Свежий ветер 2
Олег Орлов. Рис. С. Острова
Бригантина
"В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса..."
Так поется в песне. Но вообще-то, как ввел меня в курс дела Георгий Иванович, во времена флибустьеров бригантин не было...
Помните у Жюля Верна? Шхуна-бриг "Пилигрим... Шхуна-бриг это и есть бригантина. Это помесь шхуны и брига. От брига бригантина позаимствовала его фок-мачту с прямыми парусами и все его лучшие качества - устойчивость на курсе при попутных ветрах, скорость; от шхуны - бизань-мачту и косые паруса и соответственно - возможность остро лавировать против ветра.
Тот, кто задумал бригантину, знал, чего хотел...
Задумал, конечно, не один человек, а усовершенствовали ее десятки лет еще многие мореходы.
И корабль получился превосходный - ходкий, легкий, достаточно вместительный, не требующий большой команды для управления парусами.
А говорю я все это потому, что настоящую, ну самую настоящую бригантину я не раз видел на воде у маленького островка в Гребном канале.
Бригантину это построил Рудик. Рудиком его зовут те, кто его хорошо знает, а так он - корабельный архитектор и художник Рудик Пожогин.
Бригантину он строил несколько лет.
Несколько лет всякий проходивший мимо его стапеля мог видеть Рудика в старом бушлате, подпоясанном узким ремешком, и в таком же старом танковом шлеме (вдруг сверху свалится забытый молоток или добрый отрезок трехдюймовой доски), и его бригантину, в которой долго не угадывалось, какой это корабль замыслен.
Трудился Рудик день и ночь и в любую погоду, не ведая ни воскресений, ни отпусков.
Медленно вырастали шпангоуты, словно ребра перевернутого на спину китового скелета. Потом обозначился смело вынесшийся вперед форштевень, и тогда зеваки все чаще стали подходить, ахать, задирать головы, не понимая, но чувствуя, что создается здесь что-то пахнущее историей, дальними путешествиями и легендарными именами.
Делал, в сущности, все Рудик один. Помощники у него иногда появлялись, но помощники обычно больше болтают и покуривают. Так, потюкают топором, просверлят пару дыр, чаще всего не там, где надо, забьют дюжину гвоздей, ушибут молотком палец и пойдут по яхт-клубу погулять, на другие, уже готовые суда поглазеть.
Многие, впрочем, считали Рудика чудаком: кому это нужно - делать старинный парусник? Но Рудик был рад, когда удавалось сделать так, как на старинных чертежах или рисунках.
К концу третьего года формы бригантины обозначились вполне четко, и с кормы, широкой, развалистой, придерживая в открытых пастях цепи, глянули две бронзовые львиные морды. Затем Рудик покрасил днище и борта в красный, черный и белый цвета и закончил все, кроме внутренней отделки кают.
На решетчатом баке, в дубовом станке торчала короткая настоящая старинная пушка, на крамболах висели старинные адмиралтейские черные якоря, на полуюте поблескивал медью оковок старинный штурвал. На бригантине был носовой кубрик, небольшая кают-компания, печка для обогрева и сушки одежды, камбуз, штурманская каюта, грузовой трюм и румпельное отделение или ахтерпик.
Следующей весной Рудик поставил мачты, стеньги и бушприт и полностью оснастил бригантину, и однажды я увидел ее под парусами.
Ветер был слабый, и бригантина двигалась очень медленно. Но все равно это было здорово. С тех пор, как я увидел парусник в Желтом море, более прекрасного зрелища я не видывал.
Ветер дул прямо в борт корабля, и бригантина, идя в полветра, здорово дрейфовала. В узком канале ей было тесно. Поэтому Рудик подозвал проходившую мимо моторку, и та оттащила бригантину к выходу в залив, и как она пошла дальше - я в тот раз, к сожалению, не видел.
В следующее воскресенье Рудик поставил бригантину лагом - бортом - к бонам, потому что между бонами она бы не поместилась.
Паруса ее были спущены или взяты на гитовы. Марс, салинги ее, ванты и борта были усеяны пестрой ватагой парней и девчонок - друзей и подружек Рудика и подружек и друзей его друзей и подружек. И все они распевали кому что нравилось, бренчали на гитарах и вносили в четкую путаницу снастей совершеннейший беспорядок.
Впрочем, Рудик смотрел на это сквозь пальцы и, казалось, был очень рад, что доставляет столько радости куче веселых людей.
Потом вся эта ватага, наверное, упросила Рудика выйти в море.
Не знаю, как чувствовал себя Рудик, но знаю по себе, что спокойнее всего на душе бывает тогда, когда гостей на твоем корабле находится как можно меньше.
Как бы там ни было, бригантина ушла в залив.
Вернулись они через двое суток, попав в неожиданно налетевший шторм и сев на мель после того, как у них лопнул штуртрос.
Ватага сильно отощала за два дня, так как рассчитывала покататься пару часиков и снова бренчать на гитарах, и, едва бригантина бросила якорь, все они рысцой двинули в гастрономы и булочные.
А так как Рудик посмеивался, глядя на все это, то я и решил, что все это он устроил им нарочно, чтобы окунулись они в романтику по самые уши. А может быть, и не нарочно, так как хотя и принимает он гостей всегда радушно, но плавает с тех пор всегда только со своей командой.
А команда у него вот какая.
Старпом Серега. Плавал на лесовозе в Канаду. Терпел кораблекрушение близ Ньюфаундленда. Со вкусом произносит слова, вроде: Сент-Джонс-Порт... Отличительный признак - роскошная рыжая борода, как у норвежского шкипера.
Боцман Гешка. Всегда в вязаном колпаке, сдвинутом на нос.
Кок Сашко. За привычку по-пиратски повязывать голову красным платком никем не называется иначе как Негодяй Негоро. На это не обижается. Еду готовит быстро, хотя и не всегда вкусно.
Пригласил однажды Рудик походить на бригантине и меня.
Ветер, как это бывает обычно на Маркизовой луже, разошелся, и волна пошла метра в полтора.
И вот тогда-то мне и приоткрылся смысл названия бригантины - "Тайна", вернее, частица смысла, быть может. Я увидел, что в бригантине проснулось нечто, что дремало так долго. Она накренилась, наветренные ее ванты напряглись до тугого звона, мощно выгнулись паруса, два катящихся вала родились у крутых бортов, то вздымаясь, то опадая чистой белой пеной...
И еще я увидел, что и в Рудике, вцепившемся в спицы штурвала, и в бородатом Серега, и в Негодяе Негоро, и во мне самом проснулось то же самое нечто, что дремало в нас где-то глубоко-глубоко...
Натаха
- Послушай, - спросил я Алешку, - что это за девочка сидит частенько на берегу? Там, где под ивовым кустом накидана большая куча камней и откуда лучше всего виден наш "Норд-Вест"... Мне кажется, что она чаще всего смотрит в нашу сторону, если только не сидит уткнувшись носом в книгу. Ты ее случайно не знаешь?
- Где это? - спрашивает Алешка, хотя прекрасно знает, о чем я говорю, да и девчонка сидит в тридцати шагах от нас.
Я чувствую, что Алешке очень уж хочется сказать "нет". Но у него слишком честная натура, и он говорит, так и не взглянув в ту сторону и очень неохотно:
- Эта?
- Ага, - говорю я.
- Ну, Натаха... Знаю я ее. Из нашего бывшего "ДД"...
"ДД" означает детский дом, это мне уже известно.
- Так позови ее к нам, - говорю я.
- Девчонку?!
- А почему бы и нет? Для начала она могла бы вместо тебя чистить картошку (а картошку Алешка чистить страшно не любит), а тебя я переведу из юг в штурманы, и ты получишь в полное распоряжение мой морской бинокль и карты Финского залива...
Это несколько колеблет Алешкину неуступчивость, и он машет бедной Натахе рукой.
Девочка, словно козленок, взмахивает с кучи камней, хватает книжку и быстро и легко, сияющая и счастливая, идет к яхте.
Алешка, стараясь быть мрачным и мужественным, знакомит нас.
"Ну и девчонка! - думаю я. - И что это, когда нет ни отца, ни матери, вырастают такие ладные и красивые ребята... Вот тебе и Алешка..."
У Натахи серые глазенки расставлены широко-широко, нос вздернут, но не очень, а в самый раз, рот большой, и лицо милое-милое - настоящая кинозвезда...
- Ты, Натаха, похожа на Мерлин Монро, - говорю я.
- Знаю, - говорит Натаха. - Я видела в кино. Только я не хочу быть кинозвездой, я хочу быть кинооператором. Фильмы снимать хочу...
- Деньги копит, - замечает мрачновато Алешка, - хочет настоящий киноаппарат купить, шестнадцатимиллиметровый... В Африку собирается поехать - львов снимать... Только уколов боится.
- Каких уколов?
- Чтобы в Африку ехать, нужно двадцать уколов сделать от разных тропических болезней, - объясняет Натаха, - а уколов я еще маленькая боялась. Но если в Африку, я бы потерпела... А киноаппарат я уже с этой получки покупаю и, если хотите, отсниму я вас и собаку вашу.
И, поглаживая Джерри, который к моему удивлению, не лает на нее и даже очень дружески помахивает своим пушистым волчьим хвостищем, продолжает:
- А ваш щенок меня знает: когда он на кораблике один сидел, я его несколько раз колбасой кормила, чтобы приручить... - И Натаха смеется, показывая белые зубы.
Так вот почему Джерри не лает на нее... Ах, Джерри, Джерри, верный пес. Оказывается, тебя давно уже купили за кусок колбасы...
Киноаппарат
Если Натаха теперь появляется, то всегда неожиданно.
И всегда тащит она с собой какую-нибудь, на первый взгляд, чепуховину, а приглядишся - по-особенному красивую ветку, или цветы подберет так, что залюбуешься, или камень с прожилками или блестками, который, проходя, поддашь носком сапога, а Натаха нагнется и увидит и особый зеленоватый цвет, и красивый узор. Или маки отыщет и уверяет потом, что это настоящие горные маки, а выросли здесь случайно, по недоразумению.
И замечать умеет что-нибудь, мимо чего другой пройдет, не обратив внимания. То закат необычный, то туман не такой, как всегда, - сквозь него виднеются верхушки деревьев, как у японских художников, чьи картины видела она в Эрмитаже, а то волны у берега, - освещены солнцем и отливают так, что хоть сейчас снимай на цветную пленку...
Но вредный Алешка, глянув на Натаху, задумавшуюся и видевшую что-то не здесь, а там, далеко, говорил: Ну вот, опять у Натахи глаза мечтательные, как у дохлого судака".
Натаха не обижалась.
Но вот однажды она принесла что-то завернутое в бумагу и очень бережно поставила на столик в каюте. Глазенки у нее были задумчивы и радостны.
- Теперь я сниму на пленку все-все, - сказала она, - и это небо, и эту воду, и "Норд-Вест", и вас всех, и непременно тебя, самая красивая из всех овчарок на свете...
И Натаха развернула свой пакет.
В пакете был желтый кожаный футляр с ремнем, чтобы носить через плечо, а из футляра Натаха извлекла сияющую новизной кинокамеру.
Два ее объектива мерцали голубоватым цветом, черная рукоятка удобная, как у пистолета, и когда Натаха покрутила завод, а потом нажала спуск, кинокамера мягко, чуть слышно зажужжала.
На ночь Натаха уложила свою кинокамеру, как никакие девчонки, наверное, не укладывали своих любимых кукол, она пожертвовала своим шерстяным свитером, чтобы сберечь кинокамеру от сырости, да еще сверху прикрыла ее моим плащом, а ночью она все время возилась на своей койке, никому не давала спать, а ей самой, верно, снилось, что она снимает африканских львов...
Человек за бортом
Решил я как-то провести на "Норд-Весте" нечто похожее на боевую тревогу.
Дело в том, что самым опытным моряком на "Норд-Весте" все-таки был я. И всякое может случиться, - вдруг я поскользнусь на мокрой палубе и окажусь за бортом, - что будет делать тогда команда? Сможет ли она подобрать меня в свежий ветер? Не растеряется ли?
А надо вам сказать, что подобрать в море упавшего человека нелегко.
Статистика гласит, что в Америке и Австралии, - где дальние плавания на крейсерских яхтах в большой моде, - несмотря на леерные ограждения, страховочные пояса, мигающие ночные буйки на спасательных поясах и прочие штуки, за бортом гибнет несколько тысяч человек в год.
На маленькой яхте, да еще днем, когда светло и команда вся наверху, подобрать упавшего за борт человека нетрудно. Но на больших яхтах, идущих иногда со скоростью тридцать и более километров в час, при большой инерции хода требующих много времени, чтобы лечь на обратный курс, да еще при сильном волнении и в темноте ночи - сделать это чрезвычайно трудно. "Один шанс на миллион", - говорят в таких случаях сами моряки. Да и случаи спасения так редки, что о них потом пишут в газетах и журналах как о чем-то совершенно чудесном.
... И вот я выждал ветра балла в три-четыре, когда Натаха загорала на полубаке, а Алешка одной рукой почесывал у Джерри за ухом, другой - придерживал томик "Трех мушкетеров", книгу, которую он, не успев прочитать сам, подарил на день рождения Натахе и которой теперь зачитался, отобрав ее у хозяйки, так вот в это мирное время я коварно достал ведро, выждал, когда Натаха, нагрев спину, подставила солнцу и без того загорелый живот, а Алешка совершенно был поглощен интригами миледи, и швырнул ведро в воду подальше и крикнул погромче: "Человек за бортом!"
К моему удивлению, никто не заметался на палубе в страшной панике. Натаха подняла голову и спросила наивно: "Правда? Настоящий человек?" Алешка вздохнул и перевернул страницу. Джерри не дрыгнул даже задней лапой.
Я рассердился и сказал:
- Это учение для вас, салаги, понятно? Вместо человека - за бортом наше ведро, но это не имеет значения, потому что, если вы в течение пяти минут не выловите без моей помощи ведро, изображающее для вас, ленивые и ни на что не годные сухопутные существа, человека, свалившегося за борт, я спишу вас всех на берег! Ну, живо! Человек за бортом!
Тут уж все немного зашевелились. Натаха схватила багор, Алешка отложил книгу и сел за руль, а Джерри, исполнившись усердия, забегал по палубе, интересуясь, с какой стороны и кто будет брать нас на абордаж.
- А спасательные средства утопающему я за вас бросать буду? А репетовать команды, наверное, Джерри полагается, а? О великий Нептун, с какой командочкой мне приходится плавать! - заорал я. - Меняй живо галс! Бросить утопающему круг! Следить за утопающим во все глаза...
- Ой, - сказал Алешка - ведро...
- Конечно, ведро, - сказал я.
- А в ведре у меня черви для рыбалки, крючки и лески...
- Шляпа, - сказал я, - то-то я чувствовал ночью, что чем-то воняет. А это, оказывается, твои дохлые черви.
Возможность потери крючков, лески и червей вдохнули в Алешку энергию: он бросил утопающему ведру круг и спасательный пояс.
Натаха захихикала, услыхав, что тонут Алешкины черви, которых она ненавидела, как все девчонки ненавидят всякую пакость, вроде жаб, пауков и слизняков. Она умела хихикать очень ехидно и по этой причине очень обидно для неудачника.
Алешка насупился, собрал воедино все свои познания в морском деле и прошел довольно близко от ведра. Натаха попыталась зацепить ведро багром, но багор скользнул по ведру, оно черпнуло воды и погрузилось больше чем наполовину.
- Считай, что ты стукнула утопающего по затылку, - заметил я Натахе.
Что это было за спасение! Смех и слезы...
Мы то проносились мимо ведра на большой скорости, то ложились в дрейф далеко от ведра и начинали маневр сначала.
Сделав несколько заходов, они утопили-таки ведро, ударив его форштевнем "Норд-Веста". Но я, сказать по-правде, не жалел ведра, потому что урок команде был преподан неплохой. Натаха уже не смеялась и даже очень горевала об утонувших крючках и лесках, Алешка же переживал потопление ведра, как будто не смог подобрать в море по-настоящему упавшего за борт человека.
- Ничего, - сказал я, - бывает и хуже. Теперь хотя бы выловите круг и пояс. Считайте, что это утопающие номер два и номер три.
Круг и пояс мои растяпы достали быстро, но все-таки оба были расстроены.
Тогда я сказал им, что в общем-то все в порядке и что они действовали решительно - ведь это же было для них внове, а уж в следующий раз будет совсем хорошо...
Потом я вспомнил и рассказал им, как меня самого учили спасать упавшего за борт и что это было такое же точно ведро, и что я не только не выловил его, но поскользнулся на мокрой от дождя палубе и сам оказался за бортом, так что уж по-настоящему пришлось вылавливать меня самого. И что, несмотря на этот конфуз, я лучше всех потом сдал экзамены на яхтенного рулевого и научился подбирать "человека за бортом" после первого же поворота яхты, с первого же подхода и только с подветренного борта.
назад продолжение
________________________________
