окончание



26

   В тот момент, когда Пирогов так неожиданно настиг Олеську на лестнице, она была в хорошем расположении духа. Она почти убедила Анатолия Алексеевича, что атмосфера в классе сразу улучшится, если Холодовой дадут характеристику, которую по настоянию Виктории Петровны отказали дать, а ее, Клубничкину и Столбова примут в комсомол. Она пообещала даже, что они все вместе навестят завуча. Они устали от неприятностей, и Олеське искренне хотелось, чтобы все наладилось. Анатолий Алексеевич обещал ей подумать, и она почувствовала, что он готов пойти им навстречу.
 
   Пирогов вернул ее к неприглядной действительности. Столько сучков и задоринок наросло уже  на скрючившемся дереве их школьной жизни, что трудно было проскочить мимо, не зацепившись. Она не пошла искать Холодову, быстро оделась и побежала домой.
   Когда Прибаукин, Клубничкина и сама Холодова заявились к ней, она передала им сплетни, которые распускает Кися. Ненависть переполняла Олеську:
   -  Повернуть бы ее вверх тормашками, может, утряслось бы все в ее башке!
   - Это можно! - пообещал Венька. Он тоже ужасно был зол. Так прекрасно задуманный и разработанный план всеобщего благоденствия неожиданно сорвался из-за Киси. Опять из-за Киси! Пора, пора проучить ее!  Пора сказать Кисе: "Брысь!"
   - Пора сказать Кисе: "Брысь!" - сказал он вслух. Но девчонки не обратили внимания. Они уже обсуждали, как воскресить их планы, и Маша уговаривала Олеську успокоиться.

27

   Когда Венька предложил навестить Викторию Петровну, а ребята, ненавидящие ее, быстро согласились, Киссицкая почувствовала недоброе. Не хотела идти со всеми. Но ее упрекнули: "Ты же староста!".  Дубинина сказала: "Она у нас на словах активистка!"  Не хотелось обострять отношения.
   Виктория Петровна приходу ребят обрадовалась, суетилась, готовила чай, хотя видно было, что ей это трудно. Ребята были оживлены, рассказывали завучу школьные новости, словно были лучшими друзьями, а потом вдруг быстро стали собираться. Венька сказал:
   - С вами, Виктория Петровна, Киссицкая останется, она у нас староста...

   Это и вовсе показалось Оле подозрительным, но отказаться она не могла. Разговор не клеился. Сославшись на головную боль, Киссицкая извинилась и попрощалась.
   В последнее время у нее часто кружилась голова. Появилась незнакомая странная слабость. Она думала, что переутомилась, изнервничалась, и старалась не обращать внимание на то, как быстро устает и даже порой теряет равновесие.
   Виктория Петровна жила в центре города, в старинных домах. Оля вышла и побрела домой пешком, чтобы подышать воздухом перед сном и еще раз обо всем подумать. Было совсем не поздно. Смеркалось. Накрапывал назойливый колючий дождик, и ветер подгонял в спину.

  
Показалось, что знакомый, как будто бы Венькин голос окликнул ее: "Кися!"  Она оглянулась. Сзади стоял высокий парень, которого она никогда не встречала. Она быстро отвернулась, но дорогу ей преградили двое в красно-белых шарфах. Широко расставив ноги и локти засунутых в карманы рук, они нахально ухмылялись. Оля вздрогнула и потеряла равновесие. И тут же оказалась в глухом каменном дворе, за помойкой.
   - Какая у девочки красивая шапочка! - развязно сказал один из парней. - Не поделишься?  Вот с ним. - И он отпихнул Олю к стоявшему рядом приятелю.  
   Тот, здоровенный верзила, поймал Олю в объятия и сжал так, что кости, казалось, хрустнули.
   - Говорят, девочка любит сказочки? - мерзким писклявым голосом поинтересовался верзила, дыша прямо в лицо Оле тяжелым табачным духом. - Хочешь, мы инсценируем сказочку про девочку на троих? А?  В пионерском отряде ты же научилась инсценировочкам? - И он откинул Олю третьему, словно она была мячом в игре в "штандер".

   Оля попыталась вырваться, закричать, но ее крепко держали, заломив руки за спину. В рот ей сунули платок, запихнули подальше. Она начала задыхаться. Попробовала отбиваться ногами, но один из парней схватил ее за ноги и оказался на корточках перед нею. С наглостью заглядывая ей под подол, он крикнул:
   - О, где мы были, что мы видели!  Недаром нам советовали перевернуть это драгоценное создание.  
   Оле сделалось страшно, так страшно, что спина взмокла от холодного пота. Ненависть к этой мрази, мелькнувшая мысль, что парни в красно-белых шарфах - "фанаты" и их подослали Венька и его компания, породили в Оле сверхъестественную силу.  Она резко рванулась. От неожиданности тот, что стоял сзади, отпустил ее руки.  Соединив пальцы обеих рук, она ударила по голове того, что сидел перед нею на корточках. Он, к ее удивлению, неловко покачнулся и стукнулся о помойку.  Оля кинулась грудью на третьего, заслонявшего ей дорогу. Это был миг ее торженства. Всего лишь миг. Тут же она снова оказалась в тисках.
   - Ну, ну, не рыпайся, девочка! - пригрозили ей. - Хочется, чтоб тебя пожалели?  А ты умеешь жалеть?  Как же теперь ты станешь трепаться о нравственности.

   Они скинули с Оли пальто, шапку, шарф и перевернули кверху ногами.
   - Вот так. Повиси немножко. Нам  сказали, девочке надо вправить мозги.
   Волосами Оля коснулась земли. Почувствовала, что набухают на висках жилы. Ломило позвоночник. Тошнило. Но нестерпимее всего было сознание, что все это подстроил Венька и не без участия Дубининой. Рыдания душили ее, но рот был заткнут грязным платком.
   Платье задралось, опустилось к шее. Ноги в тонких колготках обдавало холодным ветром.
   - Пощупаем, из какого теста сделаны умненькие девочки? - нагло хихикнул один из парней, стаскивая с нее колготки вместе с трусиками.
    Оля застыла. Голова сделалась чугунной. Ничего уже не чувствуя, оцепенев от ужаса, услышала она странный металлический звук, будто били в набат, и громкий голос. Но потом ей показалось, что голоса звучат рядом:
   - Отрываемся!
   - Бросай!
   - Быстрее!
   Оля рухнула в грязь у помойки.
   - Очухаешься, стерва, язык попридержи, вырвем! - предупредили ее и побежали, видно испугавшись чего-то.

   Оля подумала, что вспугнувший ее мучителей, поможет ей. Но рядом не было никого, кто мог бы протянуть ей руку. Только дождь и ветер несли ей влагу и воздух, такие необходимые, чтобы не задохнуться от горя и выжить.
   Сколько прошло времени, пока она лежала, не в силах пошевелиться, захлебываясь слезами, Оля не знала. Но понимала, что все же необходимо подняться.  С трудом заставила она себя сначала сесть, потом встать. Машинально поправила одежду,  подобрала пальто, шарф. шапку. Парни, лица которых она даже не запомнила, ничего не отняли у нее, кроме радости жить и уверенности в жизни.

   Снова страшно болела и кружилась голова. Ее вырвало. Из носа потекла кровь. Болела спина, ноги не слушались. Держась за каменную стену, она едва дотащилась до выхода из двора. Грязная, растрепанная и шатающаяся выползла на улицу.
   - Пьяная, что ли? - осуждающе спросил у нее одинокий прохожий, увидев ее неуверенный шаг. - Такая молоденькая, совсем стыд потеряли... - Оля слушала укоряющий голос, но ничего перед собою не видела. Все слилось в красновато-черное траурное пятно и заслонило от нее живой и трепещущий мир.
   Случайный прохожий все же остановил для нее такси. Сказал что-то таксисту настойчиво и требовательно. И такси понесло ее по городу к маминым "старикам". Она не могла в таком виде вернуться домой.

   - Что с тобой? - спросила бабушка.
   - Упала, - ответила Оля, и ее голос показался ей самой незнакомым. Без сил опустилась она на стул.
   Слышала, как бабушка раздевает ее, пытаясь обмыть из таза, словно в детстве. Вдвоем с дедом они тащили ее в постель, которая всегда ждала ее в этом доме. И вот она проваливается в пропасть. Проваливается и перестает существовать.

28

   Утром в школу позвонили из больницы. Киссицкая находилась там в тяжелом состоянии. Врач, не пожелав ничего объяснять по телефону, попросил приехать классного руководителя. Анатолий Алексеевич немедля отправился в больницу. При встрече врач сказал, что у Киссицкой гипертонический криз. Это случается и в таком возрасте. Но бороться с гипертонией в данном случае сложно, потому что болезнь усугубляется депрессией.
   - У нее  есть друзья? - спросил врач.
   Анатолий Алексеевич пожал плечами. Доктор посмотрел удивленно, пояснил:
   - Чтобы ее лечить, необходимо вернуть ей веру в жизнь, в людей.
   Собрав класс, Анатолий Алексеевич говорил кратко, без лишних эмоций. Передавал сказанное доктором. Он старался рассмотреть их лица, уловить хотя бы тень их раздумий. Они стояли молча, не шелохнувшись, низко опустив головы и потупив взоры. Он не увидел ни малейшей реакции и не услышал ни единого слова в ответ. Повернулся и пошел прочь, унося с собой безнадежность.

  
В назначенный день и час Анатолий Алексеевич поехал в больницу. Сумрачный, ничего не видевший перед собою, подошел к больничным воротам и натолкнулся на мечущихся у входа Клубничкину и Дубинину. Осунувшиеся, с прибранными назад волосами и от этого не похожие на самих себя, они кинулись к нему, словно он, сам всемогущий бог, умел отпускать совершенные грехи.
   Молча, говорить с ними ему не хотелось, пошли они больничным парком в корпус. Сзади услышали шуршание осенних листьев под ногами: Пирогов и Попов  поспешно двигались вслед за ними. В закрывающихся дверях лифта они увидели растерянные лица Кожаевой и Столбова.  Поднялись наверх. Лифт почти сразу же вернулся и, когда двери его раскрылись, оттуда выпорхнули  Тесли и Прибаукин. Вместе ли они пришли, случайно встретились, торопясь к одному часу?..
   Анатолий Алексеевич подумал: "Только Холодовой некогда!"  И тут же заметил ее угловатую фигурку, стремительно передвигающуюся  среди деревьев, теряющих на ветру последние листья.

   Почему они пришли?  Потрясение пробудило в них живые человеческие чувства?  Или это всего лишь привычка подчиняться принуждению?  Или их привел страх перед наказанием?  Нет, он не умел их понять...
   Из палаты вышел врач в белом халате. Жестом пригласил всех зайти. Киссицкая, как тяжелобольная, в палате была одна. Она лежала неподвижно, словно спеленутая, и лицо ее казалось мертвенно-бледным...
   - Ты видишь, девочка, - обратился к ней доктор, - тебя пришли навестить. Я думаю, твои товарищи о тебе позаботятся...
   На остановившихся, будто застывших, глазах Киссицкой блеснула одинокая слеза. Ребята подавленно, угрюмо молчали.

   Киссицкую нельзя было утомлять, и они, постояв недолго, медленно поплелись вниз пешком.
   - Вы заметили? - беспокойно спросил доктор, когда они с Анатолием Алексеевичем вышли из палаты. - У них сухие глаза. Сухие глаза страшнее чумы, это - болезнь нашего времени. -  И уже взволнованно, но убедительно добавил: - Их надо научить плакать.
   Из окна Анатолий Алексеевич посмотрел вслед своим ученикам. Тесной стайкой устремились они за ворота. Туда, где шумела, бурлила и оглушала жизнь...
   Что станет  с ними?..

29

   Поджидая Анатолия Алексеевича из больницы, Надежда Прохоровна с невыразимой горечью думала о том, что не сумела отвести беду. И не было больше надежды, что все как-то само собой образуется...
  Но когда Анатолий Алексеевич вошел в ее кабинет, то увидел перед собою  величественную женщину с горделиво вскинутой головою и царственно приветливой улыбкой. Он никогда не умел угадать, что же на самом деле происходит внутри этого человека?..
   Надежда Прохоровна настаивала, чтобы Анатолий Алексеевич взял на себя обязанности завуча школы.

   Виктория Петровна неожиданно для всех заявила, что ее больное сердце отказывается биться в унисон с новым, для нее непонятным, и собралась на пенсию.  В институте, где Анатолий Алексеевич учился, ему предложили написать диссертацию на тему "Личность и коллектив в условиях реформы средней школы". Новому времени нужны были новые идеи и новые люди. Он был молод. Но был ли он новым?
   Он мучился, перестал спать, ночная тишина пугала его. Погружаясь во тьму. он постоянно слышал теперь голоса ребят, их ранящие душу крики о помощи.
   - Отец прав. Только он и прав. Нельзя жить без веры...
   - Чему я должен служить: Истине, Идеалам или Добру?..
   - Я устал от трудностей. Я хочу жить легко. Петь и танцевать!
   - Нельзя так зависеть от людей. Нужно черпать силы в себе!..
   Иногда ему казалось, что он сходит с ума. В эти тягостные часы бессонницы все чаще и чаще он видел перед собою лицо матери. Ему вспоминался ее рассказ о замкнутом круге.

   Мама рассказывала, как хоронили Сталина. С друзьями-студентами она оказалась на улицах. Улицы были забиты людьми. Люди суетились, бежали, как безумные, догоняя впереди бегущих, чтобы встать в затылок, след в след к тем, кто, казалось, ближе к цели. Менялись улицы, площади, а они все шли и снова возвращались на прежние места. Наконец,  длинный строй вроде обрел порядок.  Шли степенно, в цепи, с надеждой и верой. И тут у мамы развязался шнурок на ботинке. Она отошла поодаль и, когда подняла голову, увидела, что люди идут по кругу. По кругу, у которого нет ни начала, ни конца.
   Всю жизнь ей не давал покоя этот круг.
   С непреодолимым страхом перед прошлым и будущим Анатолий Алексеевич обнаруживал и в себе все то же бессилие.
   Что принесет он детям, заменив Викторию  Петровну?
   Что нового скажет своей диссертацией, если так и не поймет, как вырваться из страшного круга, в котором так тесно переплелись мертвые и живые...



Конец

1983-1985 гг. 

Журнал "Пионер"

1989


СКАЧАТЬ повесть
в формате ЕХЕ





 

%