Промах гражданина Лошакова (ч.2)
Часть втораяПАПИРОСЫ ПЯТОГО КЛАССА
Глава 1. Секретный пост
У лесной дороги, что вела из города Карманова в город Картошин, в густом кабаньем ельнике лежал капитан. По дуругую сторону дорогм, в барсучьем сосняке таился тараканов.
Все это называлось "секретный пост".
"Что нам известно? - вспоминал капитан, глядя на дорогу. - А ничего нам неизвестно. Но только известно, что какие-то типы нападают в лесу на прохожих, отбирают колбасу и деньги. Колбасу тут же и съедают, а огрызки на месте бросают".
По огрызкам капитан вычислил место для секретного поста. Его это сильно раздражало, потому что любому неприятно работать с огрызками. Правда, кроме огрызков, найден был и обрывок бумаги, на котором сохранились печатные буквы: "Пап... осы... я... к...асс".
Капитан даже вздрогнул от возмущения, когда вспомнил, какую расшифровку, недолго думая, предложил Тараканов: "Папа и осы взяли кассу"!
- Какой еще папа? - сердился капитан. - Откуда осы?
- Чего плохого в "папе"? - спорил Тараканов. - А осы - это банда.
После дешифровки удалось установить, что это был обрывок от пачки папирос "Беломор", на которой, оказывается, и написано: "папиросы пятого класса".
- Ну, не знаю, - сказал на это Тараканов. - Я в пятом классе "Астру" курил.
Все эти воспоминания сердили капитана, но пожалуй, более всего волновало, что на шею ему опять навязался Куролесов. Позавчера приехал из деревни Сычи, дескать, окончательно решил вступить в ряды милиции, и тут упросил взять его с собой в засаду. Якобы он давно не сиживал ни в каких засадах и с детства мечтает в них посидеть.
"Мягкотелый у меня характер! - досадовал капитан. - Зачем я снова подключил его? Зачем?"
Конечно, капитан Болдырев сам на себя наговаривал. Характер у него был твердый, а Васю Куролесова он просто очень любил и знал, что на него можно положиться. Во многих делах именно Куролесов выручал капитана.
Сейчас Вася лежал в березнячке и дремал, рядом с ним спал и Матрос. Так они спали и дремали, пока не послышался в лесу какой-то треск.
"Тараканов, что ль, усами трещит?" - подумал Вася, но тут же усомнился в возможности треска усов, прислушался.
Из глубины леса к дороге пробирались люди. На дорогу они не стали выходить, в улеглись в кустах. Как потом подсчитали, они лежали от Васи в шести метрах.
- Васьк, - услышал вдруг Вася, - Васьк!
Куролесов уже было приоткрыл рот, чтоб гаркнуть "А"?, но в последний момент удержался и приложил палец к носу Матроса.
- Васьк, - послышалось снова, - а сколько их идет?
- Воруйнога и две вороны, - ответил в кустах голос какого-то другого Васьки.
"Сколько же Васек на белом свете! - подумал Куролесов. - Никогда не пересчитать. Бывают Васьки хорошие, а бывают и плохие. Вот, скажем, я. Какой я есть такой Васька? Уж, пожалуй, не хуже этого, что в кустах лежит. Голос-то у меня понежнее будет. А у этого - насморк. Смешно: два Васьки в одних кустах лежат".
- Васьк, - послышалось снова. - А чего они несут?
- Узлы, Фомич, узлы.
- А чего у них в узлах-то? - допытывался надоедливый Фомич. - Хорошо бы колбаса. Я уж очень колбасу люблю.
- Ну, ты, Фомич, не прав, буженина лучше.
- Мы уж сразу здесь, на месте, перекусим, а то Харьковский Пахан все отнимет. Ему припасы нужны, уходить хочет вместе с Зинкой.
- Куда?
- В Глушково, наверное, к Хрипуну, там спокойней... тище, тище, доставай дуру.
В кустах послышался какой-то черный лязг, и Куролесов понял, что это лязг нагана, когда вззводят курок.
Глава 2. "Ридикюльчик"
По лесной дороге шли три человека: две бабы в черных платках, сильно, и вправду, смахивающие на ворон. С ними стучал костылем и размахивал авоськами одноногий инвалид, которого называл Васька "Воруйногою". Все они тащили узлы и рюкзаки, разные сумки. Как видно, в Карманове они славно потрудились, походили по магазинам, потолкались в очередях и теперь воззвращались домой, в деревню.
- Ты чего несешь в узле-то, Натолий Федорыч? - спрашивала одна ворона Райка у Воруйноги. - Колбасу, что-ли?
- Ага, Райка, колбасу вареную. Я ее уж очень люблю. А ты чего несешь?
- И я вареную. Потом баранки, пряники. Я это все тоже очень люблю.
Другая ворона Симка в разговор не встревала, но тоже несла в узле баранки и колбасу вареную и тоже все это любила. Еще она несла, прошу заметить, сумку, в которой была бутылка постного масла. Эту сумку ворона Симка для чего-то называла "ридикюльчик". В ней, кроме постного масла и пряников, лежал остаток в двадцать рублей.
Так, любя колбасу вареную и баранки, они шли через лес и забот не знали.
Как вдруг заботы дали о себе знать.
Из кабаньих еловых кустов на дорогу выскочили два человека, один с наганом, другой с дубинкою в руках.
- Стой! Руки вверх!
- Ой, батюшки-радетели! - заголосила ворона Райка.
- Не ори! - прикрикнул на нее Фомич и показал дубинку. - Чего в узлах? Колбаса?
- Колбаса, вареная, - испуганно пояснила Райка.
- А у тебя чего в портфеле? - сказал Фомич, щупая "ридикюльчик".
- Чего? - мрачно отвечала Симка. - Чего надо!
- А ну, открой портфель, спекулянтка! Скорее открывай, а то сейчас пулю в лоб получишь.
И Васька с насморком погрозился наганом.
- Да на, смотри, грабитель, шелудивый пес! Смотри!
И ворона Симка вынула бутылку постного масла, и Фомич сунул свой нос в "ридикюльчик". Он живо выхватил оттуда облитой пряник, сунул его в рот и принялся жевать, продолжая рыться в "ридикюльчике". Пряник был облеплен какими-то нитками и крошками. Фомичу приходилось отплевываться:
- Тьфу-тьфу...
Глава 3. Бутылка постного масла Куролесов по-прежнему таился в траве.
- Появишься в крайнем случае, - сказал ему капитан.
- А какой же случай будет крайним? - спросил тогда Вася.
- Сам соображай.
И вот теперь Вася лежал и соображал, какой сейчас происходит случай! Вроде бы два негодяя отбирают колбасу у честных тружеников - явный крайний случай. Ну а вдруг потом будет еще и другой случай, еще крайнее?! Очень может быть. Если так уж твердо рассуждать, то за всяким крайним случаем обязательно лежит другой, еще крайнее, и к нему обязательно надо готовиться, а то, если первый крайний случай тебя не возьмет, следующий доконает.
Вася ясно видел, как ворона Симка открыла свой "ридикюльчик", как Фомич сунул туда нос, как зажевал пряник. Этот случай пока еще не был крайним, жевание пряника - дело житейское.
- Ого! - сказал Фомич. - Тут и денежки имеются! Двадцатка! - И он вынул двадцатку из "ридикюльчика" и сунул в карман.
В этот самый момент послышался железный голос, который прозвучал в специальный звукоусилитель - мегафон-двадцать четыре:
- Это что за безобразие???
Слово "безобразие" в исполнении усилителя прозвучало особенно страшно: "безо-зобо-барази-рази-азие"!
На дороге возник капитан Болдырев в полной милицейской форме с большим и тугим револьвером в руке.
- Вооруженный грабеж?! - грозно сказал он, строго ступая по дороге. - Бросай оружие! Вы окружены!
- Руки вверх! Бросай оружие! - закричал и Тараканов, выбираясь на дорогу из сосняка.
Фомич и Васька заоглядывались, ничего, кажется, не соображая.
- Двое сбоку! - закричал Фомич. Наших нет!
И в этот момент Симка подняла в воздух бутылку постного масла и грянула Фомича по башке. Бутылка кокнулась, и Фомич пал на дорогу, беззвольно дожевывая пряник.
Васька с наганом стал нажимать курок, да что-то заело, выстрел никак не раздавался. Он явно забывал смазывать оружие. Воруйнога звучно хрякнул и ударил по нагану костылем.
Взяли нас! Взяли нас, Фомич! - закричал Васька, падая на колени.
И тут их вправду взяли, и Вася Куролесов видел, как их повели, и слышал, как ворона Райка говорит:
- У меня тоже есть постное масло, да я достать не успела.
- Ты уж мне отлей хоть с четвертинку, картошку не на чем жарить, - ворчала Симка. - Я своим постным маслом вашу жизнь защищала.
"Пожалуй, дело кончено, - думал Куролесов. - Крайнего случая больше не представится. Надо выходить".
В кустах позади него хрустнула веточка. Вася оглянулся.
Глава 4. Придирки капитана
- Запропастился! - сказал капитан. - Просто запропастился! Другого слова не подберешь. - Куда девался Вася? - тревожно шевелил усами Тараканов. - Куда запропастился?
Капитан нервничал, и в такие минуты его особенно начинали сердить усы Тараканова. Так и сейчас он прошелся по кабинету и вдруг остановился возле усов.
- Пора, кстати, вернуться к разговору насчет ваших усов, - сказал он. - Опять они были не к месту.
- Да как же так?
- А так. Мы с вами на дороге должны были появиться одновременно, а вы задержались на пять секунд.
- Да, наверно, часы...
- При чем здесь часы? Я сам видел, как вы зацепились усами за сосенку и выпутывали их пять секунд. Я нарочно засек время. Да вон и сейчас в них еще торчат сосновые иголки.
Усы старшины немного подернулись золотою смолой и смахивали издали на сосновую ветку, подсвеченную солнцем. - Так это же нарочно, товарищ капитан, - оправдывался Тараканов. - Это же маскировка, военная хитрость.
- Сосновая ветвь в милицейской фуражке - дикое и тупое зрелище, - перебил его капитан.
Несколько секунд они молчали, и старшина виновато вынимал из усов иголки специальными щипчиками для колки сахара.
- Вы проверили, что курят задержанные?
- Проверил. "Памир" и "Астру". Папирос пятого класса нету.
- А ведь должны быть!
- Вы знаете, товарищ капитан, что я думаю? - спросил наконец старшина. - Что случился крайний случай.
- Какой же крайний случай?
- А такой, очень простой. В кустах был третий, с папиросами пятого класса, и он Васю, возможно, топориком.
- Почему топориком? Каким топориком?
- Не знаю, но мне почему-то кажется... топориком.
Глава 5. Крайний случай Тень, какая-то тень скользила от сосны к сосне, доплыла до елочек, легко поползла к дороге.
Человек с квадратной головой, как потом подсчитали, прополз от Васи в двух шагах, дополз до пня и, прикрываясь обломком сосновой коры, выглянул на дорогу.
Медленно, неторопливо, обстоятельно он вынул из-за пазухи пистолет, положил его на пень и стал целиться в кого-то на дороге.
С дороги между тем доносились слова:
- Все постное масло об него изгадила.
"Какая башка квадратная, - думал Вася, - пожалуй, это и есть тот Харьковский Пахан, про которого Фомич говорил. Вот он, крайний случай. Надо прыгать!"
И Вася сжался в тугую милицейскую пружину и уже чуть-чуть разжался и даже почти полетел по воздуху, чтоб рухнуть на плечи квадратной головы, но тут квадрат убрал пистолет, бесшумно плюнул и пополз обратно в лес. От сосны к сосне, от березы к березе он переполз весь перелесок, пересек на четвереньках гороховое поле и очутился на окраине города Карманова на улице Сергеева-Ценского, дом 8. Через три минуты, как потом подсчитали, возле этого дома был и Вася Куролесов, а с ним молчаливая собака Матрос.
Дом номер восемь выглядел одноэтажно, с терраской. Откуда-то из форточки сильно пахло табаком, пожалуй что и пятого класса.
Матрос, который все это время помалкивал, неожиданно заскулил, закрутился у Васиных ног, не желая, чтоб хозяин заходил в этот дом.
А занавесочка-то, занавесочка! Занавесочка с плюгавенькими рыжими цветочками на окошке дома вдруг шевельнулась, и какой-то сорочий глаз из-за этой выглянул занавесочки и вперился в Васю. И тут Вася шепнул потихоньку Матросу:
- Беги в отделение!
Но что тут оставалось делать собаке? И Матрос побежал исполнять этот тихий приказ.
Конечно, любая другая собака на месте Матроса стала бы спрашивать: зачем да почему? Возникла бы перепалка хозяина с собакой, что нередко еще бывает на улицах Карманова и других соседних городов. Это всегда выглядит как-то неприлично, стыдно становится и за хозяина, и за собаку.
А Матрос не стал спорить. Отбежав на другую сторону улицы, он, шмыгая носом, наблюдал за своим хозяином.
Вася пошел к калитке. не зная и не соображая, что будет сейчас делать. А сорочий-то глаз тянул, притягивал, манил из-за этой поганенькой занавесочки.
Понимал, конечно, Василий Куролесов, что идет он к дому напрасно и зря, что на самом-то деле надо бы ему, а не Матросу бежать в отделение и рассказать капитану про Зинку и Харьковского Пахана. Да ведь "они" могут за это время из дому уйти, а то, что в доме, от которого пахло папиросами пятого класса, были "они", Вася не сомневался.
И он стукнул в дверь. Подробно стукнул. Условным как бы стуком.
Дверь сразу открылась, и баба с вострым носом и сорочьим глазом сказала:
- Ну?
- Зинка? - так же прямо и грубо спросил Вася.
- Ну?
"Попал, - мелькнуло в голове. - В точку".
- Позови Пахана, - сказал он.
- Чего? Какого Пахана?
- Харьковского.
- А ну, вали отсюда, пока цел, - проворчала Зинка.
Но тут огромная и ноздреватая объявилась за Зинкиной спиной квадратная будка с двумя отверстиями для глаз и кнопочным носом. Будка что-то жевала, во рту у нее грямзал какой-то железный сухарь. Кроме грома сухаря, пылала в этом рту и папироса, в которой Вася сразу признал пятый класс - "Беломор".
- Пахан? - спросил Вася.
- Ну? - ответила Будка.
- Да что это вы все "ну да ну". Баранки гну. Не хотите - не надо, я пошел.
И тут же рука с лопатными ногтями ухватила его за шиворот, втащила в дверь и расставленно, с угрозой промычала:
- Ну?
Пора было что-то отвечать, и Вася помигал глазом, понизил голос и сказал:
- Я от Фомича. Его взяли.
- Где видел?
- В отделении. Так вот, велел передать, чтоб уходили послезавтра.
- Послезавтра? - удивился Пахан-Будка-Квадрат. - Почему послезавтра?
- Завтра-то он еще будет держаться, а уж послезавтра расколется. Он сам сказал: "Продержусь сутки, а потом расколюсь".
- Ага-ага! - закивал башкою Пахан Харьковский. - Расколется, значит, гад. А ты по фене ботаешь?
- Чего?
- Ты по фене ботаешь?
- Я-то ботаю, - ответил Вася. - А ты-то как?
Глава 6. Полет милицейского пресс-папье
Известная нам двусторонняя оперативная машина недавно вернулась из ремонта. Она так и осталась двусторонней, только вместо слова "Изыскательская" написали теперь "Спецобслуживание", а вместо "Сантехника" - "Гостелерадио".
- Оставили бы "Сантехнику", - ворчал Тараканов. - На сантехника я еще более-менее похож, а нп телекомментатора не слишком. Тут уж вы, пожалуй, товарищ капитан. У вас и глаза цвета "маренго".
- Сбреете усы - сразу станете телезвездой, - обещал капитан.
Машина мчалась в кармановский ельничек, в барсучий соснячок на розыски пропавшего Куролесова. Но, как потом подсчитали, ровно через три минуты после того, как она умчалась, в отделение милиции города Карманова вбежала рыжая собачонка с невзрачным колхозным хвостом. Если б хвост у нее был более городским или дежурный милиционер Загорулько более деревенским, дело могло кончиться иначе. Дежурный хотя бы задумался: где ее хозяин? Он, конечно, прекрасно вспомнил, что это собака Васи Куролесова, но никакого уважения к ней не испытал, тем более что и сам-то Куролесов дежурному не нравился. Слишком уж нахваливал его старшина.
И Загорулько топнул на собаку сапогом, ударил по столу пухлой папкой протоколов, а потом схватил эдакое пресс-папье и метнул его в собачонку с криком: "Долой животных из отделения!"
Пресс-папье в полете развалилось на составные части. Деревяшки и бумажки посыпались-полетели на пол, и перепуганный Матрос влетел в камеру предварительного заключения, из которой только что выпустили гражданина Сыроежку.
- Вот и посиди там, - сказал Загорулько. - Подожди хозяина. - И он защелкнул камеру на ключ.
Матрос заметался по камере, вспрыгнул на нары и встал на задние лапы, пытаясь дотянуться до решетки окна. Но и человек-то до нее не мог дотянуться, куда уж тут собаке с деревенским хвостом.С десяток минут Матрос беспокойно метался по камере. Он не выл и не лаял, он метался. Вдруг почувствовал что-то родное, знакомое, снова вспрыгнул на нары, прижался к потертой стене и успокоился.
Не знаю уж, про что он думал, но скорее всего, что собаке срока не пришьют. Над ним на стене виднелась полустертая надпись: "Вася и Батон тянули здесь..." Далее надпись совершенно стерлась, и чего они здесь тянули и сколько вытянули, было никому не известно.
Глава 7. Подручные средства
В это время, задыхаясь, спотыкаясь и чертыхаясь, старшина Тараканов продирался по кармановскому ельнику. За ним неторопливо шагал капитан. Старшина шел зигзагами или, как он говорил, "собачьим челноком", а капитан выдкрживал прямую линию.
Прямая капитанская линия привела к носовому платку, который лежал в траве. В уголочке платка был вышит маленький розовый поросеночек.
- Васькин фирменный знак, - заметил старшина.
- Кажется, дело чрезвычайно опасное, - задумчиво сказал капитан. - Платок - для нас.
- Платок платком, а больше ни следочка. Эх, сам ведь я научил его двигаться бесследно.
- Должен быть след, - уверенно сказал капитан. - Куролесов не дурак, он должен использовать подручные средства. Уж если он оставил носовой платок, он нам весь путь покажет.
- Не знаю, какие у него еще остались подручные средства, - сказал старшина. - Брюки снимет? Иль ботинки?
- Тебе-то было бы легче, - заметил капитан Болдырев. - Протянул ус от дерева к дереву, на пару километров хватит.
Старшина закашлял, достал из кармана маленькую подзорную трубу и принялся осматривать местность. Он знал, конечно, в каких случаях капитан переходит на "ты". В нехороших.
- Вижу подручное средство, - доложил старшина. - Вон оно - на дереве висит.
Шагах в тридцати от них на сосне висел гриб-масленок, нахлобученный на сучок.
- Не белочка ли? - засомневался капитан.
- Может и белочка, а скорее Васькина лапа.
Они подошли к масленку и вдруг увидели впереди, на другой сосне - новый масленок. Старшина снял первый масленок с сучка и положил его в кепку, снял второй и тут же увидел третий. Скоро в кепке его было уже десятка два отборных маслят, потом пошли подосиновики и подберезовики, два моховичка, пара хорошеньких белых.
- Вы что, солить их будете? - спросил капитан.
- Солить не солить, а на жарево тут наберется.
Глава 8. Вася ботает и чирикает
Рука с квадратными ногтями втащила Васю в сени, без всяких затруднений проволокла по коридорчику, спустила по крутой лестнице куда-то вниз, в район погреба.
- Постой! Постой! - тормозил Куролесов каблуками. - А в чем, собственно, дело? Не время для шуток.
Квадратная Будка сопела, протаскивая его через ящики и бочки. Где-то наверху вспыхивал и взникал Зинкин сорочий глаз.
- Осторожно! Осторожно! Бутыль не разбей. Не опрокинь бак с огурцами.
Но бак, за который Вася зацепился карманом, все-таки опрокинулся, полился из бака укроп, а в укропе, в хреновом листу, как рыбы в водорослях, скрывались огурцы. Они попрыгали из бака, захлопали хвостами, разбежались.
- Только не по огурцам! Только не по огурцам! - кричала Зинка. - Огурцы перетопчете.
Но Вася чувствовал, что его тащат все-таки по огурцам, они лопались под каблуками, как рыбьи пузыри.
Тут вдруг выскочила откуда-то трехлитровая стеклянная банка, блеснул в сумраке погреба бутылочный бок, кровая трещина перечеркнула стекло, банка развалилась и жутко, страшно, таинственно в погребе запахло маринованным чесноком.
- Чеснок??? - орала теперь сверху Зинка. - Маринованный чеснок разбил?!
Наконец Васю плюхнули на ящик. У ног взвизгивал чеснок и подло ворчали уцелевшие огурцы. И Вася понял, что, если уж вокруг него опрокидывают огурцы и бьют чеснок, дела его плохи.
- Осторожно! Чеснок! Огурцы! - орала Зинка, ззаглядывая сверху в погреб. Ее кудлатые космы свешивались в погреб как абажур.
- Че! - грозно прикрикнул Пахан, выталкивая абажур наверх.
- Не понимаю, - сказал Вася, отдышавшись. - За что ко мне такие применения? Я же всей душой и телом, а меня чесноком душат.
- Так ты по фене ботаешь?
- Ботаю. Изо всех сил ботаю.
- А по-рыбьи чирикаешь?
- Чирикаю.
- Врешь, скворец! На бугая берешь! Порожняк гоняешь! Лапшу на уши двигаешь!
- Не двигаю, не двигаю я лапшу! - закричал Вася, потому что увидел, что Пахан сунул руку в карман, в котором тяжело болтался пистолет.
"Ну, попал! Вот уж попал-то! - лихорадочно думал Вася. - Феня - ведь это бандитский язык, а я-то его не знаю, не ботаю и не чирикаю. Что ж делать-то? Гипноз! Скорее гипноз!"
И он сморщил переносицу, но гипноз, собака, никак не появлялся, затаился, напуганный ззапахом чеснока.
"Ну тогда разумом, тогда разумом, - думал Вася. - Возьму его разумом, неожиданной мыслью. Задавлю интеллектом".
- За что такие придирки? - высказал вдруг Вася эту неожиданную мысль. - Почему глубокое недоверие? - продолжал он давить интеллектом. - Я же предупредил, меня же и угнетают?!
- Феню не знаешь, - сказал Пахан и покачал квадратною будкой. - Ну скажи, что такое "бимбар"?
- Так вот же он, бимбар. Вот он!
И Вася вынул из кармана часы.
- А ну, дай сюда.
Пахан схватил часы, щелкнул крышкой, и часы вззыграли:
"Здравствуй, моя Мурка,
Здравствуй, дорогая.
Здравствуй, а быть может, и прощай..."
И здесь автор должен, конечно, отметить редкую способность знаменитых часов: приспособляемость к обстоятельствам.
- Мурку играют? Все равно, твое-то время истекло. - И он сунул часы в собственный карман. - Не знаю, откуда ты, да только мне ты живой не нужен.
Пахан зевнул и достал пистолет. И самое страшное показалось Васе именно то, что он зевнул.
- Нет, нет, - сказал Вася. - Я еще живой пригожусь.
- Только не мне, - сказал Пахан и сразу нажал курок.
Грянул выстрел - и пуля-дура полетела в открытую Васину грудь. И последнее, что слышал Куролесов, был глупый и неуместный сверху крик:
- Только не по огурцам!
Глава 9. Уходящая галоша
По маслятам да по маховикам капитан со старшиною добрались до улицы Сергеева-Ценского.
- Помню, брали тут двух самогонщиков, - сказал старшина. - Трудное было дело: они из самогонных пулеметов отстреливались, но мы их пустыми бутылками забросали.
- Ищите след, - прервал капитан неуместные воспоминания. - Грибов больше не видно.
- Как же не видно? Вон он, гриб, висит на заборе.
На заборе висела свинуха, тот самый гриб, который называют дунькой лошадиной губой.
- Из-за этого самого забора они нас сивухой поливали, - задумчиво вспоминал Тараканов. - Инспектор Нахабин в обморок упал, но мы...
- Хватит, - сказал капитан. - Ищите следующий гриб.
Но больше, сколько ни оглядывались, грибов они не нашли ни пустым глазом, ни подзорной трубою. Единственное, что бросалось в глаза, была рваная галоша, лежавшая посреди дороги.
- Прекрасно помню эту галошу, - сказал старшина. - Она как раз болталась на ноге у самогонщика, когда инспектор Нахабин достал пистолет, но полковник Двоекуров сказал: "Не стрелять", - и галоша от ужаса упала. Только раньше она валялась вон там, у забора. Так-так... Это Васькина лапа! Галоша как подручное средство! Талантливый паренек! Нам надо идти в направлении галоши.
- Пошли, - сказал капитан, и они двинулись в ту сторону, в какую как бы шла галоша.
- Интересно, что будет дальше? Опять галоша?
- Ну нет, - сказал старшина, - вторая галоша осталась у самогонщика. Когда полковник Двоекуров приказал брать их живыми, мы с инспектором короткими перебежками...
- Хватит о самогонщиках! - приказал капитан. - Ищите след.
- Слушаюсь... так что второй галоши не будет... молчу, молчу... Итак, Куролесов хватает первое попавшееся под руку. Ему некогда, он торопится, надеясь на нашу смекалку. А уж смекалка-то у нас есть. У нас много смекалки. Вот глядите - консервная банка! Вот она, где смекалка-то!
- Не вижу здесь особенной смекалки, - заметил капитан. Он, кажется, немного ревновал к такой большой таракановской смекалке. Кроме того, капитан чувствовал, что Тараканов своей неумеренной смекалкой защищает право на ношение рыжих усов.
- Баночка лежит ненатурально! Она лежит донцем к нам, а дыркою чуть правее. Надо и нам подаваться правее.
Они подали правее и скоро наткнулись на бутылку из-под "Нарзана", чье горлышко забирало еще правее.
- Так, - сказал старшина, - глянем по направлению бутылочного горлышка. Так, так. Улица Сергеева-Ценского, дом 8.
- Надо проверить, - сказал капитан.
Здесь автор должен на всякий случай отметить, что капитан и старшина были в штатском.
- Нехороший дом, - сказал капитан, принюхиваясь, - от него чем-то пахнет.
- Не укроп ли?
- Да нет, чесноком и, кажется... порохом.
- Папиросы пятого класса... Вон окурок валяется.
Долго и нудно капитан стучал в дверь. Профессиональный стук капитана растряс английский замок, в нем что-то пискнуло, и дверь отворилась.
Капитан осторожно ступил в дом. Усы Тараканова потянулись за ним. В сенях было пусто. Оцинкованные баки вылялись в углу и разбитые умывальники, а в комнате капитан сразу увидел большой шкаф-гардероб.
В шкафу что-то слышалось и шевелилось.
- Там кто-то есть! - знаками показал капитан Тараканову, который постепенно всасывался в комнату.
"Надо брать!" - ответил усами старшина.
"Валяйте!" - взглядом приказал капитан.
Старшина подкрался к шкафу, распахнул дверь и просто крикнул:
- Вверх!
И тут же из шкафа - руки вверх! - выступил человек с небритым подбородком.
- Меня сюда запрятали, - сказал он , улыбаясь.
- Кто вы? - сбоку с револьвером в руке спросил капитан.
- Я - Носкорвач. Носки рву. Мне мама, как купит носки, два дня поношу, глядишь - уже дырка на пятке. "Тебе, - говорит, - надо железные носки". Но я и железные разорву. Пойдемте в шкаф, я покажу, сколько там рваных носков валяется. Даже неудобно.
Минуты через три, как потом подсчитали, Капитан Болдырев и старшина Тараканов поняли, что перед ними круглый сумасшедший. Он совал им под нос рваные носки, зазывал их в шкаф, просил подобрать пару какому-то подозрительному носку в полосочку, в общем, валял большого дурака.
- Слушай, Носкорвач. - раздраженно сказал старшина, - кто тебя в шуаф запрятал?
- О! - напугался Носкорвач. - Это большая тайна!
Тут он принялся раскачиваться, читая стихи Редьярда Киплинга:
Это рассказывать надо
С наступлением темноты,
Когда обезьяны гуляют
И держат друг другу хвосты...
- А вы ведь не обезьяны, - неожиданно трезво заметил он. - Вы - оперативники. вам рассказать я никак не могу.
- Мы тебе новые носки подарим, - заманивал старшина. - С шерстяною пяткой.
- Правда? - обрадовался Носкорвач. - Ну, тогда скажу: "Пахан". Только мне носки сорок третьего размера.
- Для тебя хоть сорок четвертого.
- Ну, тогда я все расскажу. Пришел человек. А Пахан чай пил. Вот они вдвоем и убежали, а меня в шкаф запрятали. Сиди, говорят, пока за тобой не придут. Нет ли у вас пирожка с печенкой? А еще я люблю жареные грибы. и вообще мне надо побольше снеди.У вас есть снедь?
- Снеди нету! - строго отвечал старшина.
- Как же так? Оперативные работники, а снеди не имеют! Странно!
- Куда же они убежали?
- Туда, где шарики катаются.
Глава 10. Взгляды в полной темноте Пуля-дура. как уже говорилось, вылетела из пистолета и полетела в открытую Васину грудь. Быстро, стремительно преодолевала она сантиметр за сантиметром и скоро должна была вонзиться в сердце.
Она летела и по дороге немножечко умнела. Не всякая же, черт возьми, пуля - дура! Я знаю, кстати, немало дур, но не все же они пули!!!
Надо сказать, что эта пуля была умней других, интеллигентней. Она понимала, что вонзаться в грудь беззащитного Васи нехорошо, подло, безнравственно. Она хотела немного изменить направление, да сделать это было очень трудно.
"Пороховые газы толкают, чтоб им пусто было, - думала пуля, летя. - Вася, Васенька, увильни. ну хоть на пару сантиметров".
И Вася почувствовал ее немой призыв, дернулся в сторону и потерял сознание, а пуля пробила пиджак и вонзилась в груду брюквы. Как потом подсчитали, она пробила одну за одной 49 брюкв и два кило моркови.
Вася дернулся и затих.
- Этот готов, - сказал Пахан, схватил совковую лопату и завалил Васю брюквою.
Муть, великая муть навалилась на Васю. Брюква погребла его тело, великая муть окутала душу. И тяжко стало его душе. Она металась, раздваивалась и не знала, как дальше быть. И особенно тяжело было этой душе оттого, что перед нею в будущем только два пути: или работать трактористом. или идти в милицию. Где же третий, настоящий, истинный путь? Ну, не под этой же тяжелой и грязной брюквой?!
И тут мы, конечно, должны отметить, что Васина душа была не права. Ну чего такого плохого работать в милиции? Ходи себе, да арестовывай, кого надо. Никакого особого напряжения, не дрова колоть. Или трактористом - сидишь да пашешь! Красота! Не права была душа, потрясенная выстрелом, вовсе не права.
Пока душа его металась и размышляла, сам Вася был совершенно без сознания. Он ничего не осознавал. кроме того, что его все-таки убили.
"Неприятно-то как", - думал он.
Наверху над ним кто-то топал, бухал, потом все затихло.
Тьма и тишина погреба Убаюкивали Куролесова, он лежал, не шевелясь, пока не услышал какой-то шорох. Не мышка ли?
Вася отодвинул бровью брюковку со лба, высунул наружу живой глаз, но мышку не увидел.
Беспробудная тьма окружала Васю, и холод, тусклый холод пронизывал его насквозь, гнилой холод, нехороший. В холоде очень хотелось есть, и Вася стал грызть огурцы и отвратительно сладкую брюкву.
"Капитан-то, конечно, найдет меня, - думал он. - Найдет, если будет от платка танцевать".
Этот возможный танец капитана и старшины слегка успокаивал душу. но холод проникал в грудь, и Вася замерзал, чувствуя. что превращается в брюкву.
"А Матрос? - думал Вася. - Где же Матрос? Он-то мог бы хоть подкоп сделать".
Конечно, Вася не знал, что Матросу надо было делать два подкопа. Сам он по-прежнему сидел в камере предварительного заключения и раздумывал на тему: можно ли собачьим носом прошибить бетонный пол?
"Как жалко, что человеческий глаз не видит ничего в темноте, - печалился Вася, - сова видит, а я - нет. Надо бы научиться. натренироваться".
От нечего делать он яростно стал напрягать зрение, но не видилось ни зги.
"Начну с малого, - думал Вася, - Попробую увидеть собственную руку".
Он поднес пальцы к носу, и долго-долго нахмуривал брови. и вдруг разглядел что-то, не поймешь что.
"Мираж! - подумал Вася. - Какой-то мираж!"
Но нет, это был не мираж, это был ноготь большого Васиного пальца. Тот самый знакомый ноготь, аккуратно постриженный в прошлом году садовыми ножницами. когда все трактористы обрабатывали колхозный сад.
"Боже мой! Неужели это он! - восклицал про себя Вася, - неужели у меня появляется ночное подвальное зрение?"
Тут Вася покивал себе ногтем и стал напрягаться дальше. Скоро в поле напряженного зрения появился указательный палец, за ним средний, безымянный. Только мизинец никак не поддавался.
"Тонковат", - думал Вася.
Примерно через час взгляд его добрался до мизинца, И Вася приказал зрению двинуться дальше, напрямик, к бочке с капустой. Зрение двинулось, рассекая темноту.
Бочка долго не объявлялась. Наконец, что-то задрожало, замаячило бочкообразное вдали. но виделось призрачно, зыбко и шатко. То и дело возникали какие-то продолговатые помехи.
"Тут уж не до четкости изображения", - рассуждал Вася, обретающий ночное полутелевизионное зрение.
Вдруг он услышал какой-то шорох. Кто-то корябвлся внизу, под брюквой. Неужели Матрос? Неужели подкоп Матроса под погреб?!
Тут брюква зашевелилась и из нее высунулось... О, боже! Неужели такая огромная крыса?! Что это? Какой Матрос? Какой подкоп?
Ночным своим , почти уже совсем телевизионным голубым зрением Вася увидел руку! Человеческую руку, которая, разбрасывая брюкву, тянулась к нему. На этой руке блистал серебряный перстень с бирюзою!
Ужас охватил Куролесова. Никогда прежде он не видел таких рук, торчащих во мраке погреба. А рука лезла все дальше и дальше, потом появилась и вторая рука и кудлатая голова подземного существа.
Существо вылезло из брюквы, отряхнулось и, шаря руками в темноте, сказало тоненьким голосом:
- Где же тут огурцы?
Жутко и жалко прозвучал этот вопрос в сырости погреба, и Куролесов ответил на него по-своему.
Он сжался в пружину и прыгнул. Пролетев по воздуху тридцать четыре, как потом подсчитали, сантиметра, он обрушился на подземное существо.
И тут раздался такой крик, какого ни я, ни Вася, ни вы, дорогие читатели, больше никогда в жизни не услышите.
_____________________________
