Бегство (стр.4)

Рисунки М. Петрова

Юлий Даниэль

Бегство

Повесть

Граф Иван Иванович Шувалов знакомится с тверским крестьянином Иваном Свешниковым. Иван очень образован, он владеет несколькими языками. Большую роль в его образовании сыграл Григорий Хвылянский, учитель сына местного барина на родине Ивана. Шувалов, увидя в Свешникове нового Ломоносова, предлагает Ивану место личного секретаря. По совету графа Иван пишет поэтическое переложение одного из библейских текстов. Стихотворение получается вольнодумным, направленным против церкви. Один экземпляр Иван отдает своей подруге Лизетте, которая тоже живет при доме Шувалова. Свешникова принимают в высшем свете, им заинтересовался сам князь Потемкин. Однако на Ивана смотрят лишь как на свежую диковинку, годную для развлечения скучающих вельмож. Готово и обидное прозвище - Ветошкин. Вольнодумные стихи попадают в тайную канцелярию, агентом которой оказывается и Лизетта. Начинается следствие. Свешников вынужден бежать из Санкт-Петербурга в свою деревню. Вскоре императрица дарит эту деревню вместе с землей и людьми полковнику Щетинину. Иван не желает быть крепостным. Он вновь уходит в бега...

Путь на юг

Григорий Александрович Потемкин ехал на юг. Он был задумчив и тих. Настроение было смутное. Позади остался Петербург, столица. Конечно, весь этот сброд, завистники, враги, голову подымет, начнет шептать, злословить за спиной. Пока он там - они только шипят изысканно, каламбурят. Что ж, хорошее словцо и он оценить может. Давеча один из придворных острословцев смотрел-смотрел на дворец его, императрицын подарок, и вымолвил: "Экое циклопическое сооружение!" Ловко сказано! И хоть в поношение говорилось, что он сей титул готов принять. Пусть: Циклоп, Полифем, гигант одноглазый, а с любым хитроумным Уллисом может потягаться. Только сии дворцовые Уллисы норовят не его ослепить, а царице глаза отвести.

В стенке возка, с правой стороны, была дырочка, маленькая, незаметная, укрывшаяся от рачительности слуг, она почему-то полюбилась Потемкину. Пренебрегая оконцем, он подолгу смотрел в нее, привалясь лбом к обитой шелком стенке, и потом до немоты удивлял спутников знанием того, что делалось вокруг ("А что, поди, он дотемна из канавы не выберется?" - о мужике, свернувшем с дороги при виде потемкинской тройки). Ребячья забава, но не ради нее облюбовал Потемкин эту дырку. Привыкший быть на виду, он находил какое-то особливое удовольствие в том, что вот незаметным манером может наблюдать жизнь, убегающую назад, не вмешиваясь в нее, не командуя, не распоряжаясь. "Вот так бы, - думалось ему, - ехать и ехать, все видя и ничего не делая, все замечая и ничему не препятствуя". Он отдыхал.

Несколько дней Иван шел, сторонясь людей, огибая деревни, ночуя в лесу около костра или в редких, насквозь промерзающих скирдах. Но дальше так продолжаться не могло. Сумка с сухарями, давившая раньше угловатым грузом, теперь невесомо похлопывала его по спине. Надо было достать еды, постирать портянки, побриться... Нет, бриться он не станет. Если спрашивать будут, скажет, что идет в Киев, на богомолье.

В одно из утр наперерез ему выскочила очень неожиданная речка, узкая и, должно быть, неглубокая, но переправиться было негде. Иван побрел вдоль реки, тяжело ступая гудящими от усталости ногами. День только начинался, он уже устал. Плохо. Вокруг было весело. Снег местами сошел, ледяную мелочь прибивало к пологому берегу, куски льда крутились у прибрежных кустов, задевая за коричневые и желтые корни, тускло поблескивая на солнце. А солнце уже изрядно пригревало. Иван вдруг с отвращением ощутил свою небритость, стоптанные тяжелые сапоги, промокшие портянки, отсыревшую одежду, от которой почему-то пахло псиной.

За поворотом реки, на другом берегу, он увидел девчушку. Она швыряла комья земли в воду, а рядом как оглашенный метался щенок и звонко лаял на каждое бульканье.

- Здравствуй, милая, как мне перейти? - спросил Свешников.

- Здравствуйте, - ответила она.

Щенок залился еще пуще.

- Не забиячь! - прикрикнула она на него. - Пойдете так, а потом повернете, там река повернет, а вы так пойдете. прямо, а потом повернете, и будет сосна большая через речку.

- Ничего не понял, - засмеялся Свешников. - Так река, а так я, река повернет, я поверну.

Девочка тоже засмеялась.

- Идемте, я покажу.

Они шли вдоль реки, каждый по своему берегу, переговариваясь, и щенок бежал вслед, визжа каждый раз, когда оступался и попадал в снег.

- Как река-то называется?

- Балва, - ответила девочка. - Ух, и ямы здесь глубокие. Тот год двое потонуло. А вы куда идете?

- К святым местам, молиться. А деревня ваша какая?

- Село-то? - переспросила девочка. - Наше село Людиново. Бабка говорит, назвали так потому, что люди новые - люди-ново, - протянула она.

- Откуда ж вы взялись, новые?

- Демид привез завод ставить, только это уж давно было.

Свешников сообразил, что речь идет о заводчике Демидове.

- Ну, спасибо, милая, - сказал он, когда за поворотом показалось дерево, перекрывавшее неширокую речку. Он перешел на другой берег и зашагал к деревне.

- Странник, а странник!

Он обернулся и увидел, что девчушка догоняет его.

- Странник, ты эдак в Людиново не придешь, оно вон где. - Она указала в обратную сторону.

Иван двинулся было туда и снова остановился, услышав слова девочки:

- Там у нас команда стоит...

- Ищут кого? - вздрогнул Иван.

- Ага, офицер ихний мужикам говорил, что злодей какой-то ходит, так чтоб его не слушать, а вязать.

Девочка вдруг запнулась и со страхом уставилась на Ивана.

- Ну, что испугалась, я не злодей, - усмехнулся он.

Девчушка еще несколько секунд рассматривала Ивана и потом облегченно засмеялась.

- Нет, я только подумала, тому-то, сказали, двадцати годов еще нет, а ты уже старый...

Свешников невольно коснулся ладонью небритых щек.

- Умница, сказал он.

Потом он спросил у девочки, где можно достать еды и переночевать.

- А ты иди в Вербежичи. - И она указала на несколько видневшихся невдалеке домишек.

До темноты Иван переждал, а в сумерки постучался в первую избу, на дверях которой был выжжен крест без перекладины.

Странника-богомольца ночевать пустили охотно, он, поужинав кашей и огурцами, улегся на печи с хозяйским сынишкой и заснул мгновенно. Проснулся он поздно. Рядом никого не было. Он пошарил свою одежду, не нашел, выглянул с печи. Его рубаха, выстиранная, висела на веревке перед устьем печки, зачиненные штаны и выстиранные, высушенные портянки лежали на лавке. Стол был прибран, пол подметен, и в печке потрескивал огонь, желтыми лучиками просвечивая сквозь дырочки заслонки. Иван слез, надел штаны, обулся. Вошла хозяйка. Иван поклонился, поблагодарил за работу.

- Сядь поешь, пока рубаха высохнет, - сказала она.

Иван двоеперстно перекрестился и сел к столу.

Подобревшая хозяйка, собирая позавтракать, вполголоса рассказала, что в заводском селе стоят солдаты и что ищут они одного человека и приметы сказывали: молодой, росту средне большого, волосы черные и вьются.

- А что он сделал, зачем ищут его? - спросил Иван.

Хозяйка, снизив голос до шепота, объяснила, что человек этот послан-де от наследника Павла Петровича про подушный оклад разведать, и еще он говорил - так рассказывали слышавшие, - что государь Петр Федорович жив и находится в Херсоне.

Свешников пожал плечами.

- Что , не веришь? - Хозяйка поджала губы и неодобрительно, даже с подозрением поглядела на Ивана.

- Трудно верить, хозяюшка, - проговорил он, - Петр Федорович умер давно, а наследник, слышно, в чужих странах с женой гуляет.

- Господи, - проговорила хозяйка укоризненно, - господи, да кто ни придет, за всех бога молить будем. Царь Петр Федорович к мужикам добер был - землю давал. - Она вздохнула. - Волю давал...

- Когда же это он волю давал? - не сдержался Иван.

- Да ты что, турок, что ли ? - удивилась хозяйка. - Как это - когда? Годов десять тому будет либо поболе.

"Это она о Пугачеве, - подумал Иван. - Крепко корни пущены..."

Под вечер он снова шел, отдохнувший, вымывшийся в маленькой баньке, сытый. За двугривенный хозяйкины соседи навалили полный мешок сухарей. Он шел и думал о том, как жадно тянутся крестьяне к малейшей возможности перемены, как всякая, пусть даже неправдоподобная выдумка зажигает надеждой глаза и сколько пороху заложено в народе: поднеси огонь - вспыхнет! Вот еще самозванец объявился, еще один печальник за народ.

На другой день он встретился с этим печальником.

На окраине небольшого села, куда зашел он отдохнуть (чем дальше уходил он на юг, навстречу птичьим стаям, тем больше он смелел, не прятался от людей), на окраине этого села его перехватили мужики и, спросив, грамотен ли, повели в дом.

В просторную избу набилось много народу. В красном углу сидел молодой человек с кудрявыми волосами. Он очень быстро что-то рассказывал, суетливо оглядывая лица слушателей:

- "...Не след называть его подушным окладом, какой это подушный оклад? Он - тяжелый оклад. Великий князь Павел Петрович про то знает, он нас не забудет, он отцову волю выполнит, Петр Федорович..."

Мужики одобрительно зашумели.

- ...Петр Федорович, - повышая голос, продолжал юноша, - крестьян любит, об них думает. Он от мученической смерти ушел, скоро объявится.

- Господин хороший, - сказал один из мужиков, приведших Свешникова, - вот человек говорит, что грамотен. Покажи ему бумагу-то...

Юноша быстро глянул на Свешникова.

- На вот, - сказал он, доставая из кармана завернутый в чистую тряпицу сложенный вчетверо лист, - только здесь половина не по-русски.

Иван развернул бумагу. Это было письмо. Он прочел вслух обращение:

"Милостивый государь, любезный батюшка Петр Федорович! Почтейнейшее письмо ваше минувшего февраля от пятого числа я имел честь получить..."

- Вот видите - императору Петру Федоровичу письмо! - крикнул молодой человек. - Подпись, подпись читай!

"...читав оное многократно с совершенным удовольствием, - пробегал глазами письмо Свешников и отдельные фразы произносил вслух, - непреложный образ добродетелей... я в жизни моей в состоянии буду нести достойно имя сына вашего..."

- Вот! - опять выкрикнул юноша. - "Достойного сына вашего!" - стало быть, все по-отцовски сделает, подпись читай.

- Читай, кто подписался! - зашумели рядом.

Свешников перевернул лист и прочел:

- "Ваш нижайший слуга и всепокорнейший сын Павел".

И под восторженный гул, которым мужики встретили имя Павла, Свешников про себя разобрал адрес, писанный по-французски, стоявший ниже подписи: "Тулон, улица Лудильщиков, в доме книготорговца Пьера Делин, господину Павлу Петровичу Стременцову".

- Петиметр! Прелестница! Задница, а не солдат! - Потемкин возвышался над остолбеневшим от ужаса солдатом. - Кафтан узок! К балу солдат готовим!

Кроткое и мирное настроение светлейшего кончилось так же внезапно, как и началось. Непривычное, вынужденное безделье начинало его раздражать, и он как с цепи сорвался, увидев, как при дороге солдаты помогали друг другу привести себя в порядок.

- Пиши! - Он махнул рукой Попову и, глядя в лицо солдат, продиктовал раздельно: - "Завивать, пудриться, плесть косы - солдатское ли сие дело? У них камердинеров нет". Записал?

Потемкин рывком расстегнул застежки на своей бекеше, скинул ее на руки подскочившему казаку. Тот бережно - любимая одежда светлейшего! - отнес ее в карету.

"На что же пукли ? Всяк должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели, - он как куклу повернул солдата за плечи, спиной к себе, - нежели отягощать пудрою, салом, мукою..." Кушать сало и муку надо есть, а не на голову, - снова прервал он сам себя. - "Мукою", - записал? - "...Шпильками, косами. Туалет солдатский должен быть таков, что встал и готов". Вот, виршами заговорил, - захохотал он и тут же снова нахмурился. - Кто такие? - отрывисто спросил он у оробевшего офицера.

- Злодея ищем, ваше сиятельство, - запинаясь, проговорил офицер.

Он узнал Потемкина.

- Какого злодея?

Косясь на солдат и все еще робея, офицер вполголоса объяснил, что ищут некоего человека, который дерзновенно объявил себя наследником Павлом Петровичем и ходит по деревням, склоняет мужиков к возмущению.

"Наследником объявил себя, заморышем курносым, дурак, поди", - подумал Потемкин и вслух произнес:

- Дурак.

Офицер растерянно умолк.

- Это я не про тебя, - сказал Потемкин. - Впрочем, и ты дурак, сколько у тебя команды?

- Сорок человек, ваше сиятельство.

- Где последний раз самозванца видели?

- В Листвянке.

- Когда?

- Вчера в полдень.

- Карту знаешь? Нарисуй.

Офицер концом ножен обозначил на земле расположение деревень.

- Ага, - Потемкин помолчал. - Отдели треть людей, пошли их по трое в эти вот деревни, сам с командой стой здесь. Как объявится где злодей, двое пусть караулят или следят, а третий - к тебе, понял? Делай так.

- Слушаюсь, ваше сиятельство.

Свешников переночевал в той же избе, где остановился владелец "августейшей" переписки Утром он остался в избе вдвоем с незнакомцем. Оба молчали, испытующе поглядывая друг на друга, и наконец кудрявый заговорил первым:

- Ты далеко ли путь держишь?

- Нам с тобой не по пути, - ответил Свешников и повернулся лицом к самозванцу.

- Что так?

- А вот что, - Свешников приблизился к нему. Тот слегка попятился. - А вот что: Ты зачем все придумал? Письмо-то твое - обман! Чего добиваешься? Зачем мужиков под кнут подводишь?

- Как - обман? - запротестовал было самозванец.

- А так - обман! Я не только по-русски читать умею - понял?

Юноша выпрямился.

- Ну и что? Что ж ты смолчал давеча? Они, может, и сами обману хотят. Они б тебя первого побили, а? А что под кнут они пойдут, так... - Он выругался. - Пока я гуляю. Кормят, вином поят, лошадей дают. Всю Россию так пройду, никто не остановит.

- Дурак ты, - брезгливо сказал Иван, - за тобой уже команда выслана.

- Той команде мужичков хватать не перехватать: пока та команда с ними разберется, меня - тю-тю - ищи ветра в поле!

Иван подошел к парню вплотную и ударил его кулаком по лицу.

- Сволочь! - сказал он и ударил еще раз.

Не глядя на побитого, он взял с лавки свой мешок и пошел к двери.

В это время дверь раскрылась, и в комнату вошли солдаты...

Полчаса спустя он уже трясся в телеге, неловко привалясь к грядушке скрученными назад руками и стараясь не встречаться глазами с невольным виновником своего ареста, тоже связанным и тоже избегающим его взгляда.

Вскоре они прибыли в то село, где остановился с командой офицер. Их немедленно погрузили в другую повозку и, не развязав ни на минуту рук, не накормив, на свежих лошадях помчали вдогонку Потемкину. Офицер решил подольститься, расчет был правильный: показать светлейшему успех его распоряжений. К ночи они настигли Потемкина, остановившегося в придорожном селе. Выслушав рапорт офицера, Потемкин велел утром привести арестованных к нему.

Их развязали. Иван не сдержал стона, когда развел освобожденными руками; самозванец всхлипнул, ничком упал на лавку. Подобревший от удачи офицер велел дать им хлеба и молока, и они, перемогая боль и усталость, поели. Утром чуть свет их подняли и повели к Потемкину.

Светлейший сидел у стола в дорожном костюме, накинув на плечи зеленую бекешу. Он покосился на вошедших.

- Ну, который из них самозванец? - спросил он у офицера.

- По приметам и по допросу - этот, ваше сиятельство. - Офицер сильным толчком выдвинул самозванца на середину комнаты.

- Звать как? - Потемкин встал и надвинулся массивной своей фигурой на парня.

- Григорий...

- Григорий? Тезка... - Потемкин недобро усмехнулся. - А может, ты не Григорий, а Петр или Павел? Император или великий князь? Или, может, твоя фамилия - Отрепьев?

Он схватил самозванца за грудь и встряхнул его. Тот мотнулся неживой куклой.

- Григорий Зайцов, господин... генерал.

- Зайцов... Кто такой? Отец кто?

- По-номарь...

- Пономарь... Чего ради мужиков смущал, говори! Кто научил?

- Никто, господин генерал... Сам надумал. Письмо нашел... чужое. В деревнях читал, показывал мужикам, чтоб кормили и...

- Какое письмо? - насторожился Потемкин.

- Вот, ваше сиятельство. - Офицер протянул Потемкину злополучное письмо.

Тот, хмурясь, стал читать. Несколько раз, отрываясь от чтения, окидывал взглядом поникшую фигуру Зайцова.

- Хитер, ничего не скажешь, - проговорил он наконец, сложил письмо и отдал офицеру. - Хитер мозгляк чужие письма приспосабливать. Ну что ж, уведи, сдашь по начальству. Да, запамятовал было, твоя как фамилия?

- Поручик Михаил Блажнов, ваше сиятельство.

- Василий Степаныч, запиши, - кивнул Потемкин секретарю.

Зайцова увели, Потемкин обратился к Свешникову.

- Ну, а ты что за птица? Выдь на свет! - скомандовал он.

Иван повиновался.

- Этого, ваше сиятельство, в одной избе с ним задержали. Мужичье говорят: чужой, богомолец, я прихватить велел для порядку.

- Правильно; ну, отвечай, что ты за человек, богомолец?

- Разрешите, ваше сиятельство, вам одному рассказать?

- Что такое? - удивился Потемкин. - Постой, постой, - забормотал он, поворачивая Ивана за плечи лицом к свету, - Василий Степаныч, взгляни-ка...

Всегда бесстрастный, невозмутимый Попов вгляделся в лицо Свешникова и ахнул.

- Всем уйти, - сказал Потемкин негромко.

Комната опустела.

- Сядь.

Иван сел.

- Рассказывай.

- Я сбежал, ваше сиятельство.

- Что-о?

- Сбежал. Наше село отдали во владение господину Щетинину, а я сбежал.

- Ну-у... - Потемкин изумленно уставился на Ивана. - Он притеснял тебя, этот, как его?

- Щетинин нет, ваше сиятельство.

Потемкин поднял бровь.

- Так что же ты?

- Не сумел быть рабом.

Оба замолчали. Вот он каков, ученый мужик! Не хочет быть рабом! Не хочет быть рабом...

- Ты знаешь, что тебя ждет?

- Знаю.

"Что же он не просит о заступничестве?" - Потемкин в упор разглядывал Свешникова.

"Что же я не прошу заступиться? Самое время" - мелькнуло в голове у Ивана.

- Раньше думать надо было! Раньше! - вдруг вскрикнул Потемкин.

Иван молчал, потупившись.

- Сечь батогами будут! Ноздри рвать! Навечно в солдаты!

- Если вы не заступитесь... ваше сиятельство, - с трудом выдавил наконец Иван.

- Если я, - сердито повторил Потемкин. Он встал, почти коснувшись головой низкого потолка, и прошелся по комнате. Потом отворил дверь: - Эй, кто там? Позвать сюда офицера. Э, слушай, любезный, богомольца этого я при себе оставляю. Можешь отправлять. Хвалю, исправен, напомнишь о нем, Василий Степаныч, иди.

- Слушаю, ваше сиятельство.

- Теперь вот что, Василий Степаныч, богомольца нашего одеть прилично, накормить, он едет в заднем возке. На первой стоянке явишься ко мне, Свешников.

- Благодарю вас, ваше сиятельство.

- Ступай.

И когда Свешников, поклонившись, вышел из комнаты, Потемкин, наклонив голову и глядя ему вслед, выговорил ворчливо:

- Дерзок... - Посмотрел на Попова и уже с удовольствием повторил: - Дерзок! Приручить надобно, будет пригоден к работе.

И в той же комнате, что недавно была для него местом заключения, Свешников, соскабливая бритвой темно-рыжую щетину со щек, думал сосредоточенно и зло: "Поучать вельмож готовился, советовать придворным - ох, дурак! Сам у вельможи защиты просил, только что руку не поцеловал".

_______________________

* Журнальный вариант

Ист. журнал "Пионер"

1980-е

<<<
>>>

___________________________