"...В книгах живут думы прошедших времен..." (Карлейль Т.)

Я - инспектор манежа 9






Роберт Балановский

в содружестве с писателем Арк.Минчковским

Рисунки Ю.Шабанова
 
Повесть "Я - инспектор манежа"
(Главы из книги)


Крутой поворот
 

   После Варшавы снова началась кочевая жизнь по циркам и эстрадным сценам.
   И везде, где бы и на сколько дней ни останавливалась наша труппа, мы с Жоржем, набрав какой удавалось реквизит, продолжали свои упорные репетиции.

   На юге Украины нас застало начало первой мировой войны. Все вдруг вокруг изменилось. Люди шли встревоженные. Ходили толпы с иконами и портретами Николая II, пели "Боже, царя храни", срывали немецкие выставки с магазинов, а то и били в них стекла. Многие мужчины в предвоенные годы носили длинные, подкрученные на концах усы "а-ля император Вильгельм", теперь же они опрометью бросились подстригать усы и отращивать бородки.

   В цирке тоже многое переменилось. Прежде немецкие артисты - их было не так уж много - почитались на манеже. Антрепренеры писали их имена на афишах большими буквами. Сейчас ни один хозяин не хотел и слышать о немцах. Русские артисты, носившие немецкие фамилии, срочно заменяли их отечественными, всеми силами открещиваясь от придуманного ими германского происхождения. Атмосфера была взвинченная, для меня тогда малопонятная. Ведь совсем недавно немцы в цирке были нашими товарищами, с коими мы делили успех и неудачи. Что касается меня, то я не видел никакой разницы для дружбы, кем бы ни был мой приятель - русским или греком, итальянцем или германцем.

   Война шла где-то далеко на фронтах. В тыловых городах жизнь внешне мало отличалась от прежней. Лишь стало больше военных. Через город с песнями шли, провожаемые цветами и слезами, роты с полной солдатской выкладкой да громыхала отправлявшаяся на станцию артиллерия.

   Зрелища, а в особенности цирки, стали посещаться лучше, чем прежде. Среди зрителей можно было увидеть немало солдат, в том числе георгиевских кавалеров с крестами на полосатеньких ленточках. Многие приходили на костылях.

   Наездницы и гимнастки, когда им на манеже подносили букеты, бросали цветы людям в военной форме. Клоуны изощрялись в шутках над немецким вояками. Выпускали свинью в каске императора Вильгельма и били под зад Михеля в немецком ночном колпаке, убегавшего с арены и терявшего от страха штаны.

   В городах магазины еще были полны товаров, дороговизна казалась не столь заметной. Фронт и тыл жили разной жизнью.
   Труппы Виноучи война впрямую не коснулась.
   Я был юн и не подлежал призыву в армию, все же остальные были итальянские подданные, а следовательно, мобилизация их не охватывала.

   Меж тем мы с Жоржем уже достигли той степени совершенства номера, что решили его однажды показать своим товарищам. "Просмотр" прошел удачно. Нас хвалили, хотя и понятно было, что до мастерства мне еще далеко.

   Старый Виноучи отнесся к моим достижениям достаточно равнодушно. Он понимал, что начинать работать мне самостоятельно рано. Что ждет меня на этом пути?.. У него же дело было налажено. Труппу знали. Теперь, когда русских артистов стали понемногу призывать под винтовку, сработавшаяся итальянская труппа стала цениться больше прежнего и без контракта мы уже не сидели. Кто же променяет благополучную реальность на туманную неизвестность будущего? Да и я за годы сжился с семьей Виноучи, стал в ней своим и с трудом представлял иное свое существование.

   Но все сложилось по-другому.
   Примерно через полгода, после одной из тренировок, когда все прошло на редкость слаженно и мы, довольные, отдыхали, Жорж сказал мне:
   - Послушай, Роберт... А не уйти ли нам с тобой от старика?.. Начнем свое... У нас же два номера. Неужели мы пропадем? Не думаю.

   Я опешил и ничего не мог сразу ответить. Ведь и у меня не раз закрадывалась мысль о самостоятельной работе. Но, честно говоря, было просто жаль старика. Ведь это он сделал из меня акробата. Как же, взять и вот так сказать ему: "Ухожу..." А, с другой стороны, я уже вырастал, и это начинало мешать трюкам, которые исполнялись в труппе. Словом, сомнения терзали меня. Жорж, видимо, это понимал и терпеливо ждал.

   Но недаром русская пословица гласит: "Не было бы счастья, да несчастье помогло".
   Произошло это вот как.
   Летом мы работали в Харькове. Война уже повсюду давала себя знать. На улицах все больше появлялось раненых. Одетые в шинели солдаты, особенно возвращавшиеся с фронта, имели совсем не боевой вид и начинали наводить на грустные думы.
   Но цирк по-прежнему жил своей жизнью.

   Может быть, прибавилось какой-то нервности, а может быть, просто не повезло, но однажды на представлении я, как у нас говорится, шел с четырех рук, то есть делал сальто-мортале на плечи Виноучи, но вместо его плеч пришел прямо на манеж... Результат был печальный. Легкое сотрясение мозга и к тому же перелом руки.

   Тут я отвлекусь и скажу вам, что никогда не следует думать, будто опасна лишь работа воздушных гимнастов. Напротив, в определенные моменты люди в воздухе находятся в более выгодном положении, чем партерные акробаты. Они, как правило, всегда страхуются либо лонжей - о ней я уже говорил, - либо сеткой, на которую можно упасть, оставшись невредимым. Партерные же акробаты, даром что они на земле, в рискованные минуты могут надеяться лишь на точность своей работы и ловкость партнеров. В противном случае можно получить очень серьезную травму. Не трудно сделаться и калекой на всю жизнь.  Вот почему в цирке работа партерных акробатов с подкидной доской считается особо ответственной.

   Словом, закованный в гипс, я слег в постель. Продолжался мой вынужденный простой полтора месяца. К счастью, все это время Виноучи работали в Харькове и выздоравливать мне было легче.

   Когда я вернулся после столь долгого отсутствия, репетировать со мной нужно было чуть ли не все с начала. И вот что-то такое произошло. У меня не получались прежние трюки. Я словно сделался неловким или всему разучился. Виноучи мучился со мной. Мы без конца повторяли все, как когда-то, но ничего прежнего не выходило. Я видел, как он расстраивался. Зачем же был нужен труппе такой неудачный акробат? Мне, понятно, вслух никто недовольства не выражал. Трудно было установить, я ли был виноват в своем падении.

   И как это ни удивительно, когда мы возобновили наши репетиции с Жоржем на столах, тут дело пошло неплохо. Страха, который иногда приходит к артисту после его серьезного срыва, у меня не было. Очень скоро я восстановил то, что умел. А возможно, и вправду во мне больше жил талант балансера, чем акробата, и это обстоятельство избавило от расставания с цирком.

   И опять принялся за свои атаки мой искуситель Жорж.
   - Что тебе тут делать? - твердил он. - Уйдем от них. Поедем в другой город. Будем работать со столами...

   Я понимал, что, уйдя, лишь облегчу жизнь семье Виноучи. Ведь теперь я пока что был только нахлебником. Что касается моего партнера, то он стал частенько не ладить со стариком, иногда даже не являлся на представления. Тогда семья, перестроив трюки, обходилась вчетвером. Уход его из труппы определился как-то сам по себе.


   Как мне было трудно набраться мужества и объявить о своем разрыве с ними... Меня страшили слезы бабушки и сестер, угрюмость самого Виноучи. И все же я решился уйти.

дальше


____________________
 
%
Этот сайт был создан бесплатно с помощью homepage-konstruktor.ru. Хотите тоже свой сайт?
Зарегистрироваться бесплатно