Промах гражданина Лошакова (ч.3)
Часть третья
РАЗДВОЕНИЕ ОБЛАКА
Глава 1. Поиски правды
Криво, друзья мои, криво и неласково складывалась в этой жизни судьба полузабытого нами гражданина Лошакова.
Ну, во-первых, баранов и гусей он так и не продал, да еще, вернувшись в родную деревню, сдуру принялся рассказывать о том, что вместо Курска попал в город Карманов.
- Какой еще Карманов? Да такого города на свете нет!
- Эдак вы скажете, что и города Картошина нет?! - пытался защищаться Лошаков.
- И Картошина нет! - уверяли его на правлении колхоза и даже подсовывали карту области, на которой и вправду два таких мощных пункта, как Карманов и Картошин, были почему-то опущены.
- Дайте карту мира! - требовал Лошаков, но такой карты ему не дали и дружно исключили из заместителей председателя. И, согласитесь, что это за заместитель, который бегает босиком по снегу в несуществующие города.
- Нам, председателям, такие заместители не нужны! - сказал председатель.
У Лошакова отобрали подведомственных гусей и баранов, увели кобылу Секунду, оставив только гусака Зобатыча.
- Нету, Зобатыч, правды на земле, - говорил гражданин Лошаков, глядя гусаку прямо в глаза, - нету.
Так с гусаком на коленях он просидел печально всю зиму, понимая, что правды нету. К весне, однако, стало ему казаться, что небольшое количество правды все еще находится в городе Курске в руководящих местах. И он решил, как только подсохнут дороги, бросить на время гусака, сесть на велосипед и двинуть в Курск отыскивать правду.
И вот подсохли дороги, Лошаков выехал на проселок, выбрался с проселка на шоссе и сраззу увидел табличку:
"ДО КУРСКА 100 км"
Он твердо нажал на педаль, закрутились-засверкали серебряные спицы, и под вечер Лошаков подобрался к другой табличке:
"ДО КУРСКА 1 км"
Здесь он передохнул, закусил редиской, причесался, оправил на груди галстук, чувствуя, что правдой попахивает все сильнее и сильнее.
Так он проехал три километра, но никакого Курска нигде не встретил. Крайне обеспокоенный отсутствием Курска, Лошаков жал и жал на педали. Наконец вдали показались новостройки, и велосипед рванулся к ним. Возле новостроек топтался у столба какой-то прохожий.
- Товарищ! - задыхаясь, крикнул гражданин Лошаков. - Это что зза город?
-Да это не город, - равнодушно ответил прохожий, продолжая топтаться у столба, - это пригороды города Карманова.
- Я это предчувствовал, - прошептал про себя Лошаков и пнул ботинком велосипед, который завез его неведомо куда.
Возле "Пельменной" гражданин продал неверный свой велосипед каким-то темным личностям за тридцатку и зашел в заведение.
"Нету правды, - нервно думал он, - нету!"
Пельмени между тем в городе Карманове оказались отличные - большие, сочные, ушастые.
Лошаков съел три порции, чувствуя, что какое-то количество правды появляется в его организме. Выйдя на улицу, он увидел надпись: "Бутербродная", и, хотя после пельменей есть бутерброды казалось ему непростительной неправдой, он все-таки зашел и съел парочку с ветчиной и семужьим боком.
Когда же он вышел из "Бутербродной", ему бросилась в глаза совсем уже неправдивая вывеска - "Компотная". Но сухофрукты, из которых сварен был компот, оказались, однако, натуральными. Лошаков попил компотику и пошел дальше по кармановским заведениям, чувствуя, что правды в его душе прибывает.
Побывал он:
в "Чайной" и в "Кисельной",
в "Арбузной" и в "Фужерной",
в "Бульонной" и в "Винегретной",
в "Кильковой" и в "Тюльковой",
в "Парикмахерской" и в "Прачечной" - и, наконец, побритый и подстриженный, отстиранный и отглаженный, верящий в правду и совершенно, простите, обожравшийся, он оказался перед вывеской "Бильярдная".
И гражданину Лошакову захотелось сыграть.
Глава 2. Тяга к соленым огурцам
Царапалось и кусалось, отбиваясь от Васи, подземное существо.
- Отпусти, отпусти... я за огурцами... я за огурцами, - верещало оно.
- За огурцами? - удивился Вася иослабил хватку.
Он пытался разглядеть, что же такое держит в руках, но его ночное подвальное почти телевизионное зрение отчего-то закончилось, очевидно, от слишком крупных подземных переживаний.
- Как ты сюда попало?
- Да через дверь в подклети. За огурцами я... Шурочка я.
Да, друзья, ни Вася, ни автор, ни Квадратный Пахан не знали и не слыхивали , что в подвале имеется потайная дверь, заваленная брюквой. Знала об этом только Зинка, у которой и была дочка Шурочка, проживающая в городе Картошине. Эта Шурочка и получила в один прекрасный момент телеграмму:
"УЕХАЛА НА ЗАСЛУЖЕННЫЙ ОТДЫХ ПОЛЬЗУЙСЯ ОГУРЦАМИ ЧЕРЕЗЗ НИЗ ЦЕЛУЮ МАМА"
И Шурочка пожелала маминых огурцов, которые славились посолом, и поехала в Карманов.
И здесь автор и читатель должны быть потрясены. Как же так? Мама дает телеграмму об огурцах, совершенно забывая, что вместе с огурцами Шурочка найдет убитое тело мертвого человека. Автор не понимает, как это сделалось возможным. Очевидно, в голове у Зинки были только огурцы.
И вот теперь Шурочка сидела на полу погреба и плакала, а ее держал за локти Василий Куролесов, который снова начинал обретать подземное зрение и угадывал в Шурочке девичьи приметы.
- Отпусти, не убегу, - сказала Шурочка, - Тебя как звать?
- Вася.
- Ты что? Тоже за огурцами?
- Да нет... я так... за брюквой... выведи меня на свет.
Они вылезли на свет, и Вася был совершенно ослеплен тусклыми лучами солнца, которые еле пробивались через крапиву и бурьян. Взор его никак не прояснялся. Ночное зрение не хотело уступать дорогу дневному.
Вася долго махал у носа пальцами, и наконец что-то кривое стало вырисовываться перед ним, и он различил крайне неприятную блондинку. которая, кстати, не показалась ему такой уж неприятной, как кажется автору.
Наоборот, блондинка Шурочка показалась ему более-менее сносной в смысле взора.
- Так ты что ж это? - спросил Вася. - Огурцы любишь?
- Дико люблю! - воскликнула Шурочка. - Соленые, чтоб хрустели.
- А помидоры соленые любишь?
Шурочка задумалась, прикидывая что-то в уме, и наконец толкнула Васю кулаком в грудь:
- Уй, ну что ты! Конечно, люблю!
Нет, она определенно нравилась Васе все больше и больше. Когда она говорила об огурцах, глаза у нее загорались. С помидорами такого не случилось, блеска не было, но все равно мелькало в глазах что-то очень осмысленное.
- Да откуда же ты тут взялась? - воскликнул Вася.
- Уй, Васьк, да что же ты говоришь? Я ведь Зинкина дочка.
Вася вздохнул и гулко подумал:
- "Во как!"
Глава 3. Бильярд по-кармановски
Теплые желтые шары, вырезанные из мамонтовой кости, с номерами на слоновьих боках с грохотом сталкивались между собой, бились о тугие бока, мягко и тяжело катились по зеленому сукну. Изредка они падали в лузы, и вздрагивала тогда сеть, затягивающая лузу, вздувалась, поглощая шар.
Необыкновенно длинный, похожий на черного журавля человек держал в руках кий, тыркал им изредка в шары, приговаривая:
- По три рублика! По три рублика! Два шара форы.
Это разумное предложение не вызывало пока никакого отклика. Зрители жались к стенам. Они явно боялись играть с Журавлем.
- По три рублика! По три рублика! - приглашал Журавель, и , наконец, к бильярдному столу подошел сутулый и синеносый человек, в котором читатель с интересом и любовью узнал бы гражданина Лошакова.
- По три рублика! - сказал ему Журавель.
- Это - неавторитетно! - парировал гражданин Лошаков.
- И два шара фуры!
- Это кто тут кому дает фору? - вопросил Лошаков, глядя в потолок. - Это вы мне даете фору, товарищ Журавлев? Так я ее не принимаю. Я предлагаю вам сыграть не на три рубля, а на сто.
Здесь автор должен отметить, что скромный, в сущности, гражданин Лошаков, наевшись, делался нескромным и даже нагловатым. Но сто рублей он действительно в потайном кармане на всякий случай имел. На всякий случай, если отыщет правду. Ему отчего-то казалось, что если правда вдруг найдется, сто рублей никак не помешают.
Черный Журавель между тем неуверенно вертел в воздухе кием. Он опешил. Он явно не ожидал от синеносого гражданина столь делового предложения.
- Моя фамилия Зябликов, - единственное, что он смог пока ответить гражданину Лошакову.
- Принимаешь вызов? -
Журавель Зябликов смешался и замялся. Он явно не знал, что делать. Длинными тонкими пальцами перебирал он кий, на котором было написано "Зябликову - от Кудасова", - редчайший, доложу вам, кий, таких киеы, подаренных великим бильярдистом Кудасовым, на свете почти нет.
Зрители у стен зашушукались. Журавлю надо было достойно ответить.
- Дайте мне мел! - торжественно сказал Зябликов, и Лошаков парировал:
- Бери!
Журавель Зябликов взял мел и ловко спиралью прокатился мелом по кию, а это означало на кармановском бильярдном языке, что вызов принят.
- Стольник! - сказал Лошаков, выхватил из кармана цельную сторублевку, помахал ею перед носом партнера и соперника и сунул деньги в среднюю лузу. - Остальные лузы пусты. Где ваши деньги, товарищ Журавлев?
- Моя фамилия Зябликов, - парировал Журавель и стал вынимать из кармана трешки. С грехом пополам их набралось на тридцатку. Тут он полез в глубоко потайные карманы и наскреб еще пару рублей.
- Маловато, - отметил Лошаков.
- Остальное под честное слово.
- Ну это уж нет. Оценим ваши носильные вещи. К примеру, часы. Это будет авторитетно.
Общество, стоящее у стен, оценило часы в тридцатуц.
- Ставлю кий, - сказал Журавель, засовывая трешки и часы в угловые лузы. - Надеюсь, кий от самого Кудасова что-нибудь стоит?
- Кий - это палка, - сказал Лошаков. - Для меня он ничего не стоит. Ладно, играй, длиннорукий, прощаю тебе сорок рублей. Итак, сто против шестидесяти, но с одним условием: на эти сорок рублей мне позволяется хамить.
- Как так? - удивилось общество.
- Очень просто. Я ставлю сто, а он всего шестьдесят. И вот на эти сорок рублей я имею право ему хамить, а он должен разговаривать со мною на "вы" и называть меня "дорогой сэр".
- Но в нашем советском обществе не принято таких слов!
- А мне наплевать, приняты они или не приняты. Сорок рублей недостача, а вы еще толкуете? Сто против шестидесяти и хамство против "дорогого сэра"! Принимаешь вызов или нет?
Черный Зябликов побледнел, бильярдная гордость пронзила его. выпрямился с хрустом позвоночник.
- Ладно, вызов принят. Но поскольку игра еще не началась, я скажу, что вы хам, дорогой сэр! Я разбиваю!
- Валяй, дубина, - согласился Лошаков.
Пожалуй что как раз в этот момент, совершенно незамеченные, в бильярдную проникли капитан Болдырев и старшина Тараканов. Впереди них плелся Носкорвач.
- Вот, - тревожно шептал он, - вот где шарики катаются.
Глава 4. Утомление хрусталиков
Непонятно, что все-таки случилось с Васиным зреним?!
Лично я полагаю, что хрусталики его глаз чудовищно переутомились, искривили свои кристаллы и разные сетчатки, пытаясь овладеть ночным подвальным зрением.
Он сидел сейчас в зарослях бурьяна, в дебрях пустырника и гладел на Шурочку, как на исчадие некоторой красоты. Поверьте мне, опытному детскому писателю, никакой красоты в Шурочкиной внешности не обреталось. И в глазах ничего не было, кроме жажды огурцов. Но Васе она нравилась все больше и больше.
Куролесов понимал, что сейчас настало время объяснений, и лихорадочно обдумывал, кем назваться: трактористом или милиционером? Пожалуй, все-таки трактористом, а? Ей-богу, трактористом как-то проще, а?
- Ну, ты что сидишь? - сказал он, толкнув Шурочку локтем в бок. - Пришла за огурцами - валяй, набирай. Банка-то у тебя есть?
- Да они ведь в баке.
- Из бака они вывалились. Поняла? Во время рукопашной.
- Какой рукопашной?
- А ты что ж думала, в погреба попадают просто так? Туда попадают после рукопашной.
- Да? - туповато протянула Шурочка. - А ты кто?
- Я-то? Да я - тракторист.
Тут Вася почувствовал, что разговор пошел по идиотской дорожке, и решил свернуть на асфальтовый проспект раззума.
- Иди за огурцами, - сказал он и ткнул Шурочку локтем, пожалуй, так и не обнаружив пути на асфальт.
Шурочка послушно уползла в погреб, и Вася глянул ей вслед искривленным кристаллом хрусталика. И тут он увидел лодыжки ее ног. Они были необыкновенно прекрасны и тонки.
"Во лодыжки!" - гулко ахнул он про себя.
Пока Шурочка ползала, Вася обдумывал, как связно изложить присутствие тракториста в подвале после рукопашной, но голова и разум, заключенный в ней, отказывались помогать ему в этом деле.
Шурочка между тем выползла назад теми же лодыжками вперед. Она волокла за собою бак.
- Полбака огурцов осталось, - сказала она, оборачиваясь к Васе.
И тут опять хрусталики, опять кристаллики Васины возмутились в хорошую сторону. Очень хороша показалась ему Шурочка, бесовски хороша. И тут автор должен все-таки попытаться описать Шурочкину внешность, которую он охаял, не вдаваясь в подробности. Вдадимся же!
Итак, нос! Поверьте, маловато интересный. Ничего римского, ничего греческого. Ни на курочку, ни на уточку, ни хотя бы на свистульку он не был ни капельки похож. Такие носы, не похожие ни на что, произрастали только в городе Картошине. Впрочем, если читатель очень уж хочет, чтобы я с чем-то сравнил этот нос, - пожалуйста... Нет, не могу, стесняюсь. Перейду лучше к глазам, хотя и не тянет. Ой, не тянет! Ну ладно, глаза у Шурочки были цвета... Какого же? Ясно, что не морского и не бирюзового, они были цвета тряпочки, которая висела на заборе рядом с тем бурьяном, в котором они сидели... Тьфу! Сдаюсь! Чтоб я еще раз взялся описывать женскую внешность!
Ладно, перейду к описанию действий.
Действий, впрочем, никаких не было - Шурочка жевала огурец и глядела на Васю.
- Одного не пойму, - сказала она, - как же так? Ты тракторист и вдруг после рукопашной попал в подвал? Как? За что? Зачем?
Вася тревожно замер. Ответить на эти вопросы было, конечно, невозможно. Но тут в голове у него что-то сверкнуло, в глазах помутилось, и он ответил просто и гениально, снимая сразу все вопросы и размышления.
Он тронул Шурочку за лодыжку и сказал:
- Саша! Я вас люблю!
Глава 5. Бильярд по-кармановски (продолжение)
Шаря скатили в средину бильярда, накрыли их деревянным треугольником, выравнивая пирамиду.
Журавель наточил мелом кий, сложил из кисти левой руки какую-то немыслимую дулю, сунул в дулю кий и тыркнул по шару.
Стремительно покатился шар по зеленому сукну и врезался в пирамиду. Она развалилась от удара, и два шара сразу провалились в лузы, забитые мятыми трехрублевками.
- Неплохо начал, куриный крючок! - сгрубил гражданин Лошаков. - Я и не думал, что такой пачкун на что-то способен. Бей дальше, но прежде скажи мне "дорогой сэр".
- Не скажу, - ответил Зябликов, сжав зубы.
- Тогда игра недействительна. Сейчас же выковыриваю из лузы сторублевку и иду пешком в город Курск. Говори, свинья двухмордая!
- Дорогой сэр, - скрипя сердцем и нервами, сказал Зябликов и снова ударил в шар. На этот раз удар не получился. "Двухмордая свинья" сделала свое черное дело. Шары бестолково потолкались друг о друга и стали по местам. Для Лошакова образовалась самая настоящая подставка! Бильярдисты меня понимают!
- Какой мелкий таракан! - приговаривал Лошаков, намусоливая мелом кий. - Пельмень с камнем! Дуб! Не понимаю Кудасова. Как он мог подарить кий мракобесу?!
Наевшись, Лошаков всегда обнаглевал до безумия.
- Смотри, свисток! - кричал он Зябликову с другой стороны бильярда - Смотри, блокнот кооператора! Сейчас я ударю, и с твоей, с позволения сказать, "головы" посыпется прах! Только попрошу над бильярдом не сорить. Отойди в угол, к урне и сыпь прах там.
Так разговаривал гражданин Лошаков, обходя бильярдный стол со всех сторон, а бить по шару он никак не собирался. Наконец, все-таки приложился, прицелился основательно, вздохнул и сказал:
- Нет, не могу. Стыдно играть против такого млекопитающего настоящим кием. Дайте мне половую щетку.
И он схватил половую щетку, стоящую у стены, приложился и вмазал - и шар влетел в лузу.
Дикий рев раздался в бильярдной, и под этот рев Лошаков загнал щеткою в лузы еще два шара.
Зябликов омертвел.
- Не знаю, чем дальше бить, - жаловался Лошаков ревущим и стонущим зрителям. - Даже играть щеткой против этого паразита - роскошь. Дайте мне стул и оторвите от него ножку. Буду играть ножкой стула. Впрочем, не отрывайте, я буду играть цельным стулом.
И он взял стул и стал прикладываться к шару стулом.
- Ножки уж больно кривые, - рассказывал он зрителям. - А ничего не поделаешь, против этого натюрморда надо играть кривым предметом. Сейчас ударю, только пускай он снова скажет "дорогой сэр".
- Не скажу, - сжав зубы, пробормотал Зябликов. - Игра аннулирована!
- Э. нет, нет! - заорало общество, из которого Зябликов повынимал в свое время немало трехрублевок. - Сдался! Сдался!
- Если сдался - деньги мои! - сказал Лошаков. - А если играешь, говори "сэра". У, какие глаза! Как помоями налиты! Говори!
- Я не сдался, дорогой сэр, - сказал Зябликов. - Бейте!
- Сейчас вдарю! Вдарю стулом по твоим трехрублевым нервам! У тебя ведь и вся душа стоит три рубля! Не больше, никак не больше! Бью по трем рублям! Играю свояка!
С огромным стулом на плече Лошаков прицеливался особенно тщательно, да и шар-то был трудный, свояк.
- Тишина в павильоне, - приказал Лошаков. - Я готов! Замрите! Мотор!
Все замерли, и Лошаков легко катнул стулом шар. Шар с номером на боку 13 повлекся по зеленому сукну, стукнулся об шар с номером 8, отскочил от него и медленно провалился в лузу, где лежала лошаковская сторублевка.
Обвал воплей рухнул в бильярдной. Шара, забитого стулом, кармановцы еще не видывали. Они кинулись обнимать Лошакова, тискали его и целовали, требовали автограф. приглашали в театр. Многие просили подержаться за стул. Трогать понапрасну победный стул гражданин не позволил, сел на него, успокаивающе замахал ладонью:
- Должен передохнуть... нервное перенапряжение... Чем играть дальше - вот вопрос. Нет ли у кого ззубной щетки?! Или урной попробовать? Дайте урну!
В этот момент триумфа и славы на плечо гражданина Лошакова легла тяжелая и властная рука и послышался хриплый стальной голос:
- Урны не надо! Ваши документы?
Глава 6. Звуки бака
- Когда же? - спросила Шурочка.
Она прижимала к груди эмалированный бак с огурцами и глядела на Васю.
- Чего когда?
- Когда полюбил?
- Да пока ты ползала взад-вперед. Нахлынуло.
- Тогда ползем вон туда, - сказала Шурочка, и, толкая перед собой бак с огурцами, она поползла на четвереньках в ту сторону, где бурьян был погуще. Вася тронулся за ней.
Вставать на ноги, подниматься во весь рост было неловко. Влюбленные, казалось им, должны ползти.
Забравшись в глубину бурьяна, девушка оглянулась.
- А я что тебе, понравилась, да? Хочешь огурца?
- Очень понравилась. Хочу.
- И ты мне понравился, - сказала Шурочка, выбирая огурец поукропистей. - Потом понравился, когда я выползла назад с баком. Ты так жутко на меня глядел.
Вася и сейчас глядел на нее самым неожиданным образом, и Шурочка глядела в ответ, а в воздухе над ними что-то происходило, что-то шевелилось, возникали какие-то запахи и дуновения, какая-то пыль, отблески и дрожь. Все это, взятое вместе, постепенно скалывалось в небольшое облако, которое все расширялось, расширялось. Скоро это было уже совершенно круглое облако, которое имело полтора метра в диаметре. Это было облако взаимной любви, которое и колебалось над бурьяном.
Когда облако окончательно сформировалось, Шурочка достала из бака еще один огурец, обдула его, обтерла, кокетливо поцеловала этот огурец и, хихикнув, протянула Васе. Куролесов схватил огурец, бешено откусил с хрустом, прожевал, проглотил и, чувствуя, что становится круглым болваном, поцеловал огрызок огурца и передал через бак даме. Прикрыв глаза, она многозначительно заглотила остатки поцелуев.
- А мама дала мне телеграмму: приезжай за огурцами. Ну, я и поехала, а ты там, в погребе, вот уж не ожидала.
- Да и я-то сижу, зрение в темноте тренирую, вижу - рука! Ну, думаю, надо кидаться! Кинулся, а это ты! Я и влюбился!
Тут Вася придвинулся к девуше поближе, хотел ее обнять, да бак с огурцами мешался. Он отодвинул бак, но Шурочка вернула бак на место. Тогда Вася обеими руками обхватил и Шурочку, и бак. Бака попалось в его объятия побольше. Куролесов изловчился и через бак поцеловал девушку в щеку.
- Убери бак, - сказал он.
- Ни за что.
- Так и будем разговаривать? Через бак?
- Ага, - хитрила Шурочка.
- Ну ладно, согласен, - сказал Вася, а сам хитроумно пополз вокруг бака к ней, но она уползла на другую сторону.
- Давай еще по огурчику, - сказала она.
Пыльные цветы бурьяна склоняли над ними свои буйные головы, и случайные прохожие никак не могли понять, что за звуки доносятся из придорожной канавы. А это был хруст огурцов и поцелуи. А уж редкие гулкие звуки - это были удары Васиной головы об бак.
Глава 7. Бильярд по-кармановски (окончание)
- Нет! Нет! Я требую урну! - кричал гражданин Лошаков, вырываясь из рук старшины Тараканова. - Я буду играть с ним урной.
Зрители в бильярдной в первую минуту не могли сообразить, что, собственно. происходит. Почему этот длиннорыжеусый схватил вдруг мастера ударить стулом по шару?
Первым сообразил дело Журавель Зябликов. Он вдруг нервно принялся выковыривать из луз свои часы с трешками.
- Кажется, облава! - прошептал кто-то.
- Облава, облава! - шепотом закричали зрители. - Берут всех подряд! - И зрители брызнули из бильярдной.
Зябликов кинулся к двери, но не смог пробиться сквозь человеческую пробку и, спотыкаясь об кий от Кудасова, выпрыгнул в окно.
- Стой! - орал вслед ему Лошаков. - Держи его! Да я его этажеркой обыграю! Умывальником!
- Спокойно, гражданин! Стоять! Руки! Руки! - Старшина быстро пробежал пальцами по пиджаку и другим карманам гражданина Лошакова. - Спокойно, гражданин, стоять!
- Стою, стою, - отвечал Лошаков. - Чего тебе надо?
Гражданин Лошаков совершенно ничего, что происходит, не понимал и сообразить не мог. И только тревожная мысль, что правды на свете нет, приходила ему в голову.
- Товарищи оперативники! - сказал Носкорвач, подойдя вплотную к Лошакову. - Это грабитель Пахан, я узнаю его.
- Молчи, цыц! - сказал капитан Болдырев, обходя и разглядывая Лошакова со всех сторон. Первым делом почему-то он оглядел его ботинки, вперился в глаза, и в них почудилось ему что-то родное.
- Так, - сказал капитан. - Дело об угоне кобылы и снятии сапогов. Гражданин Коровин?
- Лошаков, - сказал Лошаков. - Отдайте стольник.
- Эх, Носкорвач, - сказал капитан, - обманул, значит? Невинного нам подсунул? Так?
- Конечно, подсунул, - радостно засмеялся Носкорвач, - обманул. Обязательно обманул. Как же мне вас не обмануть-то, таких доверчивых? Оперативников обманывать - моя гордость, моя радость.
- Со следа свел? - вскричал Тараканов.
- Обязательно свел! - веселился Носкорвач. - Я ведь камикадзе. Знаете, у японцев были такие камикадзе? Их сажали в торпеду, и они мчались на корабль. Они корабль взрывали, но и сами, конечно, отдавали концы. Вот и я в конце концов взорвусь. Правда, я кармановский камикадзе, торпеды у меня нету - шкаф с носками.
Носкорвач размахивал рукавами, но тут в бильярдную быстро влетели два милиционера и увели его под крики: "Осторожно, вхрываюсь!"
Капитан со старшиною кинулись на улицу, прыгнули в двустороннюю машину и помчались на улицу Сергеева-Ценского. Они ворвались в дом, рухнули в погреб, разбросали брюкву, выскочили на улицу через потайную дверь и остановились около бурьяна.
Над бурьяном висело странное облако. Абсолютно круглое и мутное, оно имело в диаметре около трех метров. Из-под облака, откуда-то снизу доносились гулкие, как удар колокола, звуки.
- Кто-то бьется головой о бак, - предположил Тараканов.
- Проверьте, - скащал капитан, - только осторожно!
Старшина вынул наган и двинулся к бурьяну.
А покинутый милицией гражданин Лошаков долго еще стоял у бильярдного стола, глядел на стул, которым забил немыслимого свояка, вспоминал минуты своей славы и триумфа.
Потом он покачал печально головой, прощаясь с бильярдной, вышел на улицу и отправился куда-то, вероятно, разыскивать все-таки город Курск.
"Хорошо хоть стольник вернулся, - думал он. - Да и на сорок рублей удалось, пожалуй, нахамить. Одна "свинья двухмордая" червонца стоит".
Глава 8. Капитанский кашель
Облако, странное облако висело над бурьяном. То, казалось, в облаке этом мелькает радужная пыль, то вроде моль, то мыльные пузырьки или цветочки липы.
Но не было в облаке ни моли, ни пыли, в нем были только чувства. Это облако состояло из чистых человеческих чувств, прозрачных и нежных, в которых не было ничего мутного, ничего пыльного. Это было облако истинной и нежной любви.
Обойдя облако слева, старшина Тараканов раздвинул бурьян и даже не понял поначалу, что он увидел. Он отпрянул и нервно взвел курок, а после снова сунул в бурьян усы. Приглядевшись, он сообразил, что видит двух человек, которые обнимают оцинкованный бак. И один из них, в котором старшина с трудом узнал Куролесова, бьется в бак головою, приговаривая:
- Но я же люблю, люблю!
Боком, боком старшина вывалился из бурьяна и обратился к старшему по званию.
- Разрешите доложить, - шепотом сказал он, убирая оружие. - Там Куролесов бьется головою в бок. С ним какая-то баба белого цвета.
- Что за белая баба? - вздрогнул капитан и решительно шагнул в бурьян. Довольно скоро, впрочем, он вышагнул обратно, зацепив известное нам облако правым плечом.
- Мда... - сказал он. - Непонятная история... неясно... неясно...
- Кажется, они борются за обладание баком, - предположил старшина. - Возможно, в баке находится что-то ценное, какая-нибудь важная улика. Вот Куролесов и вцепился в бак.
- Вряд ли, - сказал капитан. - Слышите? Они целуются!
- Фу, неловко-то как! - застыдился старшина. - Ой, как мне неудобно!
- Надо его оттуда как-то вызвать. Только поделикатней.
- Хотите, я его кашлем вызову?
- Как это?
- А вот так: кхе-кхе-кхе. - И старшина деликатненько закашлял.
Некотое время они поджидали, какое впечатление произведет Таракановское "кхе-кхе-кхе". Никакого эффекта не последовало, только раздался особенно гулкий удар в бак, от которого облако любви подпрыгнуло повыше.
- Чего тянуть и кашлять? - раздосадованно сказал старшина. - Пойду сейчас и арестую обоих, а бак отберу, как вещественное доказательство.
- Товарищ старшина, вы эти старые методы бросьте. Сейчас не те времена. Ладно, я сам кашляну, черт подери!
Капитан набрал в грудь воздуху и что есть силы кашлянул:
- Гррррхххммм!
Через две, как потом подсчитали, секунды из бурьяна выкатился всклокоченный Куролесов. Он растерянно озирался, дожевывая очередной огурец.
- Товарищ капитан, - сразу, с ходу начал он, - нужно срочно в Глухово. Они ушли в Глухово к Хрипуну. Это ведь был сам Харьковский Пахан.
Глава 9. Раздвоение облака
Потягивая за собою бак, из бурьяна вскорости выбралась и Шурочка.
- Вась, это кто же? - изумленно спросила она.
- А это наш председатель колхоза, - сразу нашелся Куролесов, делая капитану бровями знаки-намеки, - а уж это бригадир - товарищ Тараканов.
- Уй, какие усы! - засмеялась Шурочка. - Вась, отрасти себе такие!
- А вас как звать-величать? - по-председательски строго спросил капитан.
- Шурочка я, Александра.
- Хорошее имя, - одобрил бригадир, довольный похвалою в адрес усов. - Бодрое имя! Как у Пушкина!
Шурочка потупилась в сторону бака.
- Где проживаете? - спросил председатель.
- В городе Картошине. Улица Сергеева-Ценского, 8.
- Позвольте-позвольте, это в Карманове улица Сергеева-Ценского.
- У нас тоже. Мы от Карманова не отстаем.
Старшине Тараканову хотелось задать какой-нибудь вопрос, желательно колхозно-бригадирский.
- А как у вас в Картошине с картошкой? - деловито осведомился он.
- Хорошо, - обрадовалась Шурочка. - Из Кашина привозят. Синеглазку. Ну, такую картошку с голубыми глазами.
- Вы любите синеглазку? - кокетничал старшина.
- Уй! Натурально!
- Да-да! - сказал капитан. - Синеглазка - хороший сорт, но нам сейчас не до картошки. Мы ведь по срочному делу. - И тут капитан хлопнул Васю по плечу. - Надо налаживать механизацию. Понял? Поехал в Карманов, а технику не отремонтировал? Нехорошо, товарищ!
- Да как же товарищ ка... председатель? Редуктор перебрал и гусеницы откувалдил.
- Многое, очень многое нам еще надо откувалдить, дорогой товарищ.
- Ты уж, Васьк, прости, - встрял и Тараканов, - но я как бригадир должен поддержать товарища ка... председателя. Кувалдить так кувалдить!
- Давай, давай, Вася, срочно прощайся с гражданкой... машина ждет. Вы уж простите, Александра, Вася у нас мастер, без него, как...
- Как без пассатижей! - подсказал старшина новую техническую мысль.
- Шура, - сказал Вася, - пойми... отойдем в бурьян.
Они отошли в сторону, и облако заколебалось, заволновалось.
- Ты, главное, не беспокойся, - говорил Вася, - Поезжай в Картошин, и будь в Картошине. Я тебя найду. Только в Картошине будь. И оставь для меня в баке хоть пару огурцов.
- Обязательно, обязательно оставлю. Килограмма два точно.
Вася оттолкнул бак, крепко обнял Шурочку и выбежал из бурьяна.
И облако немедленно разделилось на две части. Одна часть полетела за Куролесовым, а другая осталась на месте. Когда-нибудь они снова воссоединятся, найдут друг друга, сольются в одну большую грозовую тучу, и тогда разразится такая гроза, такой грохнет гром...
Отчего-то взгрустнулось Шурочке. Вася ведь ей и вправду понравился. Хороший все-таки, чувствуется, парень. Конечно, он все врет, никакой он не тракторист и в подвал попал неизвестно почему. А эти, конечно, не колхозники, а скорей всего оперативники, да ведь не в этом дело. Дело в том, что парень хороший.
- Ладно, - решила она, - поеду в Картошин и буду ждать.
И она поехала в город Картошин с остатками облака над головою и с огурцами в баке и терпеливо ждала. Ждала и ждала. Долго.
Глава 10. Хрипун
Шофер Василов, дремавший в в двусторонней машине под газетой "Вечерний Карманов", был мигом разбужен.
- Глухово! - крикнул старшина ему в ухо.
- Спокойнее, - поморщился капитан. - Глухово - тихое слово.
- Там был третий в кустах, - скороговоркой докладывал Куролесов. - Я - за ним. Он - меня в погреб. Я - прошу слова. Он - пистолет. Выстрел! Смерть!
- Налево... направо... - командовал старшина, - проедем Спасское... вот и Глухово.
Машину повернули к деревне бортом "Спецобслуживание", а капитан и старшина стали переодеваться. Под задним сиденьем нашлись драные телогрейки, ржавый топор, пила. Переодевшись, помазав немного лбы свои машинным маслом, Болдырев и Тараканов превратились в людей совершенно неизвестной профессии. С такими лбами и инструментами они могли сойти за монтеров и за слесарей, за специалистов по строительству колодцев, за разжалованных трактористов, за строителей придорожных коровников.
- Будем просто пильщиками, - сказал капитан Болдырев.
- Кому дрова пилить-колоть? - вскричал старшина, вылезая из машины.
С таким призывом вошли они и в деревню Глухово.
Призыв долго оставался без ответа.
- Эй, да что вы, радетели, - заметила бабуся, сидящая под рябиной, - у нас все дрова давно поколены.
- У меня самого пила "Дружба", - длбавил кнутовидный какой-то человек, который вез на тележке мешок с хлебом. - Очень вы нам нужны!
На это и делали свой тонкий расчет старшина с капитаном. Они вовсе не собирались пилить, пила и топор были маскировочным материалом.
- Извините, гражданин колхозник, - сказал старшина кнутовидному мужчине, - а нам один человек из вашей деревни, по прзвищу Хрипун, сказал, что наша работа нужна. Где он живет, Хрипун-то этот?
Так разумненько и осторожно старшина выведывал адрес Хрипуна. Кнутовидный остановил тележку, внимательно оглядел пильщика.
- Ах, вон ты чего, милок! Хрипуна ищешь? Так Хрипун-то - это я!
Капитан замер от ярости. Ему казалось, что старшина слишком уж прямо, слишком в лоб вел свои расспросы, и вот - на тебе! Попал в десятку. Капитан отвернулся в сторону, дескать, теперь уж, товарищ старшина, выпутывайтесь самию
Старшина между тем ни секунды не растерялся. Он заулыбался, закрутил усы, закричал радостно:
- Хрипун! Хрипунище! Золотой ты мой человек! Да это же все твоя кепка проклятая! Под кепкой я тебя и не признал! Хрипуша, золото мое! А я ведь приехал тебе дрова пилить, помнишь, ты прошлый год наказывал?
Тут старшина бросил пилу на землю и стал обнимать Хрипуна.
- Чего тебе надо? Чего надо? - отбивался Хрипун. - Первый раз вижу! Отойди, не целуй меня! Мне противно!
- Ах, вон ты так! - орал на всю деревню Тараканов. - Сам звал в гости, а теперь от ворот поворот?!
- Где? Где? Где? - отбивался Хрипун. - Где я тебя звал?
- В пивной, Хрипун-голуба, в пивной в Картошине!
На все эти крики и разговоры из соседних палисадников стали объявляться колхозники и чужие люди. Разинув рты, они издали слушали и шушукались.
- Я не хожу в пивные! Не хожу! - орал Хрипун.
- Не ври, не ври! Еще креветок брали! Эх, ты, а еще Хрипун! Сам звал в гости дрова пилить. А я-то, дурак, с другом приехал, с ка... с капи... с Капитоном! Вот, Капитоша, как Хрипун друзей встречает! Что же ты, Хрипун? Угостил бы хоть помидорчиками маринованными!
Капитан Болдырев понял, что пора поддержать старшину, который обижался на Хрипуна все сильнее. Он подошел поближе к Хрипуну, обнял его, и строго поцеловал в губы.
- Здорово, Хрипун, - сказал он, обтираясь рукавом телогрейки.
- И этот целуется! - отпихивал его Хрипун. - Что вам нужно? Дрова пилить? Ладно, идите за мной.
Он прокатил тележку по улице, свернул в проулок, отворотил ворота, завел капитана со старшиною куда-то за сарай, за которым валялись два длинных и корявых березовых бревна.
- Дрова хотели пилить? Пилите, гады!
Глава 11. "Разрешаем открыть люк"
Не взяли Васю в деревню, не взяли.
- Да поймите же! - укорял капитана Куролесов. - Пахан меня увидит - с ума сойдет от ужаса. Он ведь меня убил, а я как новенький.
- Убьет во второй раз. И не дрогнет. Так что жди в машине. Надо будет - позовем.
Вася маялся на заднем сиденье. Басилов снова накрылся газетой и заснул. От его храпения газета приподнималась, и Вася тогда видел заголовок какой-то статьи: "Разрешаем открыть люк". Что это был за люк, прочитать не удавалось.
Из машины виднелась деревня и особенно крайний двор, над которым торчала такая длинная антенна, как будто хозяин принимал волны из Рио-де-Жанейро. Странно, что антенну до сих пор не сломал ветер.
Длина антенны нагоняла на Васю далекие мысли. Он снова вспоминал выстрел и погреб, особенно Шурочку. Часть облака, которую он увез с собой, маячила над машиной, но Вася облака не видел, он его только чувствовал.
- Какая хорошая девушка, - вспоминал Вася, - самостоятельная, огурцы соленые любит.
Вася долго еще думал о Шурочке, и все его мысли как-то крутились около фразы: "Самостоятельная, огурцы любит".
Вася вспомнил бурьян и поцелуи, снова чувствовал в своих объятиях приятный холодок эмалированного бака. Он мечтал, а шофер Басилов храпел, показывая время от времени крупные черные слова на газете: "Разрешаем открыть люк".
"Неизвестно, какой люк, - думал Вася, - но хорошо, что разрешают открыть. Но вообще-то жизнь - штука сложная, и куда тут открыть люк: в сторону милиции или тракторизма? Неясно".
Вася долго еще думал про люк личной жизни, потом хотел немного подумать, как Шурочка любит огурцы, но не стал, потому что при чем же здесь огурцы? Важно, чтоб была хорошая душа, а уж если хорошая душа - она огурцы соленые обязательно любит.
В машину залетела пчелка. Басилов спал, а Вася ловил пчелку. Поймал, выпустил в форточку, и вдруг его неудержимо потянуло на улицу. Он даже не мог понять, что такое его тянет и куда. А это тянуло облако, которому надоело одиноко болтаться над брезентовой крышей автомобиля.
Вася приоткрыл дверцу, выбрался на улицу, и облако подпорхнуло к нему, окутало голову. И облаку и Васе полегчало.
Куролесов прошелся, промялся, глянул на деревню и вздрогнул. Он увидел, что антенна у крайнего дома закачалась и вдруг рухнула на землю, переломившись пополам. Только после этого донесся из деревни выстрел. Облако заволновалось, потянуло Васю в сторону. Он прыгнул в придорожную канаву, заросшую бурьяном и затаился.
Глава 12. Пиление березы
Приходилось пилить.
Они выкатили березу из-под навеса, приладились и начали.
Хрипун с минуту поглядел на них, взял топор, потрогал большим пальцем лезвие и сказал:
- Туповат. Пойду на бруске поточу.
Он завернул за угол сарая с топором и тележкой, слышно было, как в доме хлопнула дверь.
- Точно попали, - сказал старшина. - Пойдем за ним, вроде бы воды попить.
- Я уже вспотел, пока с этим дубом целовался.
- Тьфу! Что за пила! Не пилит!
- Да вы не дергайте, товарищ капитан! А пила как пила - вещественное доказательство. Помните? Кража в хозмаге.
- Тупая! Неразведенная!
- Да вы не дергайте! Пилите мягче!
Из-за сарая между тем вышла какая-то баба и остановилась, глядя на пильщиков.
- Баба какая-то, - шепнул старшина. - Пилите, пилите, товарищ капитан! Баба смотрит! Да вы не дергайте!
- Сам не дергай! - сквозь зубы прошипел капитан.
- Извините, товарищ капитан. Не ругайтесь. Баба смотрит. Наверно, хозяйка Хрипуна.
Постояв минутку, баба скрылась за углом.
- Ей понравилось, как мы пилим, - сказал старшина. - Я видел на ее лице удовольствие. Ладно, хорош. Пошли воду пить. На месте сориентируемся. Главное, взять Пахана врасплох.
Однако ориентироваться им пришлось не сходя с места.
Из-за сарая снова вышла баба, на лице которой было написано удовольствие, а с нею другая. У другой на лице удовольствия не было.
Увидев пиление березы, она вдруг ззакричала:
- А-а-а-а! Кто? Не дам!
Тут она подлетела к старшине Тараканову и схватила его за усы.
- Не дам! Не твое! - как сумасшедшая орала она. - Не имеешь права! Ты ее сажал? Ты ее валил? Не твое! Не дам березу пилить!
На этот крик из-за сарая повалили мужики и бабы.
- Позволь, хозяйка! - орал старшина. - Нам хозяин велел пилить. Хрипун. Пошел топор точить.
- Не да-а-а-ам! Не твое! Не тронь, усатая морда!
- Где Хрипун? Где Хрипун? - орал старшина, отбиваясь от наскоков.
- Ну, я Хрипун, - сказал низкорослый с одним глазом дядя, выходя из толпы. - В чем дело?
- Ты Хрипун? - растерялся старшина. - А г-где другой Хрипун?
- Это какой другой? Лешка, что ли?
- Ну я Лешка Хрипун, - сказал новый Хрипун, вылезая из-за поломанной телеги.
- Да что вы все, что ль, Здесь Хрипуны? А где Хрипун, что хлеб на тележке вез?
- Да это дядя Митяй! Третий дом по красному посаду.
Тут вся толпа, дергая старшину и капитана за локти, повалила вдоль красного посада. Какие-то шавчонки гавкали и вертелись под ногами, галдели Хрипуны, и баба орала про березу: "Не имеешь права мою березу пилить! Не сажал!"
Добежав до третьего дома, хозяйка березы взлетела на крыльцо и принялась колошматить в дверь
- Выходи, Митяй! - колотилась она. - Выходи! поговорим про березу!
Дверь распахнулась, и на крыльцо вылетела толстая тетка в галошах на босу ногу. Она скрестила руки на груди и закричала с места в карьер:
- А ты мне всю усадьбу истоптала!
И в этот момент, когда все внимание толпы переключилось на крыльцо, капитан дернул старшину за рукав, они нырнули в щель между баней и забором и тут же увидели за баней две фигуры, которые, крадучись, бежали к скотному двору.
- Стой! - крикнул капитан.
И тут одна фигура поворотила к ним Квадратную свою Будку, приложила к носу черную фигу. Из фиги блеснуло громом, грохнуло огнем, и раздался выстрел.
Пуля ударила в пилу. Пила взвизгнула, а пуля дьвольским рикошетом ринулась на край деревни и перешибла известную нам телевизионную антенну.
Глава 13. Басилов
Вася видел из бурьяна, как по дороге мчатся к машине два человека. Он сразу узнал Квадратную Будку, за которым скакала Зинка.
Шофер Басилов по-прежнему спал под разрешением открыть люк.
Добежав до машины, Пахан тут же принялся стучать в стекло. Басилов недовольно снял с носа газету:
- Чего такое?
- Подвези до парома! До парома подвези! Даю трешку!
- Сколько?
Пятерку.
Басилов развернул газету и накрыл "люком" нос.
- Червонец даю, слышишь?
- А на бензин? - спросил Басилов из-под газеты.
- На бензин прибавим.
- Ну ладно, ладно, - сразу засуетился Басилов, скидывая газету. - Скорей, скорей, а то меня начальство заругает. Быстро! Ну!
Пахан, а за ним Зинка залезли, пихаясь, в машину, Басилов нажал на педаль, поддал газу, взревел, развернулся и, вздымая пыль, двусторонняя машина рванула в сторону канала Москва - Клязьма.
Вася не знал, что и делать. В первый момент он хотел прыгать из бурьяна Пахану на загривок, но, пока прицеливался, машина умчалась. Пыль, только пыль стелилась над дорогой. Впрочем, не успела пыль улечься, как поднялись новые клубы, и чудесная двусторонняя машина примчалась обратно. Басилов поставил ее точно на то же место, достал газету, накрыл нос и сразу заснул.
Со стороны деревни тем временем послышался гул. На дороге показались два человека, которые стремглав неслись к машине. За ними валила толпа народа, доносились крики:
- Держи пильщиков!
Капитан подлетел к машине, стукнул в стекло.
- Здравия желаю, товарищ капитан! - вскричал шофер, роняя газету.
- Где Куролесов?
- Здесь я, здесь!
Скорей в машину! Быстро! Быстро! Разворачивайся!
Пыльная толпа надвигалась.
Впереди бежала низенькая старушонка, которая кричала:
- Не дам березу пилить!
- Гони! - крикнул старшина, и двусторонняя машинапрянула от толпы.
Надоедливая старушонка все-таки догнала машину, стукнула кулачком в заднее стекло.
- Ты ее сажал?
- Плохи дела, Вася, - задыхаясь, рассказывал капитан. пока Басилов с трудом отрывал машину от старушонки, - Упустили.
- Да я их видел, - сказал Вася.
- Где?
- Да тут неподалеку. Но не стал с ними связываться. Вы сами не велели.
- Куда же они делись?
- Куда-куда?! - зевнул Басилов. - Я их и подвез. Попросились до парома, вон до канала Москва - Клязьма, три километра.
- На госбензин? - вскричал Тараканов. - На госбензин бандитов возишь?!
- А мне что? Время у меня было. Пассажир есть пассажир, а на бензин они мне дали.
- Под суд пойдешь, - спокойно пояснил капитан Болдырев. - Гони! К парому!
- Под суд, под суд, - ворчал Басилов. - За что? У меня время свободное, почему бы и не подзаработать? Пассажир есть пассажир, лишь бы платил хорошо и на бензин добавлял. А чего мне, стреляться с ними? У меня и пистолета нет. У Васьки тоже.
- Гони! - кричал капитан.
- Пассажир есть пассажир, - бубнил Басилов. - Довез до парома, там и осадил. Ну, рассчитались все честь по чести, но и я лишнего не просил. Ну, на бензин добавили, стали парома ждать.
- Так они уже на друглом берегу! - кричал Тараканов.
- Вряд ли, - сказал Басилов. - Я на всякий случай канат перегрыз.
- Какой канат?
- Паромный.
- Как перегрыз? Зубами, что ли?
- Зачем зубами? - обиделся Басилов. - Напильником.
Глава 14. Тело в канале
Про этот канал рассказывали, что его решил построить еще царь Петр Первый, который затеял снабдить Москву водою из Клязьмы, а уж Клязьму - московскими товарами.
Но все это было вранье и искажение исторической правды.
Строил этот канал действительно Петр, но не Первый, А Перлов - директор заготовительной конторы.
Строить его он начал собственными силами прямо от порога конторы. Налево канал шел к речке Клязьме, направо - к Мрскве.
К сожалению, канал не дотянулся ни до Москвы, ни до Клязьмы, Петра Перлова уволили, а кусок канала так и остался лежать на земле.
- Паромщик! Паромщик! - кричали два человека, бегая по бетонному берегу канала.
- Канат лопнул! - сварливо отвечал паромщик с того берега. - Ждите починки.
Когда зафырчал, заревел сзади "ГАЗон", Пахан и Зинка кинулись к машине, на которой приехали. Теперь только Басилов мог их выручить.
- Ложись! Все на дно! - приказал капитан. - Басилов, работай!
- Какая уж тут работа? - ворчал Басилов. - Сейчас кокнут - и вся работа. Зачем, дурак, канат перегрыз?
Машина стала, и Квадратная Будка подскакала к окошку.
- Четвертак! - задыхаясь, крикнул Пахан. - Четвертак до Картошина.
- Мало, - Зевнул Басилов и прикрыл нос газетой.
- На бензин прибавим.
- Да что вы там прибавите? - твердил Басилов, не высовывая из-под газеты нос. - Прибавят рубль и уже орут: мы прибавили, мы прибавили. Мало. Ясно?
- Червонец добавим! - закричал Пахан.
- Деньги вперед, - сказал Басилов и откуда-то из-под газеты высунул стакан, который оказался почему-то у него под рукой. - Ложи в стакан.
Пахан полез в карман, достал какие-то рубли, стал пересчитывать, и тут капитан со старшиной выскочили из машины и навалились на него.
Вася замешкался. Ему надо было вывести из строя Зинку, но как это сделать? За руки, что ль, ее хватать?! К т ому же свербила мысль, что это мамаша Шурочки.
- Ложись, Зинка! - крикнул он. - Ложись! Мы с Шурочкой обо всем договорились!
- Чего? - крикнула Зинка. - Кто?! Ты?
- Ложись! Не лезь в это дело!
Но Зинка в дело влезла немедленно. Она ударила Васю поддых, кинулась к капитану и укусила его за коленку. Капитан ослабил хватку, и Пахан вырвался. Не раздумывая ни секунды, одним махом прямо с бетонного берега он прыгнул в канал.
Его огромное черное тело упало в воду, как куб угля, и сразу пошло на дно.
Долетев до дна, Пахан коснулся его ногами и дико толкнулся вперед и вверх, вынырнул, глотнул воздуха и снова углем рухнул на дно. Он, оказывается, совсем не умел плавать и так, огромными прыжками, отталкиваясь ото дна, передвигался на другой берег.
Напрасно капитан и старшина пытались стрелять. Угадать, где в другой раз выпрыгнет он из воды, было невозможно. То там то сям выныривала вдруг моржовая рожа. фыркала и ухала на дно.
И тут новое тело, не раздеваясь, плюхнулось в канал. Это было тело Васи Куролесова.
Глава 15. Второе убийство
Мокрый и дрожащий, в пиджаке, с которого текло, босиком - ботинки остались на том берегу - Вася сидел в ольховом кусту, поджидая Пахана.
Моржовая будка допрыгала тем временем до берега. Чертыхаясь, на четвереньках Пахан полз по бетонной плите наверх, к лесу. Он полз и полз прямо к тому кусту, в котором таился Куролесов.
И Вася выступил навстречу, подняв к небу мокрые кулаки.
- У-у-у-у... - дрожал он. - У-у-у-убица! Это ты убил меня и завалил брюквой? Ты? Отдай мне часики!
- Чего? - потрясенно спросил Пахан, протирая ладонью нефтяные очи. - Кто убил?
- Ты, Пахан-собака, ты убил и брюквой завалил. Отдай мне часики! О, как мне холодно под брюквой, холодно мне... Отдай часы с музыкой!
Вася синел и зеленел прямо на глазах, только нос его оставался по-прежнему белым и лиловым. А над головой Куролесова маячило облако, которое тоже синело, зеленело и дрожало, пугая Пахана.
- Зачем ты убил меня, Пахан? Ведь я же хороший. Я ведь был от Фомича, а ты меня убил, и пуля попала в сердце. На, гляди, что ты наделал, - тут Вася задрал рубаху и показал свой синий живот и совершенно целое сердце. - У-у-у! Убийца ты, Пахан! Каин, зачем ты убил брата своего, Авеля?
У Васи, кажется, начинался настоящий бред.
- А потом пришел Мишка и сказал, что морковь слаще, а папа ударил Петю, потому что Басилов только думает на бензин, когда уже звездочки взошли...
Облако совершенно возмутилось. Оно в первый раз слышало про убийство, потому что зародилось немного позднее. Услышав такое, оно отодвинулось подальше, заволновалось, забурлило и, разогнавшись, изо всей силы въехало Пахану в лоб.
Пахан зашатался.
Удар получился не такой сильный, вроде как диванной подушкой, но сам факт - облако, бьющее по лбу, - потряс Пахана. И действительно видывали мы перистые облака, видывали кучевые. Облако дерущееся - это был первый случай в отечественном облаковедении.
- Облака на меня напускаешь? - прохрипел Пахан. признавая наконец Васю. - Я тебя убил один раз, но полагается дважды.
Он выхватил пистолет и... но пистолет не выхватился. Пахан шарил в мокром кармане.
- Где? Где пушка? - хватался он за пиджак. - Утопла? Пушка утопла!
Да, дорогие читатели, пушка утопла во время адских подводных прыжков, вывалилась из кармана и растворилась в солоноватых водах канала Москва - Клязьма.
- Холодно мне, Пахан, - говорил Вася, икая. - Дай мне горячей брюквы, согрей мне ноги шерстью барса. Спасибо, что ты меня убиваешь во второй раз, дай я обниму тебя.
И Вася пошел к нему. жалобно улыбаясь и протягивая скрюченные пальцы.
Пахан попятился.
В этот самый момент облако разогналось посильнее и только хотело ударить пыльной подушкой, как из кустов выскочила рыжая собачонка маленького роста. Это был Матрос, который вырвался наконец из тюремного заключения. Не раздумывая ни секунды, Матрос вцепился Пахану в зад, а облако грохнуло по макушке.
Отбиваясь от облака, стряхивая со штанов Матроса, Пахан пятился назад, к каналу, из вод которого торчали, между прочим, еще четыре руки, в которых жители деревни Глухово легко опознали бы руки, пилившие березу.
Эпилог
До чего же надоел Куролесову преступный мир со всеми его засадами, погонями, выстрелами!
"Хватит, - думал Вася, отправляясь на электричке в деревню Сычи. - Останусь трактористом, женюсь на Шурочке, станем поросят держать".
Облако Васино летело за ним за электричкой и радовалось, что Вася решил остаться трактористом. Особенно почему-то нравилось облаку, что Вася с Шурочкой станут держать поросят.
Пару недель поработал Вася в колхозе и стал просить отгул. Отгула ему не дали, и Вася, тоскуя, стал писать в Картошин письмо:
"Здравствуй, дорогая Саша!
Отгула мне не дали. А как дадут, я сразу приеду. А сейчас отгула никак не дают. Когда дадут отгул, я сразу приеду, а без отгула приехать не могу, потому что нельзя ехать, раз отгула нету. Не дадим, говорят, отгула, и вот я все жду, а отгула все нет и нет. Если б был отгул, разве ж б я сидел? Плохо мне, Саша, без отгула..."
Здесь Вася приостановился, задумался, о чем бы еще написать. Да чего писать, раз отгула нету? Надо кончать письмо и написать, что он ждет ответа. Но как он ждет? С какой силой? Он долго думал и так закончил: "Жду ответа, как темное царство луча света".
Вася отправил письмо, и не успело оно еще доехать до города Картошина, как ему дали отгул.
Вася взял отгул, захватил еще мешок картошки в подарок и поехал в город Картошин. За ним увязался Матрос и, конечно, облако.
Вася легко разыскал улицу Сергеева-Ценского, дом 8, стукнул в дверь.
- Саша! Здравствуй! Вот и я, наконец! А это тебе мешок картошки в подарок!
- Вася! - обрадовалась Шурочка. - Заходи! Заходи! Помнишь, как мы с тобой целовались?
- Конечно, помню, - сурово отвечал Куролесов. - Как такое забыть? Огурцы-то еще не все съела?
- Кажется, один огурец остался!
Вася прошел в комнату, и облако шмыгнуло за ним, а Матрос остался на крыльце.
В комнате было уютно, а на диване сидел человек в синих носках, который хрумкал каким-то огурцом. Облако заволновалось.
- Познакомься, Вася, это мой муж Николай Иванович, тоже огурцы любит. Кажется, он и съел последний огурец. Коль, ты что, последний съел?
- Слушай, Шурк, - сказал Николай Иванович, - жрать охота, а, кроме огурцов, в доме нет ничего.
- Как это нет?! Вон Вася мешок картошки привез!
- Неужто? - закричал Николай Иванович и подскочил от счастья на диване. - Давай сварим скорее в мундире! Вася, милый, садись на диван.
- Спасибо, спасибо, - солидно говорил Куролесов. - А я дуиаю: дай зайду, погляжу, как Шурочка живет, картошечки подброшу.
Пока Вася усаживался да варили картошку, облако поболталось по комнате, отыскивая свою вторую половину, но ничего не нашло и вылетело через форточку на улицу. Тут оно и улеглось на крыльце рядом с Матросом.
- Вася! Приезжай к нам еще! - требовал Николай Иванович, поедая уже сваренную картошку. - Мы с Шурочкой гостей любим.
- Слушай, Саша, - сказал Вася, а как насчет облака? Ну, помнишь, которое раздвоилось?
- А я его засушила и положила в книгу. Вроде как цветок.
- В какую еще книгу?
- "Приключения Васи Куролесова". Читал?
- Просматривал. А мое облако еще дышит и летает.
- Ну, Васьк, ты тоже не прав. Я долго ждала, облако и засохло.
- Какое еще облако? - требовал пояснений Николай Иванович. - Ешьте картошку, черти! Вкусная!
- Синеглазка, - отвечал Вася. - Ну, я пошел, мне надо еще в магазин "Канцтовары".
Шурочка вышла проводить его на крыльцо.
- А нашу улицу переименовывают, - сказала она. - Вместо Сергеева-Ценского будет просто Сергеева, тоже писатель такой есть. Леонид.
- И в Карманове переименовывают, - сказал Вася. - Там будет просто Ценского. Правда, такого писателя, кажется, еще нету.
- Будет! - торжественно сказала Шурочка.
- А бак-то где? - спросил Вася. - Где бак из-под огурцов?
- А мы в нем теперь белье мочим.
- Вот здорово! - сказал Вася и засмеялся.
Так, смеясь над баком, он и расстался с Шурочкой и пошел по городу Картошину. Хороший был, между прочим, город. Акации! Шиповник! Каланча! Ого! Здесь можно жить!
Так и шел Вася по городу Картошину, а над ним плыло его облако, и бежал за пятками Матрос.
- А может, все-таки в милицию? - думал Куролесов. - Пойти и отдаться в руки капитану! Ладно, дай хоть загляну ненадолго в Карманов.
Вася вышел на дорогу, по которой мчались машины и велосипеды, и зашагал по обочине к городу Карманову, но, к удивлению, он попал под вечер в город Курск.
Чего никак не скажешь про нашего любимого гражданина Лошакова.
Он-то как раз подходил к городу Карманову, только с другой стороны.
___________