Я - инспектор манежа 10
Роберт Балановскийв содружестве с писателем Арк.Минчковским
Рисунки Ю.Шабанова
Повесть "Я - инспектор манежа"
(Главы из книги)
Жорж и Роберт
За полночь через Харьков шел поезд на Полтаву. Мы с Жоржем уехали, захватив акробатические костюмы в своих чемоданчиках. В Полтаве помещалось театральное агентство. Через это агентство мы надеялись получить работу.
Прибыли мы в незнакомую нам Полтаву еще затемно. Было около четырех утра. До того, как оживет город, решили остаться на вокзале. Дремали, пытаясь заснуть на скамье в переполненном пассажирами и поразительно грязном зале ожидания. Внезапно меня охватила грусть. Стало жаль оставленную семью Виноучи. Я подумал о том, что вот сейчас они проснутся и по привычке будут ждать меня к завтраку, а меня уже нет. Старик, возможно, расстраивается и считает меня неблагодарным. Однако назад пути не было. Следовало думать, что ждет впереди, как жить дальше.
Денег у меня в кармане было совсем мало. Немногим богаче меня оказался Жорж.
Часов в девять мы с волнением и внутренней дрожью отправились прямо в агентство.
Необходимо сказать, что время было такое, что на приличные номера имелся спрос. Только этим, наверно, и можно объяснить то, что без особого доверия оглядев нас, человек из агентства не указал нам на дверь, а предложил продемонстрировать свое уменье. Проделать все это следовало на маленькой эстраде тут же, в саду агентства.
И вот мы с Жоржем на небольшой летней сцене. Перед нами в рядах комиссия, которая должна определить нашу судьбу. Вся комиссия состоит из одного толстого человека с розовым гладким лицом, одетого в светлый полотняный костюм. Именно он и решит: быть нам или не быть.
День жаркий, толстый человек вытирает пот с разгоряченного лба, проводит платком вокруг шеи.
- Ну, давайте дальше... Фу!.. Ужасная жара.
Наш акробатический номер уже прошел. Он не вызвал ни протестов, ни восторга толстяка, и вот теперь он ждет нашей работы со столами. В нем, в этом номере, весь смысл. На него наши надежды.
На эстраде наш "реквизит". Три подозрительного вида стола и два венских стула, вынесенных с разрешения дирекции агентства из конторы.
Уж не помню, каким образом все удалось, как выполнили свою миссию обыкновенные конторские столы. Но когда, благополучно закончив последний трюк, я спрыгнул вниз, толстяк, не выдержав, поднялся и сказал:
- Добре... Пойдет. Прошу в контору.
А через час уже с контрактом в кармане мы сидели в прохладном кабинете антрепренера и, с трудом скрывая радость, слушали его наставления, где в Полтаве заказать костюмы и реквизит.
Мы так понравились толстяку, что на все это он нам тут же дал денег. Разумеется, доброта была относительной: антрепренер предупредил, что вычтет эту сумму из нашего гонорара.
Через несколько дней уже висели афиши:
"Внимание! Только несколько гастролей! Сенсация! Человек без нервов! Головокружительные трюки!"
Ничего другого, кроме "Человека без нервов", мы, конечно, придумать не могли. Но ведь это было в стиле тогдашней рекламы.
Мы не без страха перед публикой готовились к выступлениям. Вот и привезли специально сделанные и, надо сказать, на редкость добротные столы и стулья. Они были некрашеные. Красить реквизит мы с Жоржем решили сами. Были куплены краски и необходимые кисти. Мы принялись за работу, она доставляла нам явное удовольствие. Вскоре все было готово. Столы сияли свежестью краски. Мы выставили их на солнце. До нашей премьеры оставалось еще почти двое суток. Пусть хорошенько просохнут. Ведь на улице жара.
Каково же было наше удивление, когда на следующий день мы выяснили, что реквизит нисколечко не высох. Видимо, война отозвалась и на качестве краски, чего мы не могли учесть. На утро второго дня краска по-прежнему липла к рукам. Работать с таким реквизитом было невозможно, а ведь оставалось всего несколько часов.
Когда мы сообщили о нашей беде антрепренеру, нам показалось, что его может хватить удар. Сперва он побледнел, затем побагровел, схватился за голову и принялся нас бранить.
- Что вы наделали, олухи!.. Произойдет грандиозный скандал. Все билеты распроданы... Если не будет человека без нервов - публика разнесет эстраду. Я вылечу в трубу!
Напуганные таким положением и перспективой быть прогнанными, да еще с долгом антрепренеру, мы обещали, что станем работать, как бы ни выглядел наш реквизит.
Началось представление. Мы довольно уверенно провели акробатический номер. Он прошел одним из первых. Публика к нему отнеслась одобрительно, но сдержанно. Гвоздем программы был "Человек без нервов". Он заключал вечер, и мы со страхом поглядывали на свой не желавший высыхать реквизит.
Наконец нас объявили. Раздвинулся занавес, и я пошел на сцену, где уже находился Жорж, изображавший скучающего официанта. Мы начали игру. Но вот дошло и до столов и... чудо! мне удалось устанавливать их, уже не пачкая рук, хотя краска и была еще свежа. Словом, номер шел своим чередом и публика, ничего не замечая, затихла, внимательно наблюдая "чудеса" эквилибристики. И вот финал номера. Я уселся на верхний стул, с которого должен делать каскад, то есть прыжок-падение вниз. Я горделиво, как это делал Шерой, скрестил руки и вдруг почувствовал, что прилип к стулу.
На лице моем еще сохранялась непринужденная улыбка, а мозг сверлила мысль: что же делать?! Не лететь же вниз вместе со стулом. Продолжая балансировать, я каким-то образом все же умудрился придержать стул и оторвал свои брюки от сиденья. Дальнейшее было привычным. Еще несколько секунд - и я уже стоял на эстраде. Под шумные аплодисменты зрителей мы с Жоржем покинули сцену.
Уже через день реквизит окончательно просох, и номер проходил без неожиданностей для его исполнителей.
Риск нашего антрепренера оправдал себя. Успех номера оказался таким значительным, что, подобрев, толстяк не стал с нас высчитывать выделенного в день просмотра аванса. "Щедрость" объяснялась просто. Публика валом валила посмотреть на "Человека без нервов". На кассе к началу представления висел аншлаг: "Все билеты проданы". Антрепренер жаждал продлить с нами контракт за те же гроши, что нам платил.
Из Полтавы мы укатили в Гомель. Там уже были расклеены афиши, и мы прибыли прямо в гостиницу, как известные гастролеры. На деньги, заработанные в Полтаве, удалось сшить себе фрачную пару, и я теперь выходил на эстраду юным денди.
Гомель в те времена был прифронтовым городом. По улицам разъезжали открытые автомобили с крупным военным начальством. Деловито спешили куда-то штабные офицеры, их было множество. Они заполняли рестораны и увеселительные заведения, приходили со своими дамами на наши представления и занимали первые ряды. Номер нравился. Он был смелым и необычным. Взрыв аплодисментов всегда сопровождал мой заключительный каскад.
Слава о "Человеке без нервов" покатилась по России. Нас стали повсюду приглашать. Успех сопутствовал нам, и агентство направило нас в Москву.
Конечно, это было нешуточное достижение - выступать в самой Москве.
Конечно же, это было чрезвычайно радостно, но и боязно. Как-то я, балансер, как говорят, без году неделя, пройду у взыскательной московской публики?
16.00
Часа два у меня есть возможность отдохнуть перед вечерней работой. Но вот звонит домашний телефон. Не сомневаюсь, что это меня, и сам снимаю трубку.
- Роберт Михайлович?
- Я.
По голосу догадываюсь - звонит врач из нашего циркового медпункта.
- Извините, что вас беспокою, - говорит врач. - Старший... - она называет фамилию руководителя номера прыгунов на батуте, - вчера опять не явился на осмотр. Сегодня я не выпущу его на манеж.
Я отлично понимаю здоровенного парня, очень молодого, хотя он и старший в номере, которому просто скучно ни с чем являться к врачу, но объяснять это нашему доктору - женщине решительной, отлично знающей свои права, бесполезно. Закон советского цирка гласит, что ни один исполнитель опасного для жизни номера не может без медицинского осмотра выйти на манеж.
Обещаю врачу поговорить с артистом и немедленно звоню в нашу гостиницу. Артиста вызывают к телефону. Читаю маленькую, но строгую нотацию. Слышу, как гимнаст вздыхает: вот, дескать, придумали... Но что поделаешь. Спорить не о чем. Сегодня он пойдет к врачу.
Все, кажется, в порядке. Можно отдыхать дальше.
Хочу вздремнуть, но не выходит. Улыбаясь про себя, думаю о том, что артисты дореволюционного цирка засмеялись бы, услышав, что какой-то доктор требует отмены выступления потому, что здоровье артиста ему внушает опасение. В дни моей юности врача к цирковому артисту, как правило, вызывали тогда, когда уже было поздно. Делалось это чрезвычайно просто. Случалось несчастье, и тогда шпрехшталмейстер громко вопрошал: "Уважаемые господа, есть ли в зале доктор?.." И доктор всегда находился, а уж мог ли он помочь - другое дело.
Проверялся ли ради профилактики перед своими трюками эквилибрист Михаил Аузонио, который сделал в Одессе стойку на руках на верхушке высоченной фабричной трубы?.. Какая там профилактика?! Чаще обратное - больной артист скрывал свое состояние и работал на манеже, пока мог. Иначе он оставался без заработка, а то и вообще мог лишиться контракта.
Задумывался ли я об этом, пока был юн? Конечно же, нет.
дальше
_______________________
дальше
_______________________
