАТЕ EXE

________________________