Повесть


Алексей Леонов
Рисунки Т. Капустиной

   День вечереет, небо опустело. Гул молотилки слышен на гумне... Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне.  (И. Бунин "Вечер")

 
   1.

   Вечер был тихий, такой тихий, что Леньке стало жутко в не достроенном еще шалаша и стало казаться, что в канавах сада, за деревьями, в кустах и яблонях кто-то таится и вот-вот выскочит и набросится на него.
   Ленька жался в угол, смотрел на вход, старался не бояться, но страх не отступал. Шевельнется подсохшая листва на верху шалаша, пискнет в кустах птица - Ленька хватается за топор, ждет чьего-то появления. Никто не подходит.
   Мать говорила ему, что караулить по ночам сад еще рано, на яблонях зеленая завязь - она и днем-то никому не нужна, а ночью за ней вовсе никто не пойдет. Ленька и сам об этом знал, но ему захотелось переночевать в шалаше, хотя и не покрытом до верха, с просветом в небо.
   Леньку поставили сторожить сад с весны. Сажал он как-то вечером у своей избы деревья - принес из леса березок, осинок, дубков - задумал вырастить рощу под окнами. К нему подошел колхозный председатель, Василий Власович, побеседовал, спросил потом:
   - А ты садовником стать не хочешь, если я тебя поставлю в колхозный сад?
   - Не знаю, - ответил Ленька. - Если мать велит...
   - При чем тут мать? Ты сам решай - не маленький.
   Ленька и сам считал себя не маленьким, ему шел четырнадцатый год; он в доме был за хозяина, как отец ушел на войну, работал наравне со всеми в колхозе.
   - Завтра же выходи с ножовкой и опиливай сухие суки на яблонях, - сказал председатель.
   - Ладно, - согласился Ленька, втайне радуясь, что будет садовником.
   Рядом с садом был семенной участок гороха и высажены капуста и огурцы, все это отдали Леньке под охрану. Дел у него с первого выхода в сад было много. Три года сад находился без присмотра. В кронах яблонь оказались сухие сучья, от корней поднимались дикие побеги. С утра  и до заката солнца он лазил по яблоням и опиливал сушь, потом строил шалаш. Теперь надо было сторожить все от набегов ребят, от скотины...
   Еще недолог был вечер, не дошло время до полуночи, Ленька собрал свой инструмент, выскочил из шалаша и по травянистой дороге понесся к деревне. Леньке казалось, что его кто-то настигает, несется за ним по придорожным кустам. Не переводя дух, не оглядываясь,  он добежал до первой избы, перешел на шаг, чтобы вдруг не увидели его испуга.
   В избе жила солдатка Прасковья Прокошина, с дочерью и со свекровью. Они ужинали при свете лампы. Ленька остановился напротив окна, посмотрел через окно в избу. Все спешили есть. Он подумал, что они боятся много пожечь керосина - торопятся с ужином - и ему стало смешно от этого, и страх, выгнавший его из сада, совсем исчез.
   Ленька пошел через выгон к плотине пруда.
   У пруда от воды было прохладнее. Под корнями ракит бились караси. Леньке захотелось вынуть кубарь, посмотреть, есть ли в нем рыба, но донеслись с околицы ребячьи голоса, и он оставил кубарь до утра.
   В доме Ленька никому не показался. Спрятал на погребе инструмент и подался навстречу ребятам.
   Он стал с ними пересвистываться издали. У двух изб его обругали, что будоражит безо времени, отдыха не дает людям. А Ленька не мог идти тихо. Он чувствовал в себе силу и смелость.
   Ребята шли как большие, занимая всю дорогу. Ленька  остановился, подождал. Их было четверо. Первым подошел к нему Васька Федосин, заговорил:
   - В саду не остался?
   - Пришел на время. Опять пойду, - ответил Ленька.
   - Не страшно одному?
   - Нисколько. В шалаше сидишь, как в избе. Можно и горнушку зажечь - при огне еще веселее будет.
   Ленька отвечал с неожиданной для себя уверенностью, словно он и вправду не испытывал в саду ни малейшего страха.
   - Каждую ночь теперь будешь караулить? - спросил Шурка Белый.
   - А как же. Не караулить нельзя. Коробочные все оборвут.
   - А если их много придет? - спросил Васька.
   - Вас позову. А председатель обещал ружье дать или обрез, - сказал Ленька.
   Он врал и следил за ребятами, как отнесутся они к его словам. Васька подступил к нему, спросил:
   - Правда?
   - Ей-богу!
   Васька обнял Леньку за плечо, сказал ребятам подождать, не ходить за ними, отвел его по дороге вперед, заговорил:
   - Знаешь что, я хотел тебе сказать, что мы  будем к тебе приходить, а то скучно. Картошку печь будем. Договорились?
   - Пойдем сейчас, - сказал Ленька. - Чего здесь делать?
   Все согласились идти в сад, радостно заговорили, стали предлагать Леньке свои услуги. Шурка Белый обещал взять из дома красноармейский котелок, принести в шалаш - в нем хорошо будет варить суп; Иван Нефедов предложил Леньке на время маленький топорик, немецкий, - он, об этом все знали, нашел его у конюшни, где при наступлении немцев стояла их походная кухня.

 
2.

   Ребята пошли к запруде, стали во тьме рассматривать молодые ракитки. В половодье прорвало плотину, а когда спала вода, они завалили промоину, и каждый здесь посадил по ракитке. Теперь они спорили, чья лучше принялась.
   В корнях ракит плеснула рыба. Ленька вспомнил о своем кубаре и решил посмотреть его.
   - Давай я достану, - вызвался Шурка.
   Ленька согласился - вода в пруду вечером теплая, но лезть в нее неохота и боязно, - показал место, где заброшен был кубарь.
   Ленька снял самошивные тапки, сбросил на траву штаны и сошел в воду. Он шарил по илистому дну перед собой и по сторонам ногами, уходил от берега и выше подбирал рубаху. Ленька командовал: "Бери к плотине. К хвосточку иди". Кубарь не находился. Федька Мирошкин стал поспешно раздеваться, но Шурка вдруг крикнул:
   - Попался! Достаю!
   Он скособочился, захватил кубарь за обруч и поволок его к берегу. Ребята спустились к воде, приготовились принимать кубарь. Вокруг было тихо, лишь от Шуркиных ног слегка плескалась вода.
   - Пустой, - сказал Ленька, вздохнув. - Рано вынули.
   - Она утром заходит, - сказал Васька. - Тащи назад.
   Шурка остановился, выпустил из руки подол рубахи и, нагнувшись, поднял кубарь над водой. С кубаря потекла вода - и вдруг раздался сильный шум, словно на пруд опустился ливень.
   - Есть, есть! - закричали ребята с берега.
   - Вот это да! Полный!
   Шурка передал им кубарь, сказал:
   - Я знал, что попалось. В воде слышно было, как билась о стенки.
   Он стал одеваться. Был горд, словно сам, своими руками наловил столько рыбы. Ребята наполнили рыбой пилотки - отобрали только крупных карасей, мелочь выбросили  в пруд - и снова, забросив в воду кубарь, направились через плотину к саду.
   Разговаривали о карасях. Если бы в сорок втором не сорвало плотину, рыбы было бы теперь еще больше. Сколько унесло с половодьем ее, самую крупную... За плотиной спохватились, что нет сковородки, на чем жарить рыбу, нет соли. Сговорились, кому что нести - разбежались, лишь Ленька остался на выгоне. Он посмотрел на деревню. Огней было мало. Во многих избах уже полегли спать. Теперь трудно было добывать керосин, но и до войны в летнюю пору спать ложились рано.
   Ленька вспомнил отца... Он поднимался с рассветом - и когда просыпался Ленька, в сенях уже лежал ворох струхек, а на телеге, с вечера оставшейся под окном разбросанной, уже сделана обвязка, положены грядки, дуги и набросаны доски. Уставал отец плотничать - садился перетягивать хомуты, а под вечер вил веревочные вожжи, вязал обрати и путы для лошадей, и, кроме всего, он успевал накормить скотину.
   Мать топила печку, кормила всех в завтрак, потом доминала коноплю - и от снопов, высушенных за ночь в печи, оставалась к обеду лишь костра и пенька; в обед мать снова кормила всех, потом ходила на стоговища дергать из-под снега сено, хорошее - ягнятам и теленку, плохое - корове. Находились у нее и другие дела: то птицу кормить, то штопка, то в погрею надо было - все дела, с утра раннего и до вечера.
   Зимой Ленька с утра обивал с крыши сосульки, присматривал за скворцами. Потом он уходил к сараям, где кипела работа будущих пахарей. Брат сразу задавал ему дело, и он помогал брату изо всех сил...
   Не успел Ленька перебрать в памяти, чем занималась сестра Полинка, она была маленькой, но и у нее были свои занятия, - подошел запыхавшийся Васька и сказал, что мать отобрала сковородку. Он взял ее тайком: просить - мать не дала бы, сковорода была одна лишь в доме; Нинка заметила, что он тащит и сказала матери. Пока Васька объяснял Леньке свою неудачу, подбежал Шурка, принес в горсти щепоть соли - не нашел больше, а в солонке было лишь столько. Федька пришел тоже ни с чем.
   - Постойте тут, - сказал Ленька. - Я скоро вернусь.
   Он перебежал плотину, поднялся вверх по тропинке к избам и постучал к тетке. Он слышал, в избе что-то стукнуло, но, казалось, долго никто не выходил, наконец скрипнула дверь избы, звякнула задвижка на сенной двери.
   Тетка приотворила дверь, спросила:
   - Ленька? Ты что? Заходи.
   Тетка Варя была из младших сестер Ленькиной матери.Восьми лет она осталась сиротой и да замужества жила в их доме. Ей пришлось нянчить Леньку с братом, и они ее звали не теткой, а няней.
   - Нянь, сковородку мне можно взять? - спросил Ленька. - Я в саду ночую - рыбу пожарить.
   - Возьми, - ответила Тетка. - Как ты там, не боишься один-то?
   - А чего бояться? Костер горит...
   - Все яблонки-то опилил?
   - Все.
   - Сушняк-то много не жги - завтра вязаночки две дашь мне.
   - Хоть весь бери. С матерью приходите...
   Они вошли в избу. тетка зажгла лампу, подала Леньке сковороду, спросила:
   - Из кубаря рыбу-то достал? А то и мой там стоит.
   - Я из своего, - ответил Ленька. - Нянь!
   - Ай. Еще что нужно?
   - Сольцы бы.
   - А много рыбы-то у тебя?
   - Три пилотки, - ответил Ленька.
   - Надо же! - удивилась тетка. - Схожу пораньше и за своим, а то какой дьявол выгребет.
   За разговорами она насыпала Леньке полстакана соли в тряпочку и, завязав, наказала:
   - А ты - останется - не бросай. В шалашике себе уголок отгороди и держи там запасы. Дедушка твой сад караулил - у него в шалаше как дома все было.
   - Ладно, - ответил Ленька и ушел.

   Ленька больше всех теток любил тетку Варю. Он мог в любое время зайти к ней в дом, как к себе, мог поесть, если никого не было дома, мог остаться ночевать. Тетка любила Леньку и ни в чем ему не отказывала.
   Ребята встретили Леньку радостно. Теперь у них все было, и, забрав пилотки с затихшими карасями, они двинулись к саду.
   В избе Прокошиных окна были темные, без света. Вокруг было тихо. Но лишь прошли они избу, как за сливами что-то шумнуло, как будто свалилось что-то с крыши, хрустнуло сухими ветками. Ребята разом остановились.
   - Что это? - полушепотом спросил Федька.
   Они всматривались, слушали, но ничего не могли увидеть и расслышать. Вдруг кто-то протопал по сухому навозу, зашумел бурьян.
   Ребята, словно по сговору, молча двинулись дальше, спешили. Не раз им приходилось ходить по ночным дорогам, но этот загадочный шум испугал всех. И каждый из них подумал, что, может быть, это какой-нибудь бандит или дезертир. Почти год, как прогнали немцев с Зуши, а весной как-будто обнаружили в землянке за Кириками четырех немцев, в лесу скрывались. Девки сеяли коноплю - немцы засмотрелись на них и попались.
   Ночь уже стала светлеть. Темная стена деревьев поднималась впереди, просматривалась на фоне неба. Они подходили к саду. Шурка вдруг расставил руки, остановился, ребята столкнулись. От сада что-то темное надвигалось на них... Ребят словно ветром снесло с дороги. Они бросились бежать через подсолнухи и опомнились лишь на выгоне.
   - Что это? - шепотом спросил Васька у Леньки.
   - Не знаю. Наверно, кто-нибудь попугать пришел.
   - Ребята, наверно, - сказал Шурка.
   - Они не знали, что я буду ночевать, - ответил Ленька.
   - Знали, - возразил Федька, - Полинка рассказала.
   - Тогда через луг пойдем, - решил Ленька.
   Они осмелели и пошли новой дорогой, переговаривались шепотом и каждый беспрестанно вслушивался в окружье, - и пугались взлета птицы, пугались, когда кто-то оступался...

   3.

   Спать в шалаше ночью было холодно. Ребята жались друг к другу; те, кто лежал в середине, спихивали крайних с сена. Временами крайний перебирался в серединку, согревался и снова засыпал, и опять вдруг оказывался на краю постели. Ленька два раза выходил из шалаша. В саду хозяйничали соловьи. Рассветным туманом застилало луга, а на молодой траве лежала холодная светлая роса. Угли в костре перетлели, испепелились на золу, но, казалось, от золы еще шло тепло... Несколько раз снилась Леньке за ночь война. Сны начинались так: всех ребят увозили на фронт, каждый раз по одной дороге, по той, по которой они ходили в школу, везли на телегах. Поднимался обоз из лощины на бугор, светлело впереди и раздавался свист пулеметных пуль... Ленька стал рваться дальше, и тогда его разбудили.
   - Ребятки, а ребятушки, проспали сад-то вы.
   Голос был ласковый и знакомый. Ленька открыл глаза и увидал у шалаша мать, няню Варю, свою сестру и двоюродных Шуру и Тамаркой. Он в испуге вскочил на ноги. Перед шалашом все было залито солнцем, травы обсохли и нагрелись, и пели все птицы.
   - Сторож, дровец-то связать можно? - спросила у Леньки мать.
   - Каких дровец? - спросил Ленька.
   - С яблонок, опилил какие.
   А-а, - протянул Ленька. - Берите... А завтрак был?
   - Готовится завтрак, - ответила мать. - Пойдем с нами - позавтракаешь. Ребят буди. На работу скоро.
   Ребята сами завозились, стали подниматься и выходить на солнце греться. Ленька ушел со своими в глубь сада, чтобы помочь собрать дрова.
   В саду было чисто. Окопать яблони с весны не смогли, лопатами копали и колхозные и свои огороды, но то, что у корней не росли дикие побеги, а в кронах не было ни одного сухого сучка, придавало саду тот вид, какой был и в довоенное время. И мать и няня Варя хвалили Леньку.
    - За такое дело и председатель спасибо скажет, - говорила мать. - Тут и взрослому столько не сделать, а ему много ли...
   - И не мало, не мало, - возразила тетка. - В четырнадцать-то лет и ты не бездельничала, кросна ткала и за прялкой сидела.
   - Меня что ж равнять с ними... А где ж дрова-то? - спросила вдруг мать, когда завиднелись последние яблони.
   Все остановились.
   - В  горнушке, верно, сожгли, - сказала няня Варя. - Наказывала поменьше жечь...
   - Нет, мы сюда и не ходили, - удивляясь, ответил Ленька. - Я подойду погляжу... Много сучьев было.
   - Что глядеть - нет ничего, - сказала тетка. - Ну, ладно, по саду прошлись - и то дело.
   Ленька сбегал под яблони. Лишь мелкие сучки остались в траве. От обиды на глаза навернулись слезы. Жалко было, что мать и няня Варя зря проходили - и сам-то он думал, когда царапался на яблонях, вырезая сушняк, что в вознаграждение за труд будет много хороших дров. Ему разом вспомнились ночные таинственные шумы, встречи, и он разгадал, куда пошли из сада дрова: Параша Прокошина с бабкой переносили за ночь. И когда он бегал в деревню, и когда сидели они у костра, жарили рыбу, глухая свекровь с невесткой очищали сад.
   - Просмотрел, племянничек? - спросила тетка и рассмеялась: - Вот так сторожа! Четверо сторожили и не усторожили. И яблоки у вас все разворуют.
   - Не разворуют, - обиделся Ленька. - Дрова Прокошины перетаскали. Пойду и отниму...
   - Как же, отнять теперь, - сказала мать. - И не думай. Скандалу на всю жизнь хватит потом.
   - Черт с ними и с дровами, - поддержала сестру няня Варя, - когда-нибудь нахапаются. Завтракать пойдемте.
   Ленька, проходя мимо избы Прокошиных не заметил нигде яблоневых суков.
   - Что смотреть, - сказала няня Варя. - Хоть и увидишь - не возьмешь теперь. Пускай пользуются.
   На Леньку уговоры не действовали. Он думал, кто мог взять дрова, кроме Параши с бабкой. Мать не раз говорила, что они живут лишь колхозным садом: все пеньки посбивали, кусточки повырубили, и с яблонь зимой столько суков свежих слетело. Мать называла их хитрыми и жадными. Ленька и сам знал, что люди эти живут затаенно, обедают при закрытых дверях. Всем известно, что Василь Власыч Параше то мешок зерна, то полмешка доставит - и от нее уезжает навеселе.
   - Они дрова взяли, знаю, - снова заявил Ленька.
   - Ай, да будет тебе о дровах, - сказала тетка. - В лесу дров много, сходим.
   - А чего так, - обиженно произнес он. - Председатель мне сказал брать за работу дрова...

   4

   Ужинать Ленька пришел поздно. Днем он доделывал шалаш, а под вечер к нему зашел дед Яша - ходил за прутьями на кошелки, присел отдохнуть: разговорился - и просидели до потемок. Рассказывал дед Яша, как раньше пахали землю. На барина работали. Не хотелось долго-то в поле торчать, пускаешь плуг помельче, а управляющий приедет, издали глянет на пашню - и кнутом через спину, да перепахать заставит, а потом вычет сделает, что лошадей зря проморил. За вычет еще от отца попадет, чтобы не баловал, раз нанялся работать... Рассказывал дед Яша о сенокосах, о молотьбе уже в последние годы, перед войной. Тогда было много мужиков, а теперь в деревне оставалось три инвалида и четыре старика. На многих уже пришли похоронные, о иных не было с фронта никаких вестей.
   Ленька помнил, как до войны мужики ходили на сенокос, рожь косили, овсы. Летом, когда стояла жаркая погода, ребятам наказывали приносить в поле холодную воду.
   Слушая деда Яшу, Ленька вспомнил, как однажды он нес два кувшина воды (воду зачерпнул из Белого колодца со дна, холодную), шел долго по дороге на Спешнево; справа от дороги стеной стояла рожь, слева - стлалось просо. Перепела кричали в просе. Оводы, словно пули, проносились туда, откуда тянул ветер, где, видимо, было стадо или паслись лошади.
   Ленька вдруг увидал косцов. Они отдыхали и, встав, распределялись по местам, делали новый заход. Он сошел с дороги и, скрывшись в высокой ржи, направился к ним, ничего не видя по сторонам. И только голубизна высокого июльского неба была опрокинута над ним. Легким ветерком раскачивало колосья. От нагретых досыхавших ржаных стеблей отдавало душным запахом соломы. Леньке казалось, что он плывет по бесконечным водам и ноги его ступают не на землю, а на гладь воды.
   Он вышел на скошенное поле. Перед ним сразу открылись дали: леса и села синели на горизонте, разливались желтизной поля: у ног рядами стлалась рожь. Вправо уходили косцы, все в белых рубахах, казалось, они шли, не сгибаясь, возвышались над рожью, взмахивали косами и складывали рожь в ряды.
   Ленька сосчитал мужиков. Считать он научился до тысячи еще до школы - от брата. Двадцать шесть мужиков. Он узнал своего отца, идущего средним, вышел на его ряд и двинулся следом. Ленька был босиком, низкое жнивье кололо ноги. Он попробовал идти по ржаному ряду, но ноги утопали до колен, путалась рожь. Найдя широкое межрядье, он пошел по нему к косцам. Ему казалось, что они силятся раздвинуть рожь, войти в нее, как входил он, но рожь отступает от них и отступает...
   Первый косец вдруг остановился и отошел в сторону, за ним последовал второй... и лишь последний остался на своем ряду. Все обернулись и пошли назад, к новому заходу. Вдруг кто-то сказал:
   - Никитич, вода.
   Отец раньше других подошел к Леньке, взял кувшины.
   - Подходи, пей! - сказал он мужикам.
   Мужики столпились перед Ленькой. Он смотрел снизу на их загорелые лица, на запыленные руки, сильными пальцами охватывавшие потные кувшины... Велики были перед ним мужики, но и сам он себе казался тоже большим и сильным. Он издалека принес им воды.
   - Ах, и молодец! - хвалили его. - Кувшины плачут: быстро шел, вода не согрелась. Будет из тебя мужик настоящий.

   ... Дед Яша вспоминал и этих мужиков, говорил Леньке об отце, вздыхал и ахал, что война не дала им пожить, они бы такую жизнь здесь задали, а теперь...
   К вечеру поднялся ветер, похолодало. Соловьи не запевали долго. Дед Яша спохватился, что засиделись они с Ленькой у шалаша, поднялся, тяжело положил на плечо связку прутьев - и пошли они к деревне.
   Из дома Леньке не захотелось уходить в сад. Пугала вечерняя густая тьма. Слышно было, что уже собрались ребята с гармонью. Гармонистом был одинцовский парень, Сергей. В округе теперь эта гармонь была первой - и в Каменку шли вечерами из многих деревень, когда сюда приходил Сергей. Мать спрашивала, отчего Ленька долго не  приходил из сада, а сестренка, словно взрослая, отчитывала его за опоздание:
   - Сидит там чтой-то. Все давно наужинались, а нам керосин жечь.
   - А тебе некогда? - спросил Ленька. - Гармошку услыхала?
   - Я ей задам гармошку, - вмешалась мать. - Мала еще за гармошкой бегать.
   Сестра замолкла, покраснела - и от неловкости, и от испуга, что мать ее не пустит. В одиннадцать лет не повольничаешь. Ленька ее всегда спасал: он вечером на улицу - и она за ним. Теперь, как поставили его садовником, он переменился, только и знает свой сад.
   Девки запели на выгоне. Полинка совсем потеряла спокойствие. Он еще пил молоко, а она принялась убирать со стола.
   - Сказала я Прокошиной о дровах-то, - глядя на Леньку передала мать. - Так где там! "Что, - говорит, - захватили сад, думаете, и все в нем ваше, ногой туда теперь не ступи? Не выйдет по-вашему, хоть разорвитесь!"
   - А ты не говорила бы, - сказал Ленька, отставляя пустую чашку. - Я сам им отомщу.
   - Ну-ка, не сметь! - прикрикнула мать. - Разве можно мстить за пустяк? И в голове не держи это!
   Полинка боком пробиралась к двери. Ленька повернулся к нему.
   - Вместе пойдем в сад. Не бегай на пляски.
   - Иди в свой сад сам, - сказала мать. - Там что, обязательно нужно быть?
   - Да, - ответил Ленька. - Шалаш завалят, а я потом опять строй.
   - Кому он нужен? Туда сейчас палкой никого не загонишь.
   - Волы на горох зайдут.
   - Только что волы... Ну, ступай, дочка, с ним. Наплясаться успеешь - надоест еще.
   - Да, это тебе надоест, - заныла сестра. - Ему трудодни пишут, не мне, он пускай и сторожит...
   Мать ее уговаривала. Ленька надел фуфайку, шапку, захватил для сестры шаль и встал у порога.

   5

   Полинка шла за братом, всхлипывая, до плотины, отставала нарочно, потом поравнялась с ним, семенила рядом, боялась. Под плотиной был глубокий бурьянистый овраг, вода там лилась с разными звуками по порожистому ручью - слышалось словно бы чавканье, сосание, плеск - и всегда в ночи казалось, что большие и малые звери сошлись на ручей.
   - Чего там, на улице! - заговорил Ленька примирительно. - Мы заработаем много трудодней, жить хорошо будем. Мать валенки тебе купит.
   - Да, мне - она тебе купит, - возразила Полинка. - Опять скажет: ты постарше, работаешь.
   - Я старые себе подошью, - утешил Ленька сестру. - И платье к школе новое купим.
   - Не купите, - стояла на своем Полинка. - На облигации мать записалась...
   - И я записался, - сказал Ленька. - В колхозе работаю - и записался. Ты не понимаешь ничего, а от этого война скорее кончится и отец с Мишкой вернутся домой...
   Спор прекратился. Они поравнялись с прошинской избой. Ленька насторожился. Он ожидал снова приключений, но все молчало вокруг, лишь ветер обдувал деревья и бурьян. Ленька прошептал, взяв сестру за руку:
   - Ты не боишься?
   - Нет. А ты? - тоже шепотом ответила Полинка.
   - И я нет. Чего тут бояться. Немцев далеко прогнали, а волки человека сами боятся. Они зимой только могут напасть, когда у них свадьба бывает.
   До шалаша шли они, шепчась. Потом осмелели, заговорили вполголоса. Ленька стал разводить костер. Он нарвал в канаве за шалашом сухой прошлогодней травы, но поджечь ее не смог, ветром задувало спички.
   - Одна спичка осталась, - сказал он. - Ты плохо загораживала ветер.
   - Это ты не умеешь зажигать, - ответила сестра. - Дай я!Ветер шумел в деревьях,
   - Поджигай, - согласился Ленька. - Только подожди, я тебя накрою фуфайками.
   Полинка склонилась над костерком. Ленька укрыл ее, спросил, не дует ли.
   - Не дует, - донесся глухой голос сестры.
   - Поджигай! - дал Ленька команду и затаил дыхание. Подожжет она или испортит последнюю спичку?
   - Э-эй, открывай! - тревожно закричала Полинка, завозилась.
   Ленька    откинул фуфайки. Ветром дунуло на пламя и словно загасило. Но огонь лишь забился в дрова, зашумел в ветках.
   - Зажгла, зажгла! - запрыгала у костра Полинка.
   Мать дала им из дома по две картошки.  И хотя они поздно поужинали, картошку решили спечь сразу.
   Ветер шумел в деревьях, сбивал с деревьев пламя, но оно жаднее пожирало дрова. Ленька с сестрой сели у шалаша с подветренной стороны, смотрели на огонь. Из деревни доносились звуки гармони, то отчетливые, то обрывками, словно ветром их уносило в другую сторону. Полинка говорила:
   - Барыню играют. Пляшут Верка с Шуркой Алексановой.
   Гармонь всегда вызывала у Леньки грусть, и теперь он сидел задумчивый, вспоминал, как провожали отца на войну. Отец тогда сказал, чтобы слушался матери и старшего брата, а Мишке наказывал быть за хозяина. Ленька и слушался и не слушался. Попробуй услушаться всегда. Ребята зовут играть, а дома заставляют работать: то за дровами в лес, то огороды копать, то полоть... Слушаться он стал, как сам заменил брата.
   - Теперь Надя пляшет, - сказала Полинка и спросила: - Лень, а правда, ты на ней женишься?
   - Что?! - удивился Ленька. - Нужна она мне.
   - А правда, она твоя невеста?
   - Так и невеста. Это отец посмеялся, вот и стали говорить все.
   - Ну и что? - возразила Полинка. - Пускай смеются, а ты будь и будь ее женихом. - Полинка зашептала: - Она тебе платок расшила, показывала мне, честное слово!
   - Нужен мне ее платок. Шурке Белому отдаст.
   - Не отдаст...
   Надька Коржкова, дочь нынешнего председателя, была в одногодках с Ленькой, вместе ходили в школу. Она и теперь училась, а Ленька бросил, стал работать в колхозе.
   Когда он видел ее среди девчат, сравнивал с ними, то находил, что она лучше всех. Иногда хотелось увидеть ее, поговорить. Но при встречах они стеснялись друг друга, наедине и не заговаривали никогда ни о чем, и в кругу ребят избегали разговоров, лишь изредка встречались взглядами. Леньке мешало подружиться с Надей то, что их отцы жили во вражде друг к другу. Отец Леньки до войны работал пчеловодом, и в осеннее время, когда мед качали из рамок, он не давал меда тем, кто его не заработал, и Василию Власовичу тоже никогда не давал. На пасеке угостит, а с собой - нет. Если все понесут, то что из этого будет? Так весь колхоз можно растащить...
   - Лень, - снова заговорила Полинка, - а у Мишки у нашего была невеста?
   - Не было у него никакой невесты! - Ленька вышел из себя. - И что ты ко мне с ними привязалась? Невеста, невеста. За дровами сходи, вот тебе и будет невеста.
   - Я не пойду за дровами. Ступай сам.
   - Почему не пойдешь?
   - Боюсь. Там темно. - Полинка натянула фуфайку на голову и замолкла, присиротела.
   Ленька смело ушел от костра в темноту. Из деревни все так же отрывисто доносились звуки гармони и пенье частушек. Ему стало печально: все ребята там, а он один на отшибе, и страх охватил его. Он хотел вернуться к костру, взять Полинку и убежать с ней домой, но сдержался, заставил себя возвыситься над печалью и страхом...
   А ночью Леньке снились блины. Как до войны было: он лежит на печке, в избе еще полутемно, лишь печное пламя освещает угол и стену да из дальнего окна пробивается слабый уличный свет. Не понять, зима ли на улице, весна ль. Но он решает, что уже и не зима, и не весна еще: зимы не должно быть, потому что не хочется, чтоб она была, а весны полной нет, потому что весной на печке он не спал бы. На ногах у Леньки лежат сестренкины ноги. Она еще спит, а он положил подушку на печное плечо, смотрит на мать и ждет, когда она вынет из печи сковородку с блинами и подаст ему горячий, пышный блин. Мать перед печью в ярком освещении, она очень красивая. Она все что-то делает, блинов нет и нет. Ленька хотел спросить, не подгорят ли блины, смотрит: а перед ним не мать - Надька Коржкова. За столом в потемках сидит ее отец и ест блины...
     Ленька проснулся. Перво-наперво, он оценил сон. Блинов не поел и сон счел плохим. Вторым, что пришло в сознание - утро. Солнце охватило вершины деревьев, ветра не было. Погода Леньку обрадовала. Ленька зевнул; решил еще поспать и вдруг спохватился - сестры не было рядом. Ложились вместе, как поели печеную картошку - он ей еще которые покрупнее дал, - ведь маленькая; рассказывал ей, как он ходил в Глотово за книжками, когда еще не учился. Дали ему "Мильтона и Бульку" и "Муму". Он в дороге все и прочел - и плакал от этих книжек, а больше и не стал ходить за ними, потому что в них написано все жалкое. На ногах у него лежала Полинкина фуфайка, а от шалаша по росистой траве уходил к дороге следок...
   "Удрапала, - подумал Ленька. - Ну и пускай! Больше и не возьму никогда. Один буду ночевать..."

 
назад   продолжение
 

 

______________________________