Поворот стр.1
Повесть 
Вадим Фролов
Рис. И. Харкевича
1
ПОСЫЛКА С ЯБЛОКАМИ
Тетка Поля - мамина сестра - каждую осень присылает нам ящик антоновки. Тетка живет в деревне под Рязанью и всяких яблок у нее хоть пруд пруди. Продавать она их не продает, а рассылает всей своей родне, а родни у нее, кроме нас, тоже хоть пруд пруди, и все живут в разных концах Советского Союза. И все разные. Есть колхозники, есть рабочие. Есть Герой, и есть один профессор. И есть один какой-то важный, хотя тетка Поля говорит про него: "К плеши ума не пришьешь". А есть, к стыду нашему, даже вор, он сидит в тюрьме и неизвестно, когда выйдет. И всем тетка посылает яблоки. Даже вору в тюрьму и то посылает. Но больше всех своих родственников тетка Поля любит мою маму - свою сестру. Это я знаю точно. Я сам слышал, как она говорила, что мама самая лучшая из ее родственников, хотя и "незадачливая". Мне было лет десять, когда я первый раз услышал это.
- Эх, Люда, - сказала тогда тетка Поля, - и красивая ты, и ладная, и толковая, а вот не задалось тебе чего-то...
- Поля, - ответила мама, - редко кому счастье, как тебе дается.
Не понял я тогда, да и сейчас не очень-то понимаю, почему тетка жалеет маму, а себя считает самой счастливой. Ну, правда, мама часто болеет - сердце у нее не в порядке, а так ведь во всем остальном жизнь у нас вполне нормальная, а тетка Поля всю свою жизнь прожила в деревне, и детей у нее нет, и дядя Петя - ее муж - вернулся домой без обеих ног. Так какое уж тут счастье?
И я очень хорошо помню, что как-то после такого разговора она заплакала и с тех пор стала присылать нам каждую осень ящик антоновки.
Я люблю антоновку. Это какие-то особенные яблоки. Это, по-моему, самые настоящие яблоки. Я всегда сам распечатываю ящик. Беру отвертку, клещи и распечатываю - медленно и с удовольствием, и, как только подхожу к ящику, я чувствую, что у меня, как у нашего пса Повидлы, начинает шевелиться нос: я принюхиваюсь. Я с удовольствием принюхиваюсь к запаху антоновских яблок, и у меня текут слюнки, но я не тороплюсь. Я осматриваю ящик со всех сторон - где бы получше зацепить, поворачиваю его и так и этак, потом начинаю не спеша открывать. Выдеру один гвоздь и опять постою, подумаю, а то иногда и гвоздь начну выправлять, а все смотрят, сопят, даже кое-кто чуть не хрюкает. А мне весело - погодите, думаю, как будет здорово, когда у каждого окажется яблоко, от которого так замечательно пахнет и вкуснота такая, что мне всегда становится жалко тех, кто не пробовал настоящей антоновки. Вот так, не торопясь, я делаю это очень важное дело, а вокруг меня стоят все и пускают слюнки и заглядывают в ящик через мое плечо.
Самый нахал это Повидло. Как только я беру инструмент, он тут как тут. Уши торчком, хвост дрожит, будто через него пропускают ток, глаза такие - вот, мол, я такой хороший, а стоит мне чуть приподнять дощечку - его нос уже там. Второй нос - Олин, хотя она сидит на табуретке и делает вид, что учит уроки - она, по-моему, всегда учит уроки - очень сознательная второклашка. Но когда я открываю ящик с антоновкой, она обязательно приволакивается на кухню со своими тетрадками и писклявым голосом спрашивает у нашей соседки Ангелины Павловны, можно ли ей поучить уроки за ее - соседкиным - столиком, а нос у нее прямо нацелен на ящик с яблоками.
- Конечно, - говорит Ангелина Павловна ласковым таким басом, - мой стол свободен, я не буду вам мешать и с вашего разрешения уйду.
Но, ясно, она никуда не уходит. Во-первых, потому, что ее никто не отпускает, а во-вторых, потому, что ей и самой интересно, как я открою этот ящик.
Мишка стоит около окна, засунув руки в карманы и выпятив нижнюю губу, дескать, подумаешь, я бы лучше открыл, а на яблоки эти мне начихать.
А я медленно и уверенно открываю ящик, и запах антоновки разносится по всей кухне, по всей квартире...
Яблоки, яблоки, антоновские яблоки... Чавкает под раковиной наш пес Повидло, облизывается и смотрит на меня - не дам ли еще? Ахает Ангелина Павловна, аккуратно ножичком отрезая ломтики и вспоминая какого-то великого русского писателя, который так писал об антоновских яблоках, так писал!..
Яблоки достаются всем.
Мама берет пяток и сразу кладет их в шкаф, в ящики, где чистое белье, - так ее научила Ангелина Павловна, которая об этом прочитала у того же великого писателя. Могу сказать, что тот писатель был не дурак. Я вначале смеялся, а потом понял, как здорово спать на простыне, которая пахнет яблоками.
Оля идет в комнату, садится за стол и кладет яблоко перед собой, доучивая уроки.
Мишка, получив одно, мрачно говорит:
- Два, - и почему- то не смотрит на нас.
- Стоит ему два? - серьезно спрашивает батя.
- Стоит, - говорю я. Потому что, мне кажется, я Мишку понимаю - чего не бывает в пятом классе!
Потом мы с батей занимаемся распределением. Есть у нас еще один сосед: дядя Саша, летчик. Правда, он довольно редко бывает дома, но он тоже очень любит антоновку.
Откладываем еще кое-кому - знакомым, друзьям. Оставляем маме на варенье, для гостей, и у нас остается примерно еще десяток.
- Давай съедим по одному, - говорю я.
- А как же, - говорит батя.
И мы съедаем по крупному антоновскому яблоку, и при этом батя начинает жаловаться на свою жизнь и завидовать тетке Поле. Завидует, правда, как-то смешно. "Вот жил бы я в деревне, да не могу я жить в деревне, вот был бы у меня сад, да какой я садовод, вот чихал бы я на все, да не могу я чихать на все, вот..." - и так далее. Я только последнее время стал прислушиваться - к чему бы он это?
Знаю, что одно яблоко отец обязательно положит к себе в стол, а потом будет его иногда вынимать, нюхать, качать головой, чему-то улыбаясь про себя, вздохнет и опять спрячет в стол.
С моим пятком я тоже знаю что произойдет: одно выклянчит Мишка, одно я сам отдам Оле в награду за какую-нибудь очередную ее пятерку, третье мы не выдержим и съедим с этим подхалимом Повидлой, четвертое я спрячу на всякий непредвиденный случай, а пятое... пятое я подарю кому-нибудь... ну, например, той смешной девчонке, которая живет в доме наискосок от нас.
Зовут ее Маша. Она порядочная заноза, но, по-моему, неплохой человек и, кажется, хороший товарищ. И... она красивая... эта Маша Басова. Она здорово красивая, и с этого года я учусь с ней в одной школе, в одном классе и даже уселся за ее парту. Она злится, а мне весело. Вообще-то, мне, конечно, совсем не хочется, чтобы она злилась, но уж больно смешно она это делает - фыркает, как кошка, только что когти не выпускает. И смотрит так презрительно, словно миледи на мушкетеров. А мне совсем не страшно. Пусть смотрит.
Вчера она прямо зашипела на меня, когда я хотел понести ее портфель.
- Ну, что ты пристал ко мне, как репейник? Появился неизвестно откуда и пристал. И ходит и ходит... Телепатик несчастный!
Я не знаю, что это - "телепатик", и хотел было обидеться, но слово уж больно смешное - те-ле-па-тик - и я засмеялся, а она трахнула меня портфелем и умчалась.
А в самом деле, чего это я к ней прицепился, как репейник? И хожу и хожу? Знаю, чего: нравится она мне - вот и все! Я, конечно, могу и отцепиться, но не отцеплюсь - мне почему-то кажется, что мы с ней подружимся. Пусть еще позлится немного, а потом все равно подружимся. И фырчать на меня, как кошка, перестанет. Хотя вряд ли она перестанет: все равно будет фырчать, но, наверное, уже не так. Поживем - увидим. А яблоко я ей завтра в школе подарю. И пусть злится сколько влезет - я тоже упрямый.
Между прочим, со своей парты она меня не прогнала и сама не пересела, а это, по-моему, кое-что значит. Ведь могла бы сесть, ну, с Геркой, например, - он, думаю, для нее место берег. Я ее спросил, почему она, если уж так на меня злится, не пересядет туда, на первую парту, где Герка сидит и ее дожидается?
- Где хочу, там и сижу, - ужасно сердито сказала она. - И вообще, эта парта моя.
- Ну тогда я пересяду, - сказал я благородно.
- Твое дело. Ты для меня все равно пустое место.
Я сделал вид, что обиделся, и начал собирать свои манатки, а она дернула меня за рукав и прошипела:
- Сиди уж, рыцарь!
Рыцарем меня почему-то прозвала ее бабушка. "А-а, здравствуйте, юный рыцарь", - говорит Машина бабушка, когда встречает меня. Я не очень-то понимаю, почему она зовет меня рыцарем, но мне это как-то даже приятно. И однажды мне приснился смешной сон, как я в рыцарских доспехах с копьем наперевес мчусь на коне по нашей Моховой, за мной, тоже в доспехах, мчится пес Повидло, у него из стальных штанов только хвост наружу торчит, и от нас в диком страхе и ужасе разбегаются в разные стороны фуфлы и хлястики - это те ребята, которые здорово надоели всем на нашей улице и которых, по-моему, надо бить. Они бегут и визжат со страха, а я нанизываю их одного за другим на копье и въезжаю во двор, где живет Маша Басова, и складываю весь этот шашлык к ногам Машкиной бабушки, а она хлопает меня выбивалкой для ковров по стальному плечу и говорит:
- О, мой юный герой! Посвящаю вас в рыцари Ордена Святого Репейника, а доблестного пса Повидлу назначаю вашим верным оруженосцем.
Мне немножко обидно, что это она, а не Машка посвящает меня в рыцари, но я становлюсь на одно колено и делаю вид, что целую подол ее роскошного платья, а пес Повидло прыгает вокруг меня и лижет в нос через поднятое забрало. И тут я просыпаюсь, потому что нахал Повидло действительно лижет меня в нос, ему пора гулять. Смешной сон.
Ну, это я так, к слову, а бабка у Маши очень славная и, по-моему, хитрющая. Она ко мне хорошо относится - я всегда чувствую, когда человек ко мне хорошо относится, - а Маша удивляется: почему это ее бабушка, папа, мама и даже сморчок Витька, братишка, сразу, как я только с ними познакомился, стали ко мне хорошо относиться.
Я и сам удивляюсь иногда - отчего это все ко мне хорошо относятся? Нет, есть, конечно, есть - как Райкин говорит, - есть и такие, которые ко мне плохо относятся, но это, наверное, потому, что я и сам их не люблю. Они, наверное, это чувствуют, и им ничего другого не остается, как и меня не любить.
Дядя Саша, летчик, наш сосед, как-то мне сказал:
- Вот ты обратил внимание, что твой Повидло очень любит дядю Гришу, водопроводчика, хотя дядя Гриша твоему Повидле ни разу доброго слова не сказал. А вот ласковую Ангелинушку Повидло терпеть не может. Почему?
- Ну, не знаю, - сказал я, - может, от нее слишком здорово духами пахнет?
- А от дяди Гриши гудроном... - засмеялся дядя Саша. - Нет! Просто псы очень здорово чувствуют, когда их не любят или боятся.
Вот я вспомнил этот разговор и решил, что я, наверное, кое-чему от Повидлы научился. Только у Повидлы это инстинкт, а у меня, должно быть, разумно. И как-то сделал такую штуку. Глупо, конечно, это я сейчас понимаю, а тогда еще не понимал. Я составил список всех, к кому хорошо отношусь, и стал вспоминать и проверять, а как они на меня смотрят. Оказалось, что я всего два раза ошибся. Один раз - это тетя Настя, папина родственница. Мне-то она нравилась, а я вот ей - нет. И второй раз - одна девчонка из старой школы: ох, как она мне нравилась! Да и она вроде ко мне хорошо относилась, а потом я узнал: она смеялась надо мной, что у меня батя - милиционер.
Я рассказал об этом дяде Саше, летчику.
Он улыбнулся.
- Эх, Сенька, Сенька, это отлично, что ты людей любишь и им веришь, но много раз ты себе нос расшибешь. Не хочу тебя разочаровывать, но... "Люди, будьте бдительны!" Знаешь, кто это сказал?
- Маршал Гречко? - сказал я.
Дядя Саша усмехнулся.
- Он это, конечно, тоже говорит. Но я-то имею в виду Фучика, Юлиуса Фучика. Знаешь такого?
- Н-не, - сказал я.
- Позор, - сердито сказал дядя Саша.
Он подошел к книжной полке и достал небольшую в красном переплете книжечку.
- На, - сказал он, - прочитай обязательно, хотя это не совсем к нашему разговору относится. А все же... Но, в общем-то, это здорово, что ты в своем анализе всего два раза ошибся. Мне бы так!
Я тогда эту книжку так и не прочитал. Занят был. А если честно говорить, дядя Саша надолго улетел и некому было у меня спросить - прочитал я эту книжку или нет. Но сейчас постараюсь все-таки прочесть: может, и верно из нее кое-что узнаю? А все эти списки и анализы, конечно, ерунда, но все-таки понять, почему к тебе один человек относится так, а другой совсем по-другому - надо.
ХРОНОМЕТРАЖ
Интересно, как ко мне будут относиться в новой школе? Мне кажется, что неплохо. Ребята в нашем классе, по-моему, ничего, веселые. Правда, мне не очень понравилось, как они иногда принимаются прорабатывать кого-нибудь за дисциплину. И еще мне не понравилось, что очень уж командует Герка Александров, и все его вроде слушаются. Парень-то он ничего - я его еще по детскому саду знаю, - только иногда начинает здорово важничать, как будто умнее всех, смелее всех, сильнее всех и справедливей всех. А это обидно. Не завидно, а обидно- вроде все чем-то ниже его получаются. Но вот чему я действительно завидую - не тому, что он на пятерочки учится и по-английски разговаривает, а тому, что он и правда много чего знает; о чем ни заговорят ребята - он все знает. А когда его спрашивают, откуда он все это знает, он так небрежно говорит, что надо побольше читать и быть в курсе всех достижений современной науки и техники и политических событий.
Я-то в этом деле слабоват, честно. Сам не понимаю, почему так получается, что мне все время книги про шпионов да про войну подвертываются. Конечно, и про это надо читать, но ведь и не только про это. Или еще "Монте-Кристо", "Три мушкетера", "Остров сокровищ". Конечно, книги хорошие, но ведь есть и еще много хороших, да вот мне они почему-то не попадаются.
Соседка Ангелина Павловна - у нее много книг - говорит, что надо с самого детства воспитывать в себе привычку к чтению умных и полезных книг, тогда и сам будешь умным и полезным. Я с этим согласен, только удивляюсь немного, как это она столько книг прочитала, а очень-то умной не стала. Да и насчет того, полезная она или нет, тоже не знаю. В квартире она не то что полезная, а просто вредная бывает: когда ни придешь - она все дома торчит, то в ванной , то на кухне - у нее куча всяких болезней и ей нужно особое питание. Вот она день и ночь готовит себе это питание. А работает она, как сама говорит, каким-то ре-фе-рен-том по искусству. Хорошая, видно, работенка у этих референтов. Не пыльная. Но других, которые по-настоящему работают, она не очень-то уважает.
Батя как-то с ней поспорил насчет одного кинофильма. Она на него так посмотрела - дескать, ну что вы, милиционер, понимаете в искусстве. "У вас несколько иная сфэ-ра деятельности, уважаемый Василий Тимофеевич", - сказала она и улыбнулась, словно ребенку какому, а я в нее чуть картошкой не запустил...
Ну, ладно, аллах с ней. А вот что дядя Саша, летчик, меня поругивает - это хуже. Я его уважаю.
- Серый ты человечек, Сенька, - говорит он мне, когда я чего-нибудь не знаю, - тебе надо просвещаться.
И еще он говорит, что я шебутной и неорганизованный - не умею свое время распределить разумно. А время надо уметь уплотнять.
- Вот ты попробуй как-нибудь прохронометрируй свой день. Смотри на часы и записывай, что ты делал по часам и минутам. А потом проанализируем вместе и сделаем выводы.
Это он мне сказал сегодня вечером, когда я занес ему антоновку. Он только что прилетел из дальнего рейса и два дня будет отдыхать.
Мне эта идея понравилась - в самом деле, интересно, на что это у меня время уходит?
- Я бы сделал, да у меня часов нет, - сказал я.
Дядя Саша подумал-подумал, потом снял с руки часы и дал мне. Я начал отмахиваться, но он сказал, что я несерьезный человек и нацепил часы мне на руку.
- Ладно, - сказал я, - вы не бойтесь, я не потеряю.
- А я и не боюсь, - сказал он. - Потеряешь - купишь.
"Интересно, на какие шиши?" - подумал я, но только кивнул.
Батя увидел часы и строго спросил, откуда они у меня. Я сказал. Он задумался, а потом посмеялся немного.
- Уж этот Александр Степанович вечно что-нибудь выдумает, - сказал он. - Но, пожалуй, это полезно. Хотя...
- Что хотя? - спросил я.
- Да что у тебя жизнь нелегкая, тут и моя вина есть, - он развел руками, - да вот обстоятельства такие, брат .сенька...
Я даже глаза на него вытаращил - с чего это он взял, что жизнь у меня нелегкая? И какие еще обстоятельства?
- Ты что, батя?
- Давай поговорим, Сеня, - сказал он серьезно и усадил меня на диван, а сам сел рядом. - Давно пора, да все времени нет.
Но поговорить не пришлось. Зазвенел звонок. Кто-то открыл, а потом к нам в дверь постучали и вошла какая-то женщина - молодая, заплаканная.
- Уж вы извините, товарищ участковый, что я прямо домой... да поздно так, - сказала она виновато. - Прямо уж не знаю, что делать.
- Опять? - спросил отец.
Она только всхлипнула и кивнула молча.
- Ну, Сень, в другой раз, - сказал отец. Встал, надел мундир, фуражку, взял свою папку и пошел с той женщиной.
- Когда придешь, Вася? - спросила мама из-за ширмы. - Ведь ночь...
- Не знаю, Люда, но постараюсь поскорее, если еще что не задержит.
- Вы уж извините... - опять виновато сказала женщина, и они ушли.
- И не видим мы его совсем, - вздохнув, сказала мама, - все работа, работа...
- Такое у него дело, мать, - сказал я, и мама засмеялась.
- Ну точь-в- точь как он говорит, - сказала она.
А я ведь нарочно сказал, чтобы посмешить. Посмеется и, может, меньше думать будет, а то до его прихода и не уснет.
Я разделся, положил летчиковы часы под подушку и улегся. А пожалуй, дядя Саша, я тебя перехитрю: я свой день так распределю, что и комар носу не подточит и хро-но-мет-раж у меня будет не хуже, чем у какого-нибудь токаря или чемпиона в беге на дальние дистанции. Я встал, достал из батиного стола новенький блокнот и написал на обложке:
С.Половинкин 8 сентября
ХРОНОМЕТРАЖ
7.30 - Проснулся.
7.30-7.35 - Лежал и думал о... Вспомнил, что надо записывать.
7.35-7.40 - Вставал
7.40-8.00 - Умывался. Прибирался.
8.00-8.12 - Будил Мишку.
8.12-8.20 - Будил Ольгу
8.20-8.35 - Готовил завтрак (мама плохо себя чувствовала).
Одновременно гнал Мишку умываться. Уплотнял время.
8.35-8.40 - Завтракал.
8.40-8.45 - Прогулял Повидлу. Встретили Мухтара. Они играли.
Погода хорошая. Пожалел Повидлу и гулял его еще 5 мин. До 8.50.
8.50-8.55 - Прогонял Мишку в школу. Ольга уже ушла. Иск.учеб. по мат.
8.55-9.02 - Бежал в школу. Опозд. на 2 мин. (Плохо!)
9.02-9.45 - Урок литературы. Схват. 2 (Исправляю!)
Примечание №1. Было пять уроков до 13.45. Тут хронометрировать нечего. Уроки как уроки, и они хочешь не хочешь, а идут по расписанию. А вот большую перемену потерял зря. Вместо тог чтобы отдохнуть - все 15 мин. стоял как истукан перед завучем за то, что на ур. дал по ш. Ап. (Плохо! Надо учесть, хотя по шее я ему дал прав.!
13.45 - Последний звонок. Остался в классе, чтобы все записать. Довольно муторное дело этот хронометраж, но раз уж взялся - надо кончить. Только кончил записывать - в класс вошла очень сердитая Маш. Бас. и сказала мне, что я... Ну, да это к делу не относится - я ведь не дневник веду. Расскажу потом. Здесь только запишу, что разговаривали мы с ней до 14.00 и не знаю, потерянное это время или нет? С одной стороны, вроде бы и потерянное, а с другой...
14.00-14.10 - Шел домой и думал о... и о том, как мне все-таки уплотнить время.
14.10-14.20 - Встретил у ворот Фуфлу и Хлястика.- Давай поговорим, - они мне сказали.
- Нечего мне с вами разговаривать, - сказал я, - у меня дела. - И посмотрел на часы.
- Часики завел, - сказал Хлястик.
- А ну покаж! - сказал Фуфло.
- Шиш тебе! - сказал я, и тут мы крепко поговорили о том, что если я буду вообр. и лезть не в св. дел., то схлоп. как след. А я ск., что чих. на них и если они будут прист. ко всем, то все реб. им покаж. Они смеялись. Я сказал, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. Они хот. отн. часы, но я не дал и ушел домой. А дома все это записал, посмотрел на часы - ничего поговорили!
14.20 - Взял деньги у мамы, авоську, кусок булки с колбасой и книжку, которую дал мне дядя Саша. Чтобы не встретиться опять с этими и не терять время зря, пошел через другой двор и в овощной магазин пришел в...
14.30 - Встал в очередь за картошкой и решил уплотнить время - открыл книжку. "Репортаж с петлей на шее!. Я вначале подумал, что опять про шпионов, но оказалось совсем другое... Совсем другое. Меня толкали, куда-то отодвигали, а я читал. Кто-то смеялся, кто-то чего-то спрашивал, а я читал. Потом здоровенный дядька двинул меня под ребро и заорал в самое ухо:
- Чего под ногами путаешься! Читатель!
- Извините, - сказал я и отошел к окну. Потом вдруг посмотрел на часы: мама-мамочка!..
15.00 - Купил картошку и помчался в "Молоко". Книжку убрал подальше, чтобы не отвлекала.
16.00 - Это я только что домой пришел с молоком и картошкой. Полтора часа ходил! Ну, ладно в овощном зачитался: значит, какая-то польза все-таки есть, тем более что книжка-то... Эх, вот это книжка! Спасибо, дядя Саша! А вот в "Молоке" что я почти час делал? А вот что. Купил молоко, посмотрел на часы, достал блокнот и пристроился на подоконнике, чтобы записать время. Подходит продавщица - худющая, как кочерга, и злая.
- Чего это ты тут пишешь? - спрашивает она.
- Да так, - говорю, - ничего. - И закрываю блокнотик.
- Ничего и дома много, - говорит она и тянет руку за блокнотиком. - А ну, покажь!
Совсем как Фуфло.
Я говорю, что это, мол, мое дело, что я пишу. Может быть, стихи.
- Я тебе покажу стихи, - говорит эта кочерга, - ишь писатель! Какие ты у нас непорядки выискал? Мал еще у нас непорядки выискивать!
- Да ничего я у вас не выискивал, - говорю я. Прячу блокнот в карман и хочу идти, но она не пускает, а тут еще кассирша свой голос подала и покупатели зашумели - кто за меня, кто против меня. Кто кричит на кочергу, чтобы она становилась за прилавок и работала, а кто кричит, что надо разобраться: может, я в карман плавленый сырок сунул. Пропади он пропадом, этот хронометраж! Хорошо, какой-то старичок вмешался и меня вызволил.
- Я, - говорит, - его знаю. Он мальчик вполне приличный и действительно стихи пишет. Очень хорошие.
Тут все заулыбались и начали меня хвалить, и даже кассирша стала меня просить, чтобы я почитал стихи вслух. Час от часу не легче. Стою красный как рак и рта открыть не могу.
- Он застенчивый, - говорит старичок, а сам подталкивает меня к двери, - настоящие поэты все застенчивые.
- А может, он частушки на нас сочиняет, - не унимается продавщица.
Но тут уж все зашумели, чтобы она оставила мальчика в покое, и я под шумок даю драла. Уношу ноги. Потом оборачиваюсь посмотреть, не бежит ли кто за мной, и вижу, что старичок стоит у магазина и в руках у него огромная сумка и палочка. Мне становится совестно, что я ему даже спасибо не сказал, и я возвращаюсь. В результате я забираю у него сумку и провожаю его до дому. Живет он аж у рынка - чего он в наш магазин забрался? Всю дорогу старичок читает мне наизусть разные стихи. Вроде ничего стихи - хорошие, хотя я не очень-то в них разбираюсь. Но одни мне даже запомнились. Как это: "Гвозди бы делать из этих людей - крепче бы не было в мире гвоздей!" Это ничего, это мне нравится. Это вот про таких, как Юлиус Фучик, и про Алексея Мересьева, и про космонавтов.
Старичок живет на пятом этаже здоровенного серого дома, и лифт не работает, и мы ползем с ним потихоньку наверх. Он на каждой площадке отдыхает, а у самой двери приглашает меня в гости и говорит, что у него отличная внучка, моя ровесница, и тоже очень любит стихи. Он, кажется, и сам поверил, что я пишу стихи, но, в общем, ничего старичок - добрый. Он опять приглашает меня в гости, но я вежливо отказываюсь и говорю, что зайду в другой раз, когда буду посвободней. Прощаюсь и бегу домой, вернее, еду трамваем: времечко-то уже - охо-хо!
Примечание №2. Дяде Саше все это можно не читать. Это я просто так записал. Для себя.
16.00-16.10 - Выгонял Мишку гулять с Повидлой. Наказал ему строго, чтобы больше 3- мин. не гулял - обедать надо.
16.10-16.20 - Уговаривал Ольгу подмести пол, но она заныла, что у нее много уроков и если она не отдохнет, то не сможет их приготовить. Подмел сам.
16.20-16.50 - Помогал маме готовить обед. Чистил картошку и пр. Оля смилостивилась - накрыла на стол. В кухне мама вдруг села на табуретку... - сердце! Я было побежал за каплями, но она сказала, что не надо, а потом сказала таким жалобным голосом (мне всегда завыть хочется, когда она говорит таким голосом):
- Сенечка, а папа так ведь и не приходил с вечера. Я уже не хотела тебя беспокоить, думала6 вот-вот придет, а сейчас невмоготу. Сбегай узнай, что он там...
Вот, черт, я с этим хронометражем и не заметил, что бати утром не было. Правда, он и раньше часто уходил, когда мы еще спали, но тут-то с ночи его нет...
16.50-17.00 - У отца через три дома от нас, где жилконтора, есть отдельный кабинет, как он говорит. А какой уж там кабинет - так, комнатушка: стол, два стула, шкаф, да еще железный ящик - сейф. Там он держит документы всяких нарушителей. В этом кабинете его не было, и в жилконторе сказали, что сегодня он еще не приходил.
17.00-17.15 - Помчался в райотдел милиции. Ну, слава богу! Батя был там - в дежурке. Собирался уходить. Мы вышли вместе. Он положил мне руку на плечо и спросил:
- Чего примчался? Случилось чего?
Я почему-то разозлился.
- "Случилось, случилось!" - передразнил я его. - Он ночами пропадает, а потом еще спрашивает, не случилось ли чего!
Я размахивал руками - я всегда размахиваю руками, когда злюсь, батя держал меня за плечо, и так мы шли и выясняли, какие там у нас дела. Он сокрушенно качал головой и все твердил, что работа у него такая.
- Предупредить-то мог! - кричал я. - У него работа, а мы ночи не спи! Да? У него работа, а у мамы - сердце! Мог бы...
- Мог бы, - виновато соглашался он, - да закрутился, Сеня.
На углу он остановился, снял руку с моего плеча и сказал, глядя в сторону:
- Понимаешь, Сень, я и сейчас домой еще не могу, - он развел руками. - Маме скажи, чтобы не волновалась. Приду к ужину.
Я только рукой махнул - что с ним будешь делать.
17.15-18.00 - Пока шел домой... Нет, не буду сейчас ничего писать. Потом расскажу. В общем, сорок пять минуток пшикнули, сгорели голубым огнем, совершенно не производительно. Дела!
18.00-18.25 - Пришел домой и успокоил маму насчет отца, а она все равно беспокоится - Мишки, паразита, нет. Понесся искать. Двадцать минут искал этого тунеядца. Нашел у самой Невы. Идет как ни в чем ни бывало, посвистывает, а Повидло какую-то корягу тащит и хвостом виляет. Тоже тунеядец порядочный.
- Где был? - спрашиваю Мишку.
- А мы на Петропавловку прошвырнулись.
Ну, я не выдержал: дал Мишке подзат., а Повидле хорошего пинка... Так они еще обиделись!
18.25-19.00 - Обедали. А после обеда я все-таки заставил этого тунеядца Мишку посуду вымыть. И даже не слушал, что он там ноет, а взял и ткнул его носом в раковину. Правда, получил замечание от Ангелины Павловны.
- Ф-фи, Сеня, - сказала она басом, - от тебя я этого не ожидала. Такой воспитанный мальчик и... физические методы. Фи!
- А. катитесь вы! - сказал я. Уж не знаю, как это у меня вырвалось, но вырвалось, факт.
19.00-19.10 - Десять минут извинялся перед Ангелиной! Наконец простила. Даже по голове погладила.
19.10-20.10 - Делал уроки. Первая четверть только началась и уроков не так уж много, но все же час ухлопал. Бати еще нет.
20.10-20.20 - Засадил Мишку за уроки. Десять минут засаживал. Чуть было опять не применил физический метод, да маму пожалел. Она ужасно это переживает.
- Иди, Сеня, погуляй, отдохни, - сказала мама, а потом, словно извиняясь, добавила: - Если сможешь, в аптеку забеги. Наверно, лекарство готово... А то Мишутка потом сбегает...
- Нет уж, никуда Мишутка не сбегает. Набегался, - сказал я и взял рецепт.
В аптеке я потерял минут десять. Занес лекарство домой, а потом до 22.00 гулял. Ну, это время личное, имею я на него право или нет? А что я в это время делал - расскажу в другой раз. Между прочим, всего-то полтора часика и погулял, но рассказать есть о чем.
22.00 - Пришел домой. А дальше все неинтересно. Пришел батя. Ужинали. Батя сидел мрачный, значит, спрашивать у него не надо. Сам расскажет, если захочет - такой у нас порядок. Но он ничего не рассказал, а только, когда уже из-за стола вставали, спросил меня:
- Слушай-ка, ты Балашова-мальчишку знаешь?
- Веньку, что ли? Жука? Из 27-го?
- Да.
- Знаю. А что?
- Ничего... так. Завтра поговорим. Ну, я пошел.
- Опять, Вася? - спросила мама.
- Что сделаешь, Люда.
И уже в дверях опять спросил меня:
- Ну, как твой хронометраж?
Я только рукой махнул.
Вот и весь хронометраж!
