Пять путешествий Пржевальского
 

 

      Началось оно в 1876 году. И ничто не предсказывало, что это будет не старт, а "фальстарт", как это называется в спорте.
   Из Петербурга отряд Пржевальского по старой, испытанной дороге добрался до Семипалатинска, через Омск доехал до Кульджи и Верного. Он переправился через Или, углубился в Тянь-Шань и горным перевалом вышел к озеру Лоб-Нор. По плану Пржевальского отсюда должен был начаться путь к главной его цели - Тибету. Но здесь-то Пржевальского настигает первая настоящая неудача - он заболевает. Болезнь серьезная, даже железный организм Пржевальского навряд ли мог выдержать ее в условиях трудного путешествия. Пришлось возвращаться.
   Два года ушло у Пржевальского на подготовку к возобновлению путешествия. И эти два года не прошли для него даром. Пржевальский постарался, чтобы в экспедиции были люди, которые могли стать не только его помощниками, но в будущем путешественниками, как и он. Он долго и тщательно подбирал таких людей. Выбор его пал на двух молодых людей, имевших нужные географические знания и не боявшихся трудностей путешествия по Азии. ими были Федор Эклон и Всеволод Роборовский. Отряд Пржевальского состоял из тринадцати человек. Все они во главе с начальником экспедиции, произведенным уже в чин полковника, были военными. Местные, семиреченские казаки и два помощника Пржевальского, получившие младшие офицерские чины.

   В январе 1879 года экспедиция выехала из Петербурга и быстро добралась до Семипалатинска. База экспедиции находилась в маленьком городке Семиречья - Зайсанский.   Предстояло на этот раз двигаться в сторону Тибета, в места совершенно незнакомые, без карт, не всегда рассчитывая на опытных проводников. Поэтому все продовольствие и снаряжение надо было  брать  с собой. Поклажу погрузили на тридцать верблюдов, кроме того, экспедиция имела восемь лошадей.
   Степи, расположенные а предгорье, были раем для охотника. Множество антилоп, куланов... Здесь-то и обнаружили прежде неизвестный тип дикой лошади, получившей затем название "Лошадь Пржевальского". Но охотой некогда было увлекаться. Начинались горы, в приближалась осень и зима. Сначала караван шел по заброшенным караванным дорогам. Собственно, никакой настоящей дороги не было. Она обозначалась лишь мрачными приметами болезней, голода, нападения: костями верблюдов и лошадей, человеческими черепами...
   Скоро отряд утерял и эти приметы. Он шел по еле угадывающейся тропе, а то и вовсе без всяких признаков дороги, там, где удобнее пройти животным.  Идти приходилось пешком: верблюды и лошади были сильно навьючены. Кроме того, верблюды и лошади могли свалиться в пропасть, с самое ценное - оружие, инструменты, карты - приходилось нести людям. Каждый участник, не исключая начальника, нес по полпуда груза.
   Наступал октябрь, уже прошли снеговую линию. Начались холода, снежные бураны. Ночлег устраивали под какой-нибудь скалой; огонь был скудным, собранный в горах сухой навоз больше чадил, чем грел, на приготовление чая уходило несколько часов. Но путешественники были бодры, показывал пример сам Пржевальский. Иногда устраивалась дневка, и Пржевальский уходил в горы: увидеть сверху нужный перевал, набросать на карту хребты, а то и просто полюбоваться суровой и прекрасной  картиной, открывающейся ему. И была у него потребность иногда побыть одному... Вспоминая свое путешествие, он сказал: "Сколько раз я был счастлив, сидя одиноким на высоких горных вершинах! Лучшим делается человек в такие минуты. Словно, поднявшись ввысь, он отрешается от своих мелких помыслов и страстей. Могу сказать - кто не бывал на высоких горах, тот не знает грандиозных красот природы".
   Чем дальше углублялся караван в горы Тибета, тем приходилось труднее. Верблюды и лошади скользили на обледенелых тропинках. Приходилось песком или глиной посыпать дорогу. Все сложнее становилось находить хоть сколько-нибудь ровное место для ночевок. Первыми не выдержали, казалось бы, самые неприхотливые животные - верблюды. Этим "степным кораблям" были непривычны горы, они падали и ломали ноги, несколько верблюдов погибло. Началась бескормица. Труднее всего было найти продовольствие для животных.
   Но самые большие опасности ждали впереди. И угроза исходила не от усиливающихся снежных метелей, не от холода, а от людей. Единственная дорога соединяла Тибет и ее столицу Ахассу   со всем остальным миром, и те караваны, которые по этой дороге шли, часто подвергались нападению воинственного племени еграев, бравших дань от путешественников, а то и просто грабивших их и убивающих. Караван русских показался им легкой добычей, они знали, что он малочислен.  На перевале Тан-Ла еграи напали на отряд Пржевальского.
   Но караван на сей раз состоял не из купцов. В отряде были профессионалы - военные, умеющие метко стрелять, располагающие хорошим оружием и неограниченным запасом патронов.  И командовал отрядом решительный и храбрый человек. Бой был жестоким, нападающие понесли большие потери. Среди людей Пржевальского никто не пострадал.
   Но слух о том, что в горах по направлению к столице Тибета движется  вооруженный отряд русских, вызвал панику в Тибете. Навстречу Пржевальскому выехали вооруженные тибетцы, объявившие о том, что дальше без разрешения тибетских властей двигаться нельзя. Пржевальский принимал тибетцев по всем правилам этикета: в полковничьем парадном мундире, со всеми орденами. Тибетцам со всей любезностью была передана заранее приготовленная бумага с просьбой разрешить путешественникам, имеющим чисто научные интересы, приехать в столицу Тибета.
   До этой столицы оставалось  всего двести пятьдесят верст. Но они оказались непреодолимыми. Проходили недели за неделями, и становилось очевидно, что тибетцы не собираются пускать русских дальше. Маленький лагерь отряда расположился на большой высоте. В разреженном воздухе непривычным к горам людям было трудно дышать. Холода становились нетерпимыми. Продовольствие иссякло. Тибетцы не только не снабжали продовольствием, но и выказывали откровенную враждебность. По ночам приходилось выставлять караулы. Верблюды ослабели, передвигаться дпльше пришлось бы на яках, но достать их можно было только у тибетцев.
   Наконец, пришел ответ из Ахасси. Русским категорически запрещалось двигаться к священной столице тибетцев. Она закрыта для иностранцев. Это было большим разочарованием для Пржевальского, для всех его помощников. В столице Тибета не побывал еще ни один европеец, и эта заманчивая для каждого путешественника цель, казалось, так близка.
   Пришлось возвращаться. В разгаре зимы, с ослабевшими людьми и животными, без кормов для верблюдов и лошадей и продовольствия для людей. Конечно, поход по Тибету не был зряшным. Пржевальский и его помощники первыми обследовали и нанесли  на карты серединный Тибет. Разрешились многие загадки географии этих пустынных, неизвестных мировой науке мест.
   В месяцы, которые экспедиция провела в горах Тибета, она была совершенно отрезана от всего мира. Русское посольство в Пекине полгода не имело никаких известий об экспедиции Пржевальского. Считали, что она погибла в горах Тибета.
   Но Пржевальский и его товарищи были живы.  Теперь они двинулись обследовать верховье Хуанхэ - Желтой реки. Для географа это интересные и совершенно своеобразные места. Пржевальский писал в своей книге: "Идешь по луговому плато, совершенно гладкому, как вдруг под самыми ногами раскрывается страшная пропасть, по дну которой обыкновенно течет река". Пржевальский нанес на карты не только рельеф, но и почвенные особенности верховьев Желтой реки.
   В одной из своих публичных лекций в Петербурге Пржевальский с досадой заметил, что широкая публика судит о путешественниках по пережитым ими приключениям, трудностям пути, опасностям и мало обращает внимания на ежедневную кропотливую работу. А в ней-то и состоит самая суть любого путешествия. Пржевальский и его помощник ВПЕРВЫЕ нанесли на карту Центральной Азии 11470 верст гор, равнин, рек, ущелий... И это было главной гордостью участников экспедиции.
   После девятнадцати месяцев третьей экспедиции надо было возвращаться в Россию, чтобы там распаковать и привести в порядок собранное, написать очередную книгу о путешествии.  Через Монголию Пржевальский доходит до Урги, а затем после короткого отдыха до Кяхты. Это уже Россия! И можно перевести дух, подумать о будущем.
   Ноябрь 1879 года. Пржевальский возвращается через Пишпек - Верный - Семипалатинск - Оренбург. На этот раз его возвращение носит совершенно триумфальный характер. Все газеты России и Европы сообщают, что экспедиция Пржевальского не погибла и возвращается домой. Во всех городах его встречают делегации и поздравительные телеграммы. В Оренбурге ему и его спутникам дают отдельный вагон-салон, в Петербурге его ожидает на вокзале торжественная встреча: сановники, академики, генералы, ученые, литераторы... Его тащат на встречи,  обеды, выступления. Пржевальский с трудом выкраивает время, чтобы написать докладную записку о своем путешествии. Он ее заканчивает словами: "Всем я, как руководитель дела, обязан прежде всего смелости, энергии и беззаветной преданности своих спутников".
   Пржевальского награждают, присваивают звания, вручают дипломы. Смоленск избирает его своим почетным гражданином. Почти все русские и многие иностранные научные общества избирают Пржевальского своим почетным членом. Прежде ему с трудом удавалось выпросить несколько сот рублей на инструменты для экспедиции. Теперь Петербургская городская Дума избирает Пржевальского почетным гражданином Петербурга, ассигнует тысячу пятьсот рублей на то, чтобы заказать портрет Пржевальского и поместить его в Думе. Пржевальский не без досады ответил Думе: "Решаюсь откровенно объяснить, что был бы весьма счастлив, если бы взамен постановки моего портрета, городская Дума нашла возможным употребить ассигнованные на то деньги для целей благотворительных, например, для устройства стипендий при одном из здешних реальных училищ..."
   Конечно, Пржевальскому было приятно внимание к его путешествию научной общественности, приятно, что на его лекциях не было ни одного свободного места. Но его мучили светские обязанности. Надо было скорее уезжать из Петербурга. Он дарит свои коллекции Зоологическому музею и Ботаническому саду, а сам отправляется на свою Смоленщину.
   В самом глухом углу губернии, в восьмидесяти верстах от ближайшей железнодорожной станции Ярцево, он покупает имение - Слободу. Там было все, что Пржевальский любил в природе: густые, нетронутые леса, реки, два озера, обилие рыбы, зверей и полнейший отдых от каких бы то ни было светских обязанностей. Он сообщает друзьям: "Написав что нужно, снова махну в пустыню, где при абсолютной свободе и деле по душе, конечно, буду стократ счастливее, нежели в раззолоченных салонах".
   В Слободе Пржевальский  написал книгу "Из Зайсана через Хами в Тибет и в верховья Железной реки". Книга эта была интересна и значительна не только тем, что содержала множество научного материала, но и живостью изложения. В ней передавался характер путешественника, раскрывалась его психология. Пржевальский  говорит: "Путешествие для человека, искренне ему преданного, представляет величайшую заманчивость ежедневной сменой впечатлений, обилием новизны, сознанием пользы для науки". Когда эта книга вышла в свет, она возбудила огромный интерес во всем мире, была переведена на другие языки, стала любимой книгой многих молодых читателей.
   Но мысли Пржевальского уже заняты новым путешествием. И опять на Восток. Маршрут будущей экспедиции он уже наметил: снова Монголия, Китай, верховья двух великих китайских рек, бассейн озера Лоб-Нор. В том, что ему теперь дадут для путешествия все, что потребуется, он не сомневался. Он думал о своих помощниках: кого возьмет с собой?
   Конечно, испытанных в трудах и опасностях Эклона и Роборовского. Но открылась возможность взять еще кого-нибудь. Нет, конечно, не "кого-нибудь", а снова человека, из которого может выйти настоящий путешественник. В желающих путешествовать с Пржевальским недостатка не было.
   Он получал десятки писем с предложением услуг, некоторые особенно настойчивые претенденты не ленились даже приехать в его глухой угол. Но Пржевальский  оставался равнодушен, если видел в желающих стать путешественниками жажду славы, поиски приключений... Он отыскал нужного ему человека около себя.
   Близ Слободы находился винокуренный завод, и работал у его арендатора молодой конторщик Петр Козлов. Отец его батрачил у богатого скотопроиышленника. Мальчиком Петя Козлов не один раз прошел пешком по России, гоняя гурты скота. Отец его все же отдал учиться в городское училище в маленьком городе Духовщине. И когда Петя окончил училище, устроил его конторщиком на винокуренный завод.
   Завод стоял в самом глухом углу губернии, туда не так уж стремились более удачливые молодые люди.
   Книга Пржевальского "Монголия и страна Тангутов"  стала любимой книгой молодого конторщика.
   Он вырезал из газет, доходивших до Слободы, все статьи и заметки о Пржевальском. В одной из них президент Лондонского географического общества Алькок писал, что путешествия Пржевальского по стране тангутов и Тибету превосходят все, что обнародовано со времен Марко Поло. И этот путешественник жил рядом...
   Вероятно, Козлов никогда не рискнул бы заговорить с Пржевальским. Но однажды, в закатный час, Пржевальский обратил внимание на странного заводского конторщика, который с увлечением разглядывал небо... Проходя мимо,  Пржевальский спросил юношу: "Чем вы занимаетесь?" Козлов ответил: "Любуюсь красотой неба, которое там у вас в Азии, должно быть, еще чище, еще прозрачнее..."
   Образование Петра Козлова было ничтожным. Что, кроме грамоты, могло дать училище в маленьком городке? Но он жадно читал, и это были книги о путешествиях, истории, ботанике и зоологии. Пржевальский пригласил Козлова помогать ему в разборе коллекций, изготовлении чучел, приведении в порядок библиотеки, географических карт, зоологических атласов. И стал его брать с собой на охоту. Сутками бродили они по болоту, по лесным чащобам. Молодой конторщик оказался неутомимым охотником, человеком, не боящимся никаких лишений и  трудностей. Это был верный человек, из которого мог выйти толк!
   И толк из него вышел. Петр Кузьмич Козлов прожил долгую жизнь (умер семидесяти лет в 1935 году) и прославил свое имя как один из самых смелых путешественников по Азии, исследователь неприступных пустынь. Он открыл для науки засыпанный песками центр древней цивилизации - город Хоро-Хото.
   Чтобы попасть в экспедицию Пржевальского, составленную как всегда, из одних военных, Козлов пошел вольноопределяющимся в солдаты. И, занимаясь только путешествиями,  дослужился до генерал-майора.