Поворот стр.4
Повесть
Вадим Фролов
Рис. И.Харкевича
4
"НЕИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ЛИЧНОСТЬ"
Я решительно пошел к Басовой. И решительно позвонил. Дверь мне открыла бабушка, и я вошел.
- Здравствуйте, - сказал я решительно. - Маша дома?
- О-о-о, - запела бабушка. - Наш юный рыцарь! Здравствуйте, здравствуйте, проходите, проходите, очень рады, очень рады, а Машенька еще не приходила из школы.
"Вот лопух", - подумал я про себя, и моя решительность куда-то испарилась.
В переднюю выглянул Машин отец.
- А-а-а, - сказал он. - Семен. Здравствуйте, Семен. Очень приятно, - и он протянул мне руку.
Я сказал, что и мне очень приятно.
- Ну, раз приятно, - сказал папа, - проходите. Маша скоро придет, а мы пока побеседуем.
- Да нет, спасибо, я в другой раз, - забормотал я.
- Нет, нет, мы вас не отпустим, - захлопотала бабушка, - такой редкий гость... Сейчас я угощу вас тортом и яблоками, а там и Машенька подойдет.
Я даже не заметил, как в одной руке у меня оказался кусок торта, а в другой огромное яблоко. Деться было некуда, и я давился то тортом, то яблоком, думая, как бы съесть все это поскорее, пока не пришла Машка. И, конечно, она пришла, когда я запихнул в рот последний кусок торта. А яблоко еще не успел доесть. Я, кажется, возненавижу скоро эти яблоки!
- А-а, Сенечка, привет, - сказала она очень ласково и как ни в чем не бывало.
- М-м-мбубет, - сказал я.
- Что с тобой? - испугалась она. - Зубы? Насморк?
Ох, провались ты, заноза, через все три этажа.
Я замотал головой.
- Ах, яблоко! - догадалась она. - Ну, какие же вы молодцы! - Она посмотрела на своих родителей. - Как вы догадались, что он оч-чень любит яблоки?
Я наконец проглотил это чертово яблоко. Зол я был до того, что коленки дрожали, но вместе с тем мне почему-то было и смешно. "Ну, ладно, - подумал я, - главное, не растеряться".
- Очень вкусное яблоко, - сказал я, - И торт очень вкусный. Спасибо. Хорошо, что ты пришла, Маша. Я, вообще-то, не к тебе зашел, а к Григорию Александровичу, но раз уж ты пришла - я тебе напомню - в 19.00 в кафе "Гном". - Я мельком глянул на нее: по-моему, у нее из глаз летели искры!
Я повернулся к ее папе.
- Григорий Александрович, - сказал я, - вы не можете уделить мне несколько минут?
- К-к-конечно, п-п-пожалуйста, - сказал Машин папа, - п-прошу, - и он показал на дверь своего кабинета.
Я, не оглядываясь, прошел в кабинет. Проходя, я услышал, как засмеялась бабушка и зашипело, как на сковородке. Это шипела М.Басова.
- Садитесь, - сказал Машин папа. - Чем могу служить?
А я и не знал чем.
- Да вы не стесняйтесь, Семен, - дружелюбно сказал Машин папа. - Выкладывайте.
И тут я придумал. Он ведь человек очень образованный, и почему бы мне не спросить его кое о чем.
- Вы все знаете, Григорий Александрович, - сказал я, - а я не очень. Я хочу вас спросить о... про некоторые слова.
- Сократ говорил, - сказал Григорий Александрович, - что я знаю твердо только то, что я ничего не знаю. Но если вы думаете, что я могу вам помочь...
- Думаю, думаю, - быстро сказал я и спросил, что такое эмоции.
Он опустил очки на нос и внимательно посмотрел на меня.
- Гм-м, - сказал он, - любопытно...
И начал потихоньку объяснять. А потом сам ужасно увлекся. Бегал по комнате, размахивал руками. В общем, прочитал мне целую лекцию. Эмоции - это, оказывается, разные чувства. Только не запах там, вкус или цвет, а, например, горе, радость, злость, веселье, зависть и... любовь, например. А я-то думал, что "эмоции" - это из радиотехники что-нибудь.
И еще он сказал, что эти самые эмоции бывают положительные и отрицательные. К положительным надо стремиться, потому что они увеличивают срок жизни, а отрицательные, наоборот, укорачивают, и поэтому от них надо бегать, как черт от ладана. Злость, обида, страх и другое в этом роде - это отрицательные. Поэтому, если не будешь злиться, обижаться, бояться и так далее - проживешь сто лет или даже больше. Здорово интересно, но попробуй-ка! И потом, если человек не злится, не обижается, не ненавидит кого-нибудь или что-нибудь - то он, по-моему, просто жизнерадостный рахитик и толку от него никакого.
Я сказал об этом Машиному папе. Он засмеялся и сказал, что чувствами, то есть эмоциями, надо уметь управлять, ре-гу-ли-ро-вать их. Я сказал, ну а если, например, мне в ухо дали? Что же, надо улыбаться и сказать спасибо и второе ухо подставить? Он опять засмеялся и сказал, что все это зависит от кон-крет-ной си-ту-айии.
- Извините, пожалуйста, что я употребляю такие выражения, но в данном случае это означает: когда? где? зачем? почему?
- Понятно, - сказал я, хотя не очень понял, какая, например, разница, где тебе дали по уху - в подворотне или на лестнице?
Он сказал:
- Я рад, что вы поняли, но, может быть, у вас есть еще вопросы?
"Эх, была не была", - подумал я и спросил, кто такой Караваев или Каратаев.
- Этот вопрос прямо соприкасается с тем, что вы спросили насчет правого и левого уха, - воскликнул Машин папа. - А что, собственно, вам нужно знать про Каратаева?
- Да кто он был такой? - сказал я.
- Он был солдат, - сказал Машин папа, - но не совсем обычный солдат.
- Герой, - спросил я.
- Н-не совсем, - сказал он. - С одной точки зрения... - он покрутил в воздухе рукой, - ....а с другой точки зрения... Вы читали гениальный роман Льва Николаевича Толстого "Война и мир"?
- Кино видел, - сказал я, - а читать не читал.
- Н-ну, кино... это не совсем... гм-мм... Видите ли, все это очень сложно, но в двух словах можно сказать так...
И тут он прочел мне лекцию про Каратаева.
Я понял только одно, что этот солдат из романа "Война и мир" и в самом деле был какой-то чудак. Он как раз и считал, что если тебе дали по одному уху - надо сразу сказать спасибо и подставить второе. Тогда того, кто тебе дал по уху, заест совесть, как это он такому доброму человеку съездил по уху, и он больше никогда никого не будет трогать.И если все будут так поступать, то на земле будет мир и справедливость.
- Дудки, - сказал я , - не согласен! Как же! Заела бы фашистов совесть, если бы мы им не дали как следует?!
Машин папа засмеялся и сказал:
- Вы поняли все совершенно правильно, хотя все это значительно сложнее. Еще вопросы?
Я разошелся и спросил, что такое "неинтеллектуальная личность" и про Троянскую войну.
"Неинтеллектуальная личность" это, оказывается, совсем просто. "Интеллект" - это, оказывается, ум и способности человека. И если человек "неинтеллектуальная личность" - значит, у него ни ума, ни способностей нет. короче - балбес он и дурак.
Вот так. Значит, уважаемая М.Басова считает меня дураком. И трусом - потому что, если я подставляю, как она считает, правое ухо после левого = значит, конечно, трус.
- Спасибо, - сказал я. - Я все понял.
- Рад был помочь, - сказал Басов-папа. - Когда что-нибудь будет нужно - приходите. Да, а как же насчет Троянской войны? - спохватился он.
- В другой раз, - сказал я. - Вы только скажите, при чем там в этой войне яблоки?
- Ах, это, - сказал он. - Ну, это легенда, сказание, миф. По преданию, три греческие богини заспорили о том, кто из них прекрасней, и попросили рассудить их одного древне греческого героя - Париса. Ему дали золотое яблоко, которое он должен был вручить прекраснейшей. Он вручил его богине Афродите. В награду за это она помогла ему похитить жену одного царя - Елену. Из-за этого похищения и началась Троянская война. А яблоко это стали называть яблоком раздора. Очень красивое сказание. Не так ли?
- Очень, - сказал я. - Спасибо!
Попрощался и вышел из кабинета.
В другой комнате все еще были М.Басова и ее бабушка.
- До свиданья, - сказал я, проходя мимо них.
- Куда же вы, Сенечка? - спросила бабушка.
- Домой, - сказал я. - Войны не будет. - И я вышел в переднюю.
- Какой войны? - крикнула мне вдогонку Маша.
- Троянской, - сказал я и вышел на лестницу.
Я спустился во двор.
В подворотне торчал Хлястик, Фуфлин дружок. Жутко противный тип. Пристает ко всем на Моховой.
- Все к Машеньке ходишь? - спросил он, ехидно ухмыляясь.
- Все к Машеньке хожу, - сказал я и съездил его по уху.
- Ты что?! - заорал он.
- Кон-крет-ная си-ту-ация! - сказал я и съездил его по другому уху.
- Ты чего?! - заверещал он.
- Отрицательная эм-моция, - сказал я, влепил ему по третьему и пошел домой.
Дома никого не было. На столе лежала записка: "Сенечка! Оля ушла у подружке. Миша гуляет с собакой. А я пошла на вокзал встречать, вот радость-то, Полю! Получили телеграмму, что приезжает. Папа опять будет поздно. Ты покушай. Гречневая каша у меня на кровати под подушкой, завернута в газету. Мама".
Чудная она, мама: все думает, что я маленький. Но то, что тетка Поля приезжает, - здорово! С ней не соскучишься! Она толстая, веселая, шумная и очень деловая. Редко она к нам приезжает, но это всегда целое событие. Опять мы с ней будем носиться по городу как угорелые. Завтра ведь она меня наверняка потащит по городу. Зайду-ка я к дяде Саше.
РОХЛИКИ ДЕЙСТВУЮТ
Он сидел за столом, чинил транзисторный приемник и тихонько напевал чего-то себе под нос.
- Дядя Саша, - быстро заговорил я, - у меня к вам две просьбы. Во-первых, тетка Поля приезжает и мне ее завтра по Ленинграду таскать. У вас есть какие-нибудь книжки про Ленинград?
- Похвально, - сказал он, - хотя и поздновато. - Он подошел к одной из полок и снял оттуда несколько альбомов и около десятка разных книг. - Держи.
Ну и ну! Я аж согнулся от тяжести. Как это я все за вечер прочту?
- Так. А вторая просьба? - спросил он.
- У вас есть рубля три? - выпалил я. - Понимаете: дома никого нет...
Он внимательно посмотрел на меня.
- Тебе лично? - спросил он.
Я кивнул.
Он достал три рубля и сунул мне в карман куртки - руки-то у меня были заняты.
- Спасибо, - сказал я. - Я вам потом расскажу.
- Не обязательно, - сказал он. - Впрочем, твое дело.
Я потащил охапку книг к себе и подумал: хорошо, когда тебе доверяет такой человек. Значит, не такой уж ты, Сенька... а?
Я свалил все книги на свой диванчик и начал их рассматривать. Чего только тут не было! Альбомы нынешние и старинные, с рисунками-гравюрами и с фотографиями. Путеводители разные, некоторые даже до революции были написаны.
Голова у меня пошла кругом, и я понял, что мне это все не то что за два часа, а и за всю жизнь не изучить. Выбрал одну не очень толстую книжку "Путеводитель для туристов" и отложил ее, а остальные засунул под подушку. Посмотрел на будильник: было уже половина седьмого.
Конечно, не очень красиво будет, если я уйду и придет мама с теткой Полей. Но я ничего с собой поделать не мог. Я написал записку маме, что приду в 20.00 или в 20.30 и чтобы она не беспокоилась и поцеловала за меня тетку Полю, а у меня - дела.
Я надел чистую рубашку, куртку с молнией и пошел в кафе "Гном", на Литейный. Интересно, придут попугайчики-неразлучники или нет? Правда, о них я меньше всего думал.
К этому "Гному" я успел без пяти семь. Но не пошел сразу туда, а остановился на другой стороне Литейного и стал смотреть. Попугайчиков не было. Зато появилась М.Басова и приволокла с собой Герасима. Зачем? Посмеяться надо мной, что ли? Я взял и ушел, но, уходя, не выдержал и оглянулся. Машка озиралась по сторонам, а Герка ей что-то доказывал.
Ну и доказывай. Подумаешь, "ин-те-ллекту-альная личность". А у нее пусть хоть совсем голова отвинтится и покатится по Литейному. Я даже не обернусь. Хоть бы Татьяну встретить, что ли?
Конечно, не встретил ее, а встретил у самых ворот батю.
- Опять дежурить? - спросил я.
- Не знаю, Сень, может, и придется, - сказал он виновато. - Полина Михайловна приехала, знаешь?
- Знаю. Батя, а ты какие-нибудь стихи помнишь?
- Чего, чего? - удивился он.
Стихи, говорю, знаешь?
Он взял меня за плечо, посмотрел в глаза и спросил:
- Ты чего, Сень?
- Да ничего, - сказал я, - ты меня за плечо не держи.
Он удивился еще больше, но руку с моего плеча снял.
- Знал когда-то немножко, - неуверенно сказал он, - вот это: "Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье..." И вот это еще: "Ты жива еще, моя старушка..."
- Ладно, - сказал я, - ты приходи пораньше.
- Постараюсь, Сень, - сказал он. - А насчет стихов... не до них мне, Сеня. - Махнул рукой и пошел.
А дома было весело. За столом сидели мама, тетка Поля, Мишка и Ольга. Около стола сидел Повидло - облизывался и подлизывался. На столе - куча всякой вкусной тети-Полиной стряпни и чай. Все сидят довольные, смеются и перекрикивают друг друга.
Ну, конечно, тетка Поля накинулась на меня, как ястреб. Я чуть не задохнулся от ее поцелуев и совсем уж одурел от разных вопросов. Отвечать на них мне, правда, почти не пришлось - только я рот открою, чтобы ответить, она уже новый вопрос задает. Ну, это, пожалуй, и лучше. Я немножко развеселился и спросил:
- А как дядя Петя?
Тетка Поля пригорюнилась чуть-чуть.
- А что дядя Петя? - сказала она. - Чего ему сдеется? - сказала она. - Чего ему сдеется? Шкандыбает. - Она вдруг рассердилась. - Настырный такой, неугомон, все-то ему надо, до всего-то дело. То в колхоз шкандыбает, порядки наводить - без него не наведут, как же! То в газету пером скрипит. То, гли-ко, чего надумал - морскому делу ребятишек учить, а у нас моря-то и в глаза не видывали. И хОдить, и брОдить. Ни днем, ни ночью от него, окаянного, покоя нет...
Сердилась тетка Поля, а глаза хитрые, веселые. И ничего она не сердится, а наоборот - рада, что ее безногий дядя Петя и туда и сюда "шкандыбает".
- Семен, Семен, ты чего пирожки не берешь? У нас в Рязани пироги с глазами - их едять, а они глядять!
Мишку и Ольгу погнали спать. Я пошел к дяде Саше отдать ту трешку. Зачем она мне, раз "Гном" не состоялся? Но дяди Саши не было. Тогда я взял Повидлу и повел его погулять. Он еле полз - от теткиных пирогов отяжелел.
На Моховой я увидел такую замечательную картинку. На той стороне стояли Гриня Гринберг и Петька Зворыкин, хватались за животы от смеха и тыкали пальцем куда-то в подворотню.
- Вы чего? - крикнул я.
- Мы, ах-ха-ха, смеемся, ха-ха-ха! - просипел сквозь смех Петька Зворыкин.
- Это я вижу, - сказал я, подходя к ним. - А чего вы смеетесь?
Они опять ткнули пальцами в подворотню и прямо-таки закорчились от смеха. Я посмотрел туда. Там стоял Фуфло, и вид у него был обалделый.
- Чего ржете? - заорал он.
- Ха-ха-ха! Ух-ха-ха! Ой-ой-ой! Ха-ха-ха! - закатились рохлики.
- Надо мной, что ли? - грозно прокричал Фуфло.
- А то над кем же! - закричали они, заикаясь от хохота.
- А по мордам? - проорал с той стороны Фуфло.
Гринька и Петька обхватили друг друга и уже только покачивались - совсем, бедняги, обессилели.
- Вы чего, чокнулись? - спросил я.
- А ты что, забыл? - сквозь зубы и без всякого смеха спросил Гриня. - Мы испытываем Танькин метод. - И они опять принялись ржать.
Я даже рот разинул от удивления. Ну и чудаки! Как дети, второклашки какие-нибудь. Но, между прочим, кажется, на Фуфлу это действовало. Он топтался на той стороне, топтался, а потом решительно пошел к ним. Остановился на газоне и повторил, правда, не очень уверенно:
- А по мордам?
Рохлики слегка отступили, но смеяться не перестали.
- Ты отойди, - сказал Фуфло мне, - тебя я не трону, а этим рахитикам сч-час к-э-эк...
Я разозлился. Скажи пожалуйста - он меня не тронет. Ладно, подумал я, и тоже начал смеяться.
Фуфло совсем ополоумел. Огляделся по сторонам, ухватил с газона кусок какой-то трубы и с этой трубой пошел на Гриню и Петьку. Те сразу притихли и попятились. Ага, решил я, вот удобный случай испытать мой способ.
Повидло завилял хвостом и посмотрел на меня.
- Возьми! - крикнул я и отпустил поводок.
Повидло кинулся к Фуфле. Фуфло остановился, с опаской посмотрел на Повидлу и бросил трубу. Рохлики опять заржали. С визгом, всхлипами и воплями. И Повидло вдруг зарычал - честное слово, первый раз в жизни я услышал, как он рычит, - и кинулся на Гриньку и Петьку. Те заорали дурными голосами и влепились в стену. И тогда заржал Фуфло.
- Ату их! Куси их! Так их! - орал он, приплясывая, а Повидло как бешеный прыгал перед ребятами и ужасно громко лаял.
- Уйми своего балбеса! - закричал Гринька, лягаясь.
- Куси их! - орал Фуфло.
- Держи свою псину! - вопил Петька, дрыгая ногами.
- Ко мне, Повидло! - кричал я.
Наконец я ухватил этого подлого пса за ошейник и дал ему хорошего пинка. Он сразу присмирел, но обиделся. Злой, как черт, я пошел на Фуфлу.
- А ну, катись отсюда! - сказал я.
Он хотел что-то вякнуть, но у меня, наверно, был такой вид, что он только сказал:
- Я что, я ничего, это вот они...
Потом хихикнул пару раз, помахал Грине и Петьке рукой и пошел на ту сторону.
- Трепачи! - сказал я Гриньке и Петьке. - Рохлики!
Они вначале вроде немного сконфузились, а потом накинулись на меня. Они орали, что я заступаюсь за Фуфлу, что я отрываюсь от коллектива, что они начали действовать, а я их не поддержал и что я вообще чуть ли не предатель.
- Еще и кабысдоха своего на нас натравил! - кричал Петька.
- Недоразвитый пес какой-то, - поддержал его Гриня, - весь в хозяина.
- А вы - герои, - сказал я. - А если бы он вас трубой?
- Кто? Он?! Да мы бы ему! - кричал Петька.
- Не посмел бы! - вторил ему Гриня
- Еще как посмел бы, - сказал я. - Ладно, время позднее. Завтра обсудим.
- Нечего нам с тобой обсуждать, - сказал Петька. - У тебя у самого дела... с милицией.
- Ага, - сказал я и пошел домой. Отошел на несколько шагов и оглянулся, а они стоят и машут друг на друга руками. Обсуждают. Ну и пусть машут. Пусть обсуждают. Рохлики!
